Формула имяславия проста: “Имя Божие есть Сам Бог”. … но практика ее постижения сложна невероятно, потому что … “но Бог не есть ни имя Его, ни Самое Имя Его” И понять это гораздо проще, чем осуществить. Чтобы имя стало дверью к Богу, надо очистить это Имя от личностных, привнесенных в него собственных индивидуальных примесей. И в этом сложнейшая трудность молитвенной практики. Хотя если вдуматься: а есть ли смысл молиться по иному? Имяславие восходит к платонизму. Оно разделяет сущее, сущность и явленное, явление, энергию. Разделяет, но не отделяет их друг от друга. Именно по явлению, проявлению можно проникнуть в сущее, к сущности. Так считают имяславцы. Два глобальных вопроса составляют основу сомнения в таком утверждении: а действительно ли возможно это?... и как такое возможно?…
Однажды перед Архимедом встала невероятно сложная задача. Ему надо было определить сделана ли корона царя Гиерона из чистого золота, или ювелир подмешал туда значительное количество серебра. Удельное значение золота было известно. Но…. как узнать находится ли оно и внутри короны или она всего лишь покрыта тонким или толстым слоем золота, а внутри в ее глубине таится спрятанное ювелиром серебро? Нет. На поверхность задача была простой: надо определить объем короны и умножить на удельный вес золота. Если реальный и полученный вычислением веса совпадут, то корона из золота, если нет, значит в ней есть серебро. Корона Гиерона была прекрасной сложной формы. Она действительно являла образ царского величия, символ царского достоинства. Она должна была и внутренней сутью соответствовать этому. Но как проникнуть в эту внутреннюю суть, не нарушая и не разрушая целостного образа-символа. Можно ли это сделать по явлению, которое произведет эта корона в реальном мире? Архимед все глубже и глубже погружал эту корону в свою душу, в свой разум, в свое сердце. Мы не знаем сколько он размышлял над ней. Мне не знаем сколько времени прошло от погружения задачи в душу до крика: Эврика. Эта легенда и сейчас, думается мне, лежит на поверхности нашего сознания всего лишь в виде анекдота с переполненной ванной, мокрым кафельным полом и голым Архимедом в мыле, бегущим по улицам Сиракуз и орущим: Эврика. А ведь, чтобы увидеть в выливающейся из переполненной ванны воды точный объем золотой короны, надо этой короной и этой водой заполнить и свой разум, и свое сердце. По явленному Архимед определил сущее. В этой легенде совсем в стороне остаются два ее персонажа, которые тоже важны. Царь Гиерон, тиран Сиракуз, который, не доверяя словам ювелира, захотел узнать метод проникновения во внутреннюю сущность вещи, не разрушая ее образа-формы. И творец образа – ювелир, утверждавший, что он работает только с золотом и нет в его работах иных примесей. Архимед проник внутрь сущего не имея при себе ни короны, ни присутствуя при ее изготовлении. Он проник в сущее вещества, погрузив это вещество в свою душу и сделав ее текучей, как вода, и наполнив ее интересом или любовью. Наполнив до краев, до того самого момента, когда эта вода из его души вырвалась криком: Эврика, от того, что пришло знание, знание о подлинной сущности того, о чем он размышлял. Корона принадлежала царю Гиерону, но ему это в голову не пришло, потому что она, эта корона, а вернее эта подлинная суть не находилась в его сердце.
Умное делание – это одновременное соединение Имени Божьего и в уме, и в сердце. Так мне рассказывал об этой молитве в детстве дед. Любое слово обладает семемой, душой, так ее называл отец Павел Флоренский. Эта семема, душа слова, индивидуальна. Мы наполняем ее своим значением, своим смысловым оттенком. Мы привносим туда собственные примеси серебра, железа, меди. Через края наших душ это все выливаются в крики: Эврика,… в смысле: я вот что узнал, понял, почувствовал. Смотрите люди, золото. И показываем блестящую медь. Подмена подлинной сущности собственными привнесенными примесями и есть кумирство, если эти примеси обожествляются или выдаются за абсолютную истину, или же это есть собственная индивидуальная сущность,… всего лишь акт самопроявления, но не акт познания. Значит ли это, что о сути постигаемого нельзя понять по ощущаемому внутреннему отклику на имя или наименование того, к чему устремлен интерес, а еще глубже, любовь души? Вот здесь и появляется диалектика мышления. “Диалектик — тот, кто опирает свой ум на смысл постигаемой им реальности — на Λόγος τη̃ς οὐσίας, что вместе с тем должно переводить и: “слово реальности”. Самый ум живет, лишь опираясь на объективный, вне его сущий разум реальности, а без этой опоры мертвеет и перестает быть умом. Но что значит “представить это основание, этот смысл, это слово реальности, себе и другим?” — Назвать его, т. е. дать ему имя и возвестить названное, — мысль особенно убедительная по-гречески, где Λόγος значит и содержание мысли, и выражение мысли одновременно. “А давать имя-то есть, как видно, дело законодателя, состоящего под надзором диалектика, если имена должны быть даваемы хорошо”, — еще определяет задачу диалектика Сократ.<<31>> “ (П.Флоренский “Мысль и язык”) Непрестанное повторение Имени Божьего – это диалектическая попытка ума энергетически, синэнергетически, резонансно встать, опереться на реальность сущего, существующего, выкинув из своего ума индивидуальные, личные напластования на это Имя. Это очень аскетический молитвенный подвиг, это очень строгий подход к себе. Без строгого внутреннего аскетизма подобная практика невозможна. Как невозможно вообще никакое познание без глубокой сосредоточенной концентрации на объекте познания, без вопрошающего текучего диалектического повторения, без одновременного живого соединения мысли и чувства, ума и сердца, души и разума. Без этого не рождается крик: Эврика, без этого не открывается дверь к Богу.
О познании запредельного Сущего лучше всего рассказывает поэзия… 10. Уроки Абатиссы
Мне Аббатисса задала урок – Ей карту Рая сделать поточнее. Я ей сказала – я не Сведенборг. Она мне: будь смиренней и смирнее. Всю ночь напрасно мучилась и сникла, Пока не прилетел мой Ангел-Волк, Он взял карандаши, бумагу, циркуль И вспомнил на бумаге все, что мог. Но Аббатисса мне сказала: «Спрячь. Или сожги. Ведь я тебя просила , Тебе бы только ангела запрячь, А где ж твои и зрение и сила?»
Мне Аббатисса задала урок – Чтоб я неделю не пила, не ела, Чтоб на себя я изнутри смотрела Как на распятую – на раны рук и ног. Неделю так я истово трудилась – А было лето, ухала гроза, - Как на ступнях вдруг язвами открылись И на ладонях синие глаза. Я к Аббатиссе кинулась – смотрите! Стигматы! В голубой крови! Она в ответ: Ступай назад в обитель, И нет в тебе ни боли, ни любви.
Мне Аббатисса задала урок – Чтоб я умом в Ерусалим летела На вечерю прощанья и любви – И я помчалась, бросив на пол тело.
«Что видела ты?» –«Видела я вечер. Все с рынка шли. В дому горели свечи. Мужей двенадцать, кубок и ножи, Вино на стол пролитое. В нем – муху. Она болтала лапками, но жизнь В ней, пьяной, меркла…» -«Ну а Спасителя?» «Его я не видала. Нет, врать не буду. Стоило Глаза поднять – их будто солнцем выжигало, Шар золотой калил. Как ни старалась – Его не видела, почти слепой осталась». Она мне улыбнулась – «Глазкам больно?» И в первый раз осталась мной довольна. Елена Шварц.
_________________ Всем! Всем! Всем! Здравствуйте!
|