Из личного дневника моей родственницы. В ту пору студентки первокурсницы Казанского университета. Я удалила только записи имеющие личный характер. Кое-что оставила, для ощущения атмосферы времени. Может кому покажется интересным взгляд "изнутри" событий, взгляд не умудрённой жизненным опытом молодой девушки.
Публикуется впервые.
Цитата:
"30 октября 1937 г. Два дня город был погружен в туман. Я бродила по знакомым улицам, и мне казалось, что все кругом чудная, невыдуманная еще человеком сказка. Нельзя было различить крыши домов, зданий на другой стороне. <….> Из непроницаемой пелены тумана появлялись люди и тотчас исчезали. <….>
10 ноября 1937 г. По ун-ту бродит чья-то крылатая фраза: «здесь дух нехороший». Вот именно только это и можно сказать о Казанском университете. Годы вредительского руководства Камая Векслана и др. сказались на всей работе этого уч. заведения. Только еще выправляются ошибки, разоблачаются все новые вопиющие факты, сменяются преподаватели и руководители кафедр: нет достаточного количества комнат для студентов в общежитиях, без фундамента возводится химкорпус <….>.
В ун-те царит атмосфера недоверия, какой-то распущенности, соц. соревнование превращено в скучное и нудное заключение договоров без проверки и контроля. В большинстве студентов нет огня и задора, необходимой целеустремленности в учебной и общественной работе.
Временно исполняющий обязанности директора С.<Ситников>, на мой взгляд, перегибает палку в своем стремлении искоренить врагов народа в ун-те. Сейчас идет организованное наступление на проф. Ливанова. В связи с допущенной им на лекции грубой ошибкой – о передаче преступности по наследству. Силами крайне ограниченных его ассистентов дело раздуто в громкую историю, фактически Ливанова представляют как врага народа. Я не могу судить о его руководстве кафедрой, но во всяком случае ясно то, что факты о лекционном материале курса общей биологии подтасованы. Я выступила по этому поводу с фактической справкой на производственном совещании, но мои слова помдиректор Д. и сам С.<Ситников> сумели чудесным образом исказить, и выставить меня саму, как политически неграмотного, не разбирающегося в сущности вопроса студента. Слова для справки мне не дали. Так я и осталась с позорными этикетками, наклеенными слишком сейчас авторитетными людьми, чтобы протестовать. Таково начало моей «научной карьеры» в университете.
Может быть Ливанов сильно виноват, но и вина парторганизации биофака в том, что они не доказывают это конкретными фактами, а навязывают свое мнение, просто затыкая рот тем, кто идет против (мне). Таким образом, компания эта лишается своего главного воспитательного значения. Горше всего то, что именно я заметила ошибку тотчас, а меня трактовали как идиотку. Ведь я давала только фактическую справку о содержании других лекций, т.к. не могла высказываться о политическом положении работы на кафедре, будучи в ун-те всего два месяца, а меня обвинили в том, что я вообще не разбираюсь в политической сущности вопроса.
Некоторым утешением является то, что монтажом «XX лет Октября» все остались довольны, и я получило не одно рукопожатие, хотя больше всего монтаж обязан своим существованием Маякину, сидевшему с ним дни и ночи. <….> 12 ноября 1937 г. Юбилейный номер факультетской стенгазеты «Биолог» сняли за ряд грамматических и стилистических ошибок. Поэтому меня решили ввести в состав редколлегии с тем, чтобы я отвечала за литературное оформление газеты. Значит, я не буду всецело отвечать за содержание (редактор остается старый), но с моим мнением будут считаться. <….> Ливанова сняли. Вместо него его ассистентка Волкова М.М. Посмотрим, как она будет выглядеть на его месте! Я решила молчать до поры до времени. Не верю, чтобы кафедра биологии оставалась долго в ее руках и Джалилова. Все-таки у меня пропал как-то интерес к ун-ту после этой истории. Слишком много тут было личного и мало подхода для пользы самого дела. Молю бога, чтобы ко второму семестру не убрали и Баранова, а то на всем первом курсе он один остался из профессоров. Терновский и Богородский – не наши профессора. <….> Теперь у меня как раз такой период, когда из одной крайности – безграничного доверия к людям, бросилась в другую крайность – безграничное недоверие к ним. <….> Я не нахожу в своем сердце больше сил очутиться опять перед осколками своих идеалов, как это со мной не раз случалось. <….>
18 ноября 1937 г. <….> Митинги в стенах КГУ происходят часто и с большим подъемом (по случаю увеличения стипендии и увеличения ставок, по случаю выборов кандидатов Верховного Совета, по случаю приезда Шмидта и т.д.). Отто Юльевич Шмидт правильно заметил в своей речи на площади Свободы, что наша страна идет от праздника к празднику, от победы к победе. Ассистентка Ливанова (Волкова) утверждает, что дикобразы стреляют, как стрелами, своими иголками, благодаря особым мускульным сокращениям. По этому примеру можно судить о качестве ее лекций. <….> 29 ноября 1937 г. В КГУ, вернее, на биофаке и в нашей группе какой-то организационный развал. Вчера до часу ночи было собрание по перевыборам профбюро. «Защитникам» Ливанова недвусмысленно грозили. Ужас в том, что я вовсе не являюсь «защитницей», но имею все основания думать, что считаюсь таковой, и угрозы относятся и ко мне: уж так меня изобразил С. <Ситников>. Ужас в том, что я ни в чем не виновата, а чувствую, как вокруг (пока еще лишь в руководящих органах) растет ко мне какое-то недоверие, подозрительность. Плетется паутина, невидимая и страшная в своей неопределенности. Было бы легче выступить в открытом бою, доказать, что я права, а кое-кто кое в чем виноват. Но меня никуда не вызывают и со мной никто не говорит. От такой неопределенности крайне тяжелое положение. Я рада выходному, т.к. мне целые сутки можно никого из них не видеть и заниматься биологией, где на каждом шагу интереснейшие проблемы.
Крайне странно, что вопросы биологии не ставятся перед нами нашими преподавателями. Огромное большинство студентов убеждено, что биология сводится к зубрежке латыни, не видит в ней ничего спорного и противоречивого. Во всем процессе преподавания видна какая-то сознательная или бессознательная путаница, неорганизованность.
<….> Если бы меня не очернили, я бы была сейчас наверняка боевым редактором боевой стенгазеты. А теперь я рада, что меня мало беспокоят, т.к. знаю, что мне нет доверия, и за мной следят. Маленькую ошибку превратят в преступление и конец! Почему только в Казани люди «бдительны» так же, как по-своему был бдителен Беликов? Уж сколько раз ведь Москва оправдывала людей, заключенных здесь. И не потому ли в Казани не осталось былых научных и артистических сил!?
2 декабря 1937 г. <….> Каждый день собрания или митинги, <….>
11 декабря 1937 г. Страна – это мы, и дело строительства счастливого социалистического общества – наше дело. Вред, нанесенный промышленности, сельскому хозяйству – вред нам, каждому из нас. Угроза для страны – угроза для нас. Счастье страны – наше счастье. Этого не может понять один из лучших представителей западной общественности – Л. Фейхтвангер. <….> Он говорит об излишнем культе Сталина и прав только в том, что слова любви к нему, резолюции наших собраний, речи ораторов стандартны и избиты. Истинная же любовь к нему живет в наших сердцах и ее не выразить словами. Это не только любовь к человеку, олицетворяющему генеральную линию партии, это также любовь к Сталину, именно, как к обаятельной личности, как к человеку, чей авторитет никогда не подвергнется сомнению. Сталин – это правда, воля и сила! Я еще только просматривала книжку Л.Ф <Фейхтвангера>. «Москва 1937г.» и, может быть, на самом деле он ближе к истине, чем это кажется. Что удивительного в том. Что он кое-что не понял в нашей стране, когда у нас есть еще много людей, не осознающих то, что творится кругом. <….>
1938 г.
1 января 1938 г. Я въезжала из 1937 г. в 1938 г. на трамвае № 3. Когда я была у Рабиги, было без 25 минут Новый год. Когда я бежала вдоль Академической стены было без пяти минут 1938 г. Н все же к встрече я была уже у Чернышевых. <….> Ну, конечно, эта домашняя встреча в тысячу раз лучше, чем прошлогодняя, коллективная. <….> Шла обратно через городской сад. В морозной ночи стояла новогодняя тишина. Над крышами – клубы дыма, над головой – звезды, кругом деревья, белые от инея. Страна торжественно вступала из одного года в другой. Старый был хорош. Новый сулит быть еще лучше. 1937 год – год покорения полюса, двадцатый год Октябрьской Революции. 1938 год – первый из третьей пятилетки, год осуществления еще более грандиозных задач. <….>
21 февраля 1938 г. Ливанов читает лекции. Приказ № 8 отменен. Ситникову и др. предписано создать проф. Ливанову условия для работы. Воронов восстановлен агитатором, т.о., кто был преследуем, теперь в почете.
14 марта 1938 г. В свете недавно окончившегося процесса антисоветского «право-троцкистского блока» нынешние события в Австрии приобретают особо угрожающее значение. Как не верится, что нашлись люди, посягающие ради личной славы на счастье всей страны, целого народа, завоевавшего это счастье ценой невиданных жертв, так не верится, что в наше время чужая страна может прислать гонца на самолете в соседнюю страну, и уже готов «переворот», у власти новое фашистское правительство, германские войска без сопротивления проходят австрийскую границу, германские бомбовозы летают над Веной. Если при этом учесть, что во Франции правительства меняются каждую неделю, то разве исключена возможность такого «переворота» там!? Германия подбирается к Чехословакии. <….>
Опасность войны очень велика. И это было бы не так страшно, если бы не было преступной деятельности Ягоды, Тухачевского и др. Они пытались открыть настежь ворота наших границ, но им это не удалось. И пусть ворота приоткрыты, пусть ключи от некоторых тайн в руках врага, им не покорить свободолюбивый и вольный русский народ. Люди, познавшие счастье свободного труда, люди, не знающие совсем неволи и произвола, никогда не станут рабами. " конец цитаты
* * * У меня складывается впечатление, что маховик репрессий во многом крутился отнюдь не равнодушными людьми, а людьми заинтересованными в своей личной выгоде. "Убрать" кого-то и занять его место.. А дальше уже вступали в силу другие закономерности, когда подписывались списки на репрессии незнакомым людям по сфабрикованным "внизу" делам. "Внизу" были и неравнодушные, как автор дневника, выступившая за справедливость, однако их голоса часто терялись среди хора других. Интересный факт, что студентка первокурсница могла выступить в защиту профессора.. В настоящее время студенты и преподаватели находятся в "разных слоях" высших учебных заведений.
Известно, что у того же Н.С.Хрущёва, выступившего на ХХ съезде КПСС с докладом о творившихся при руководстве Сталина репрессиях, у самого руки были по локоть к крови. И Сталин за чрезмерность в таких кровавых делах выразил ему своё порицание и отослал его из Москвы на Украину.
_________________ Право, приятно, Когда развернёшь наугад Древнюю книгу И в сочетаниях слов Душу родную найдёшь. Сегэн Госабуро /Татибана Акэми/
|