Передача очень понравилась. Она помогла мне сформулировать мысль, которую я хотела написать в теме о пятой чакре, где говорила о союзе двух индивидуальностей. Да, прощение друг друга, быть может, даже не поступков, а того, что индивидуальность одного противоречит индивидуальности другого - рождает новое пространство. У меня в уме вертелось слово "территория", не хватало мне этой пространственности. Хочу акцентировать внимание на одном аспекте, я хотела рассказать об одной семье, уже пенсионеров, где женщина всю жизнь прощает, но вот того удивительного "пространства" не рождается, а только всё ухудшается. Эта женщина очень похожа по своему характеру на героиню фильма "Девчата" детдомовку Тосю. Проблема детдомовцев в том, что они не умеют создавать своего личного пространства, ведь всё в детдоме общее. Некоторые дети, чувствуя это, создают свои потайные уголки под матрасами кроватей. Эта женщина не детдомовка, но когда я злюсь на неё, я называю её "колхоз", потому что всё у неё общее, для неё не существует чужой собственности, чужого интимного пространства. Она как Тося может спокойно залезть в чужую тумбочку, взять огромный ломоть хлеба и намазать чужим вареньем. Один психолог сказала мне, что это свойственно людям, которые пережили в детстве серьёзные психологические травмы, те чьи "границы" грубо и вероломно нарушались. Но я не могу у этой женщины добиться таких воспоминаний, она с гордостью говорит: "У меня было счастливое детство и счастливая жизнь, всё плохое я умею забывать, я не злопамятная". В фильме "Девчата" у Тоси в возмущении прорывается: "Мы таким темную делали в детдоме. Накрывали одеялом и давали... ". И хотя Тося произносит это совершенно по-другому поводу, эта детская агрессия и воспоминания у неё на поверхности, а у той женщины настолько всё куда-то далеко зарыто. Но дело в другом, вот это не умение создавать своё внутреннее интимное пространство, не умение его защищать, отстаивать свою "территорию", её ценности, приводит к очень плачевным результатам. Сейчас у её мужа развилась "паранойя", он винит её во всех своих жизненных неудачах, в том, что он не смог чего-то в жизни добиться, построить карьеру, что его поколение отстранили от власти, не дали "порулить" (в 90-х пришли молодые безнесмены). Очень похоже на монолог Андрея Болконского из романа "Война и мир": -- Ты не понимаешь, отчего я это говорю, -- продолжал он. -- Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, -- сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. -- Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, -- и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной -- и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И все, что есть в тебе надежд и сил, все только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество -- вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis très aimable et très caustique,[109] -- продолжал князь Андрей, -- и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины... Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguées [110] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем -- вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что-то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, -- кончил князь Андрей.
Почему-то мне вспомнилась всепрощающая жена художника Ильи Глазунова, её самоубийство я ощущаю, как крик отчаяние такой женщины, которая могла всё простить мужу, но не смогла отстоять "своего"... А как идеал вспоминается образ верховной богини Древней Греции - Геры. Почему-то многим в этом персонаже чудится мстительное и ревнивое. А на самом деле это тип "идеальной жены", которая в союзе с Зевсом родила целое пространство - эллинскую цивилизацию...
|