Позвольте процитировать, мне кажется это кое-что объясняет Ю. М. Лотман
О русской литературе классического периода
" Русская культура самоосмысляется, с некоторой точки зрения, как резко распадающаяся на две возможные подгруппы. Бинарная структура самоописания, подразумевающая деление всего в мире на положительное и отрицательное, на греховное и святое, на национальное и искусственно привнесённое или на ряд других возможных противопоставлений, характерна для русской культуры на всем её протяжении. Она встречается уже в средневековой культуре с резким разделением мира на мир греха и мир святости, с отрицанием "среднего" - не греховного, не святого, а нейтрального пласта. С этим связано представление о том, что мир лежит в грехе, и обязательное предсмертное извлечение себя из мира - предсмертный постриг. Представление о том, что "средний" пласт - "не горячий и не холодный" - есть фактически греховный пласт, глубоко лежащее в исторических корнях русской культуры, активно реализуется в интересующий нас период. С этим связаны такие крупные литературные явления этой эпохи, как традиция Лермонтова, Гоголя, Достоевского. Для названных писателей характерны бинарные антитезы: антитеза греха и святости, демона и ангела. Выделение двух полюсов как основного организатора структуры неизбежно приводит к специфическому типу динамики сюжета. Он складывается не только как борьба между полюсом зла и полюсом добра - т.е. восходящее к .средним векам и получившее сильное развитие в эпоху романтизма столкновение ангельских и демонических сил. Он может реализовывать-ся и как более сложная модель - путь к добру через предельную степень зла. Такой путь мыслится как переход от зла к добру, но движение это, осуществляемое человеком, требует сначала достижения предельной степени зла, преломления пути и последующего восхождения к добру. Сюжет этого типа, известный в средние века и связанный с разнообразными вариантами истории о великом грешнике, особенно явно реализовывавший-ся в апокрифах, получает продолжение в романтической литературе и достигает своего наибольшего выражения в творчестве Гоголя и Достоевского. Представление о том, что путь к добру лежит через вершину зла, покаяние, преображение, воскресение и превращение в существо более высокого порядка (ср., например, стихотворение Некрасова "Влас"), органично и для Гоголя, и для Достоевского. Это объясняет, несмотря на то, что данная модель кажется родственной романтизму, интерес искусства к реальности, к миру. Жизнь есть испытание, и в неё избранный герой погружается как в сферу ада. С этой точки зрения любопытно противопоставление структуры "Божественной комедии" Данте структурам великих замыслов Гоголя и Достоевского, оставшихся нереализованными, - замыслов "Мертвых душ" и "Братьев Карамазовых". Для Данте третье звено - "Рай* - не только не является формальным и незначительным продолжением первой части, "Ада*, но и представляет собой вершину, без осмысления которой структура комедии Данте многое теряет. Характерно, что в русском сознании Данте был воспринят как автор первой части "Божественной комедии", как автор "Ада", между тем как "Чистилище" и, тем более, "Рай", с их глубочайшей дантовской философией, являющиеся для итальянского автора вершиной и, фактически, объяснением и оправданием первой части, остались в русской литературе без отклика. Между тем "божественные комедии" Гоголя и Достоевского, хотя и были задуманы как повествование о воскресении, должны были закончиться на его рубеже. В тот момент, когда герой перестает быть "мертвой душой", когда он проделал весь свой путь через гоголевский и Достоевского ад и оказался на пороге рая, сюжетное движение замыкается. Этот момент для русских авторов находится за пределами искусства. Бинарная система мировосприятия подразумевала ещё одну особенность. Если зло может осознаваться как переломный момент, момент необходимый, с которого начинается движение к добру, то высокое романтическое зло приобретает дополнительную оправданность. Оно не только романтически оправдано своей аморальной красотой, но и религиозно оправдано как путь к добру, последняя степень испытания, через которое должен пройти греховный мир. Для такого сознания характерно представление о том, что мир зла ближе к добру, чем мир пошлости (ср.: "Ангелу Лаодикийской церкви напиши <...>. О, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты теп л, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст моих" - Откр. 3; 14-16). Это новозаветное представление чрезвычайно существенно для Гоголя. Мелкий, пошлый грех дальше от добра, чем великий грех, и великий грешник находится на полдороге, которая может привести к святости. Эта известная ещё в средние века модель реализуется и у Гоголя, и у Достоевского, причём у Гоголя она достигает предельной ясности. В Чичикове Гоголь преодолевает негативное отношение даже к пошлому злу: он и пошлое зло, если оно доведено до своего предела, рассматривает как таящее в себе возможность перелома. Яркая личность, даже в сфере пошлости, ближе к воскресению, чем безличность. Не случайно Гоголь в замысле возрождения отвёл место для воскресения Чичикову и Плюшкину, но для Манилова и Ноэдрёва места в воскресении не нашлось. "Припряжём и подлеца": подлец, преступник может покаяться и воскреснуть, потому что от одного полюса возможно движение к другому, а ничтожество - воскреснуть не может. "
_________________ Кто предвидит последствия, не сотворит великого...
|