Встречи    |   

Метафизика христианской любви

Общедоступный Православный Университет Александра Меня

Полная версия http://youtu.be/7IQWHcrft80

Лекция «Метафизика христианской любви и практическая психология»

Решился я в Московском Общедоступном Университете Отца Александра Меня поговорить о метафизике любви. Я бы сказал — о метафизике любви, практической психологии и повседневной жизни.

Почему решился? — Решился я по причине, о которой в 1928 году написал Николай Бердяев. Тогда в Варшаве и Париже выходила маленькая серия христианских книжек. И первым номером в этой серии была книга профессора Бердяева. Она называлась «О достоинстве христианства и недостоинстве христиан». С вашего позволения, я прочитаю цитату.
Так Н. Бердяев начинает свою книгу:

«…У Боккачио есть рассказ о еврее, которого друг его христианин хотел обратить в христианство. Еврей склонялся к принятию христианства, но для окончательного решения хотел съездить в Рим и там посмотреть на поведение папы и кардиналов, увидеть жизнь людей, стоящих во главе Церкви. Христианин, обращавший еврея в христианство, испугался и решил, что все его старания пропали даром, так как еврей, конечно, не пожелает креститься после того, как увидит все безобразия, которые совершаются в Риме. Еврей поехал и увидел лицемерие, растление, обжорство, корыстолюбие, которые в те времена господствовали при папском дворе среди римского духовенства. И вот результат этого испытания получился неожиданный. Еврей вернулся, и друг его христианин со страхом спрашивает о впечатлении от Рима. Ответ получился самый неожиданный и очень глубокий по своему смыслу.

Если христианская вера могла выдержать все безобразия и мерзости, которые он видел и Риме, если несмотря на всё это она укрепились и распространилась, то значит — это истинная вера. Еврей окончательно стал христианином.
Что бы ни имел в виду сам Боккачио, но в рассказе этом указуется настоящий путь к защите христианства. Самое большее возражение против христианства — сами христиане. Христиане соблазняют тех, которые хотят вернуться к христианской вере. Этим аргументом против христианства особенно злоупотребляют в наше время. О христианстве судят по христианам в наш маловерный век, век широко распространенного неверия. В прежние века, в века веры, о христианстве судили прежде всего по его вечной истине, по его учению, по его заветам.

Но наш век слишком поглощен человеком и человеческим. Плохие христиане заслонили собой христианство. Дурные дела христиан, их искажение христианства, их насилия более интересуют, чем само христианство, более бросаются в глаза, чем великая истина христианства. И о самом христианстве многие люди нашего века начинают судить по христианам и христианам ненастоящим, внешним, выродившимся.

Христианство есть религия любви, но судят о ней по злобе и ненависти христиан. Христианство есть религия свободы, но судят о ней по насилиям, которые совершали христиане в истории. Христиане компрометируют христианство, соблазняют малых сих…»

Наверное для того, чтобы быть христианином, светскому человеку (которым, вне всякого сомнения, являюсь я) нужно что-то для себя понять в загадочной области христианской метафизики и любви. И попробовать это как-то использовать в своей жизни и работе. Ну, просто для того, чтобы мы с вами не относились вот к тем самым «христианам», которые христианство компрометируют. Вот поэтому, я решаюсь на светские лекции о христианской метафизике любви.

Если посмотреть глубже, то нет в этой метафизике ровным счётом ничего такого, что было бы непонятно обычному светскому человеку.

Как всегда, в первой лекции надо определить основные понятия, о которых мы будем говорить в этом цикле. И сразу понятно, что это очень трудно, поскольку, когда мы говорим о метафизике любви и практической психологии повседневной жизни, то мы практически говорим обо всём — так это чувствует человеческая душа. И, может быть, это очень важно для понимания.

Во-первых, давайте попробуем понять, что же такое метафизика вообще. Как только я в аудитории задаю вопрос: «Что такое метафизика?», — мне немедленно отвечают, что это термин Аристотеля, который означает что-то, находящееся «над» — за пределами физического мира.

Действительно, существует метафизическая философия. Сначала, философия Древней Греции (в данном случае прежде всего — Аристотеля), которая представляет собой вершину абстрактной мысли и рассуждает о таких идеях, как «бытие», «субстанция», «сущность», «природа», «идея»…

Метафизическая философия воспринимает эти понятия как факты, объективно существующие выше уровня чувств. (Примерно, как абсолютные идеи Платона).

Однако, когда мы говорим о метафизике, мы всё время забываем вещи простые и понятные. Забываем о том, что Платону и Аристотелю зачем-то понадобилось вводить этот термин, в те самые времена, когда фактически этого термина ещё не было. И это значит, что Аристотель описывал некоторое чувство. Чувство, которое свойственно каждому человеку. Если бы это было не так, то само по себе слово, никогда бы не прижилось и не осталось в человеческой культуре.

Что такое метафизика, как чувство? Мне больше всего нравится, даже не определение, а мысль Алана Уотса. Это то восприятие действительности, которое предшествует фактам, или — Предзнание.

«Метафизическое знание, — пишет Уотс, — играет роль существенной поправки рассудочным выводам, запас здравомыслия в человеке»

В действительности, в человеческом уме есть некое начало, этот самый ум, оберегающее. Если бы такого начала не было, то мы бы с вами давным-давно стали рабами условностей мышления, рабами идей и манипуляций.

Однако, в человеческом уме (даже уме, согласном с посторонними ему идеями) всегда существует некоторый «предохранитель», о происхождении которого, мы не знаем.

Это ощущение чего-то большего, что присутствует в нас, помимо условностей мира. Большего по сравнению с нашим телом, профессией образованием, обстоятельствами реальной жизни или тем, что мы достигли.

Иногда человек попадает в настолько унизительные объективные обстоятельства, что продолжать жизнь ему не хочется. И вот тогда какое-то непостижимое, мистическое чувство удерживает человека в потоке жизни. Это чувство («запас здравомыслия») удерживает нас и в тех ситуациях, которые сопровождаются дикой гонкой за призрачными идеалами счастья, успеха, удовольствия…

Мы называем это чувство интуицией, иногда — телепатией, или другими экстра-сенсорными понятиями. Однако, из простой повседневной жизни это чувство каждому знакомо. Знакомо, и одновременно неопределимо. По той простой причине, что это чувство мы ощущаем, как нечто большее, чем способности нашего рассудка или разума.

Поэтому, любая традиционная метафизическая доктрина, такая, как Веданта или буддизм, для определения этого метафизического начала в человеке, использует лишь отрицательные суждения.

Посредством этих суждений передаётся некое отношение к метафизике, которое нам хорошо знакомо. Отрицательные суждения и передают ощущение того, что метафизика — это не факт, не вещь и не объект, а что-то гораздо большее.

Нам это, например, очень хорошо знакомо по Апофатическому богословию, которое собственно говоря, занимается тем, что не объясняет Бога, а объясняет что не есть Бог.

И психотерапии это тоже хорошо знакомо. Поскольку мы можем говорить о любых вещах или объектах, которым человек придаёт избыточное значение:
женщина — это не Бог, она не определяет твою жизнь;
водка — это не Бог, она не определяет твою жизнь.
Вот это и есть примеры отрицательных суждений.

И вообще само понятие, само Аристотелево слово «метафизика» означает, что это начало находится вне (-мета-), природы (-физис-). А рассудок наш, без сомнения, с природой взаимодействует.

Поэтому получается, что собственно метафизика или её главное начало, лишены языка. А следовательно, метафизику и это бо?льшее начало, которое человек чувствует, невозможно описать словами. Нет слов, позволяющих создать «язык метафизики», а её содержание — внутреннее содержание — практически невыразимо.

Вот исходя из простейших вещей, которые я только что произнёс, мы можем утверждать, что о предфактическом, дофактическом, внеприродном знании нам известно только только две вещи:

  1.  Постижение этого знания не требует длительности — оно открывается непосредственно мгновенно и часто очень неожиданно.
    А следовательно, наш разум легко отвлекается на второстепенные по-сравнению с этим ощущением вещи: на воспоминания, именования, рассудочный анализ.
  2. Стало быть, для того, чтобы прикоснуться к этому непосредственному знанию, существует только один путь — это путь «отрицательных суждений». То есть, отбрасывания существующих в уме теоретических посылов, вербальных конструкций и всяческих умственных построений.

Собственно, это и есть тот самый путь отрицательных суждений, только взятый из практического опыта абсолютно любых религий. Почему? — Потому, что в сущности трезвение православного исихазма — это есть борьба с помыслами, которые возникают в голове.

Медитация в буддизме или индуизме — есть устранение мешающих прикосновению к метафизике, болтающихся в голове ненужных и пустых мыслей. И это всё. Это всё, что мы чувственно и точно мы можем сказать о метафизике…

Но, вот что здесь невероятно важно. Здесь важно то, что устраняя вот эти помехи на пути нашего контакта с метафизическим,- как замечательно однажды сказал Мераб Мамардашвили, (приписав, правда, эти слова Декарту):
«…тот, кто сможет в воодушевлении обнаженного момента истины,… хорошенько до самого донышка, расспросить себя…, тот опишет всю Вселенную и найдёт её в себе».

Смотрите, здесь существует два важнейших момента представления о метафизическом начале:
«Обнажённый момент истины» — это момент истины, со снятыми «одёжками» мысли.
Внутри каждого человека присутствует вся Вселенная.

То есть, наше последнее знание о метафизике, оно представляет собою некоторую целостность, которую вообще невозможно разъять ни на какие части, в том числе, и на отдельные личности тоже. Вот собственно, главные представления о метафизике в целом.

Теперь давайте поговорим о том, что же такое практическая психология? Я всегда говорю, что в сущности это вариант богословия, а если быть ещё точнее — богословской антропологии. Дело в том, что и богословие и психология — это науки, которые пытаются сочетать в себе аналитический принцип научного мышления, и с его помощью — подобраться к метафизическому целому, которое живёт в душе каждого человека.

Богословие, правда, пытается сочетать метафизику и историческую науку (и вечно путается, на мой взгляд, в этих понятиях). Психология сочетает метафизику с созданием якобы объективных фактов при исследовании субъекта. Что в общем, в принципе невозможно.
Поэтому психология, по сути своей, является спекулятивной и эмпирической дисциплиной, знания в которой, в первую очередь, зависят от психологической концепции. То есть, от той теории, которой ограничивает себя ум конкретного психолога.

Если мы говорим о психологии, то мы можем поговорить о том, как она представляет себе человека. Человека, как целое.

Я всегда рисую вот такую предельно простую схемку:

Она необыкновенно проста: вот эта верхняя часть, верхняя воронка — это метафизика.
А нижняя воронка — это физика.

И богословие, и психология понимают человека, как вот это промежуточное звено между двумя воронками. Некоторую смесь из метафизического знания и физических инстинктов.
Психология практически во всех своих современных разновидностях, признаёт существование метафизического начала в человеке. Это «метафизическое начало в человеке» со времён Фрейда получило название бессознательного. Хотя сам Фрейд метафизики откровенно боялся и пытался её всячески избегать.
У нас существуют так же понятия «Коллективное бессознательное» К.Юнга, «сверхсознательное» Р. Ассаджиоли и наконец, огромное количество разных психологий, называют это начало «ресурсом». Некоторым загадочным ресурсом, который скрыт где-то в глубине человеческой души.

Так как и Коллективное бессознательное и Сверхсознательное и слово ресурс окончательному определению не поддаются, то я предпочитаю старое доброе определение «метафизика».

Между прочим, Фрейд продемонстрировал один очень простой закон. Он, вне всякого сомнения, обладал «ветхозаветным мышлением» и предупреждал Юнга о том, что ни в коем случае человека нельзя пускать в «метафизические дебри», поскольку он там окончательно заблудится и сойдёт с ума. Поэтому надо ограничить человека сексуальными вещами в любом случае.

И здесь сразу нужно обратить внимание вот на что: сам характер Зигмунда Фрейда, само его устройство, вполне осознанно говорило о страхе по отношению к этому метафизическому началу.

Чем больше человек отрицает метафизику — тем больше его жизнь определяется «физикой». Поэтому, и свой страх по отношению к этому непознанному началу, которое всё время присутствует в душе, он тоже переносит на внешний мир и начинает бояться реальности.

Однако, за счёт этого страха, вытесняя метафизическое начало, как это делаем мы сегодня, человек лишается очень многого. Первым из психологов, в первую очередь К. Юнг пытался доказать, что если наше сознание сугубо индивидуально, то «Коллективное бессознательное», метафизическое бессознательное — оно одно на всех. И там есть почти бесконечный ресурс знаний, чувств, эмоциональных состояний и опыта, — всего в чём нуждается человеческая душа. Это очень древний взгляд на метафизику.

Я, с вашего позволения, процитирую слова Плотина:
«…я осмелюсь, в противоположность мнению всех прочих людей, высказать свободно и определенно свое собственное убеждение. По-моему, в чувственном теле пребывает постоянно не вся наша душа, а только некоторая ее часть, которая, будучи погружена в этот мир и потому уплотняясь или, лучше сказать, засоряясь и омрачаясь, препятствует нам воспринимать то, что воспринимает высшая часть нашей души. В другом месте он говорит: «Души подобны амфибиям: они живут то по сю сторону, то в потустороннем мире, смотря по надобности…».

Наверное, это самая древняя и простейшая схема человеческого существования. Мы не знаем причин возникновения своего сознания. Это причина таится где-то здесь, в области метафизики, «сверхсознательного» или «Коллективного бессознательного». Я не путаю эти понятия, а лишь хочу сказать, что по чувству они одинаковы.

Вот ещё очень интересно: где в повседневной человеческой жизни лежит доступ к этому ресурсу?

Опять Николай Бердяев, цитирую:
«…Сексуальная природа человека не может быть поставлена в одну линию с другими функциями его организма, даже самыми существенными, как, например, кровообращение. В сексуальности человека узнаются метафизические корни его существа. Пол — есть точка пересечения двух миров в организме человека. В этой точке пола (т.е половой любви — прим. авт.) скрыта тайна бытия…»

К каким же выводам мы приходим? В сущности, мы приходим к очень странному выводу: где-то в глубинах наших душ мы едины. У нас сознание разное, а точка его происхождения уходит во всеобщность.

Вот гениальная метафора всё того же Плоти?на:
«…Мы все составляем одно. Но мы не ведаем об этой общности, ибо обращаем свой взгляд вовне, вместо того, чтобы обратить его к точке, к которой привязаны. Мы все подобны лицам, повернутым наружу, но связанным изнутри с единой вершиной. Если бы мы могли вдруг обернуться, или нам бы посчастливилось и «Афина потянула нас за волосы», то увидели бы одновременно Бога, себя и все сущее».

Мы с вами не можем с ходу объяснить разницу между собакой и кошкой, или разницу между двумя пальцами. Мы можем только быстро описа?ть то, что мы называем двумя пальцами. Но различий мы назвать не можем. Мы не можем с виду отличить, чем молчащая, да даже и говорящая, кошка или собака отличаются друг от друга.

Разделение наших переживаний на отдельный факты и явления — это больше потребность языка и мышления, чем реальности.

Метафизическая доктрина утверждает, что действительный мир в глубине вещей, душ и предметов, недифференцирован — один на всех. Мы, люди, в сущности едины. Мы растём как пальцы из единого общего центра.

А великий русский поэт и философ Владимир Соловьёв назвал это чувство, чувством «Богочеловечества». И назвал целью существования рода человеческого, как раз именно осознание этого единства.

Поразительно, но в сущности именно это же ощущение лежит в основе всего того, что мы сегодня называем «практической психологией». Оно лежит в основе эриксоновского гипноза, в основе техник взаимодействия в группе, которая должна объединиться в единое существо… Другой вопрос, насколько конкретный психолог осознаёт эти понятия.

Давайте попробуем теперь разобраться с тем, что же мы будем иметь в виду под понятием любовь.

Я хочу в этой лекции попытаться объяснить, что любовь — это единственное чувство, которое способно испытывать человеческая душа. Я не оговорился и не шучу. Некоторые считают, что любовь разделяется на виды и подвиды. Кто-то, следом за Платоном, говорит о «-филиях» и прочих различных категориях; кто-то говорит о дружеской любви; любви к Богу, любви к женщине — как о совершенно разных чувствах.
Я считаю, что любовь потому и использует единое слово в русском языке, что это чувство общее и более того, это единственное чувство, которое может испытывать человеческая душа. Это базовое чувство. Все остальные чувства являются производными от него.

Ненависть, например. Все знают, что от любви до ненависти — один шаг. В сущности, мы способны ненавидеть, только тех людей, которых мы либо любили, либо они для нас чрезвычайно значимы — то есть, мы бы хотели снизыскать их любовь.

Страх окзывается прямой противоположностью или «изнанкой любви». Мы боимся того, что не любим и не понимаем того, что, как нам кажется, не любит нас. Объект страха вызывает настороженность потому, что кажется абсолютно равнодушным по отношению к субъекту. Это вещи или люди, которые способны сделать с нами всё, что угодно. Что в общем-то и означает — они нас не любят, а мы не можем полюбить их. Потому, что они лишены человеческих свойств.

То, чего мы боимся, всегда похоже на механизм, готовый нас разрушить. Этот механизм невозможно любить. Чувство вины мы всегда испытываем за то, что в прошлом не смогли проявить достаточно любви, ответственности, сострадания, понимания… -это же всё разновидности одного и того же слова любовь.

Тревогу мы всегда испытываем только за то, чему/кому нашей любви окажется недостаточно, чтобы противостоять вот тем самым механическим равнодушным силам природы, Бога, судьбы, которые не поддаются никак нашему человеческому пониманию. То есть,- нашей человеческой любви. Недаром русская пословица говорит: «Понять — значит полюбить».

Более того, большинство людей гораздо меньше тревожатся за себя. Помните, — потому, что мы чувствуем присутствие в себе вот этого самого метафизического ресурса. Ведь тревога появляется в первую очередь за тех людей, которых мы сами любим. Она невозможна без любви.

Так что же всё-таки такое любовь? Можем ли мы объяснить, почему пользуемся одним словом? И для того, чтобы это понять, давайте вернёмся на шаг назад. Выше я объяснял, что если человек боится метафизического начала в себе, то он переносит его на всю реальность. Поскольку внутренне-то он ощущает единство своё и с этой реальностью тоже. Мы всё время боимся, что реальность нас поглотит, уничтожит, сожрёт наши слабенькие силы.

А вот Григорий Саввич Сковорода — наш философ и странник, написавший на соей могиле слова: «Мир ловил меня, но так и не смог поймать», сказал ещё одну потрясающую фразу: «…Человек и мир — это две бездны: он в тебе, а ты в нем». Об этом ощущении, вторя Гёте, писал Тютчев: «Все во мне и я во всём…»

Это такая «восьмёрка», как математический знак бесконечности — вроде бы две разные «петельки», а на самом деле, она представляет собой непрерывную линию, два зеркала, стоящих напротив друг друга.

Любовь человека к человеку — это духовный аналог сексуальных переживаний. Это взаимопроникновение двух душ: я ощущаю присутствие другого человека в себе и одновременно нахожусь внутри него, «в его сердце», говорим мы. И это вовсе не недостижимый лирический образ, а непосредственное чувство, которое переживают люди. О нём писали: Сковорода, Гёте, Тютчев, Фет, Плотин. Данте говорил, что подобное переживание превратило его из человека в Бога. И мы ещё вернёмся к этому ощущению.

Для того, чтобы было понятно, я приведу цитату из Юджина О`Нила, который описал всем знакомое чувство:
«…Я растворился в море, стал кораблем, его белыми парусами и летящими брызгами, стал красотой и ритмом, лунным светом и высоким небом. Без прошлого и будущего, в мире и единстве со всем и в диком восторге я принадлежал к чему-то большему, чем моя собственная жизнь или жизнь Человека, — я принадлежал самой Жизни! Как будто невидимая рука одернула занавес внешней видимости вещей. На секунду во всем был смысл…»
Мы — жители Средней полосы. У нас не должно быть такой тяги к морю, которую испытывает каждый из нас при мыслях об отпуске. Эта наша тяга — стремление к морю — как стремление вот к этому единству, из которого согласно научному приданию, вышла жизнь. И это, обратите внимание, — оргаистическое переживание. Это то самое переживание, что я нахожусь внутри другого человека, его тела, его души, а он находится во мне. К которому мы так стремимся и так редко достигаем в любви половой.

Это ощущение отражает вечную потребность человека, его устремлённость к цельности. Между прочим, само слово «метафизическая потребность» принадлежит удивительному человеку — Архиепископу Гурию (в миру Алексею Ивановичу Степа?нову) — русскому епископу и духовному писателю, книги которого вот уже целый век не переиздаются, расстрелянному в 1938 году в Сиблаге Новосибирской области…
В предисловии своей книги «Буддизм и христианство», вышедшей в свет в 1908 году в Казани (я очень рад, что мне когда-то попалось в руки это издание) он писал:
«…Как бы счастливо не складывалась земная жизнь человека, но в глубине его духа, особенно в тайниках человеческого сердца, всегда ощущается ненормальность жизненного процесса, его неправильный ход и развитие. Человек ощущает эту ненормальность в своей собственной жизни, ощущает её во всём окружающем бытии, он чувствует, что в жизни чего-то не достаёт, что жизнь должна идти иначе. Ощущение ненормальности жизни, внутренне недовольство — общепсихологическая черта всего человечества. Оно составляет постоянную мучительную загадку для человека и вызывает инстинктивное стремление разрешить эту загадку, узнать причину жизненной ненормальности и найти причину жизни, которую мы чувствуем, как нормальную, но не в состоянии понять, что же это такое. Я называю эту потребность в человеке — метафизической потребностью. Постоянное инстинктивное искажение истинной жизни ярко сказывается во всегдашнем недовольстве насущным положением. Люди вечно недовольны настоящим, вечно жаждут новых условий жизни, не понимая лишь, что потребность эта скрывается в глубине их души…»

Метафизическая потребность — это стремление к чувству той цельности, о котором мы только что говорили.
Да, это значит, что душой мы устремлены к метафизике, вот этому началу, которое мы так и не научились понимать, что оно такое. Более того, — мы его боимся, согласно ветхозаветной традиции Бога-законодателя, Бога наказующего, Бога, иногда преследующего. Мы его боимся, согласно традиции психоанализа.

Мы не очень понимаем, что это такое, но наше «ветхозаветное мышление» постоянно говорит нам о том, что из нашего подсознательного может выпрыгнуть какой-то неведомый Чёрт.

Нам всё время кажется, что в глубине души нашей скрывается сексуальное насилие или агрессия — какие-то неведомые грехи, которые действуют отдельно от нас самих.

Христиане боятся Бога, они предпочитают от него отгораживаться теоретическими концепциями «веры». Веры, как сводом правил и законов… Я, конечно, не хочу обижать всех христиан. Но так ли часто, называя себя этим словом, мы задумываемся о том, что это значит?

Я считаю, что главная для светской жизни и практической психологии, весть христианства заключается в следующем: не нужно бояться Бога. Христос не отрицает заповеди «Ветхого Завета», он лишь незаметно «переносит центр тяжести».
Во-первых заповедей он оставляет только две:
«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближняго твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Матф. 22:37-40).

Смотрите: во-первых, эти заповеди положительны. Они говорят не о том, чего человек не должен делать, а о том, что человек делать должен.

И дальше в тексте «Нагорной проповеди» следуют, например, слова о том, что если человек занимается прелюбодейством — он должен вырвать свой глаз или оторвать руку свою. И поэтому, не Бог оторвёт ему руку — он сам должен решаться это сделать.

Вот я принёс колокольчик. Говорят, что это ярославская майолика. Возможно, это какой-то символ, говорящий о том, что человек, который делал этот колокольчик, стремится к объединению.

Вот посмотрите, Магендавид — это символ совершенного человека. Он говорит о том, что два треугольника: метафизика и физика — гармонически слились. Так что если хотите, можете пользоваться этим. Только вот до такого проникновения двух начал нам по всей видимости ещё очень далеко.

Но видите, мы ещё к этому стремимся, поскольку в ярославском колокольчике появляется Магиндавид, русская народная роспись и классический греческий орнамент, которым украшали свои жилища Платон и Плотин. Наверное, это получилось случайно, но я очень люблю такие случайности — они всегда оказываются неслучайными.

Очень хорошо, на мой взгляд, об этом чувстве, которое является одновременно метафизикой и любовью, однажды описал отец Александр Мень. В одной из своих лекций он говорит:

«…Мы стоим сегодня перед фактом, что внутреннее поле человека (слово «поле» я употребляю, так же как и вы,
условно, внутренняя потенция нашего духовного поля —
это та арена, на которой формируется и гармонизируется несколько ярусов человеческого бытия. Мы все это можем назвать духовностью человека, то есть особым свойством, которое в Библии обозначается как «образ и подобие Творца».
Человек — смертное, ограниченное во времени и пространстве существо. Но оно несет в себе вот этот образ, и поэтому человек может отраженным светом светить вокруг. Вспомните, как прекрасно сияет ночью на чистом небе полная луна. Но нет на ней света, это мертвый камень. Почему же она так сверкает? Почему она освещает ночную землю? Потому что на нее падают лучи солнца. Почему человек несет в себе этот заряд духовности? Потому что он пришел к нему из вечности. Поэтому мы должны отнестись к этому источнику света с необычайной нежностью и любовью…».
И дальше отец Александр добавляет:

«…И первое правило для вас, которое пришло к нам из самой глубины веков,из глубины человеческого духовного опыта, первое правило заключается в том,что всякое духовное упражнение, общение, тем более лечение предполагает как свое условие интенсивную нравственную работу над собой…» по очищению всего лишнего и наносного.

Вот эти отношения, которые я описываю словами «ты во мне, а я в тебе», Владимир Соловьёв называл «сигизическими». Они и составляют идеал Богочеловечества. Я чувствую свою частичку, своё сущностное единство в другом человеке, а он чувствует это единство во мне.

Есть и более современное понятие, отражающее примерно тоже самое ощущение. Люсьен Леви-Брюль назвал подобное ощущение «законом Партиципации». Он писал, что в первобытном мышлении предметы, существа и явления, одновременно воспринимаются, как самостоятельные объекты, и в то же время сопричастны по своей сущности и чему-то иному: так, Леви-Брюль приводит пример бразильского племени бароро. Там было распространено убеждение, что будучи людьми, представители бороро одновременно являются красными попугаями ара-ара. Архаическое мышление устанавливает сопричастность и тождество по сущности между индивидом и тотемом (человеком и животным), между материальными предметами и духовными явлениями, существами и силами»

«Я в тебе, а ты во мне». Очень люблю, как маленький Маугли у Киплинга передавал это в виде закона джунглей: «Мы с тобой одной крови — ты и я». Мы разные, — кровь у нас общая. Мы, в сущности одно, но не очень умеем это отличать.

Возможно из всего сказанного сложно понять, что отношения с этим Единым, с этой целостностью, с этим непознанным и непознаваемым возможны только как отношения любви.

Вообще говоря, научное мышление основано на попытке манипулировать метафизикой. Ведь даже метафоры Александра Меня — это метафоры красоты, правда? Внутренней красоты человека, нашей способности «светить отражённым светом Бога», источник которого, всегда присутствует в нас.

А наука пытается разделить этот свет на части и как бы присвоить его себе, и объявить Луну — Солнцем . И это чрезвычайно опасно, потому, что грозит безумием. Это возможно, главная и единственная причина человеческого безумия — попытка его самонадеянности. Попытка научного анализа метафизического начала.

И вот почему это происходит. Помните, мы сказали: в метафизическом начале нет деления на части. Оно изначально и по определению — единство, цельность. Стало быть, любые части, которые пытается выделять человеческий ум, он вынужден объявить объектами.

Попытки научного или псевдонаучного (оккультного, например) анализа метафизики, приводят к тому, что человек внутри метафизического целого начинает выделять некоторые объекты, которые становятся реальными. Воображение воплощает галлюцинации в реальность и тем самым, разрушает человека, и тех, кто последовал за ним. Метафизическое целое нужно любить.

И, если человек может быть в Боге, а Бог в человеке, то мы нуждаемся друг в друге. Ведь плохо же человеку живётся без пальцев собственной руки. Бог нуждается в нашей любви точно так же, как мы нуждаемся в любви Бога. Иначе, не было бы никакого смысла воплощения Бога в человеческом теле.

Есть проблема: человек не может любить нечто неизвестное и непознанное. Для того, чтобы любить — человеку нужно имя. И Бог даёт Ему имя Христа. Человек решается сказать правду о себе и говрит: «Я — Бог!».

Не так важно, но любить существующего где-то в бесконечности абстрактного Бога, невозможно. Человека, пожертвовавшего собой — можно. Если у нас нет опыта любви к человеку, — мы продолжаем бояться бесконечности и придумывать вместо неё теоретические конструкции.

Для того, чтобы пережить опыт любви к Богу или к Богочеловеку, мы сначала должны получить опыт человеческой любви, о котором мы будем говорить в этих лекциях.

Позвольте мне закончить этот разговор ещё одной цитатой — из четвёртой статьи о любви Владимира Соловьёва :
«…Само по себе ясно, что, пока человек размножается, как животное, он и умирает, как животное. Но столь же ясно, с другой стороны, и то, что простое воздержание от родового акта нисколько не избавляет от смерти: лица, сохранившие девство, умирают, умирают и скопцы; ни те, ни другие не пользуются даже особенною долговечностью. Это и понятно. Смерть вообще есть дезинтеграция существа, распадение составляющих его факторов. Но разделение полов, не устраняемое их внешним и преходящим соединением в родовом акте, — это разделение между мужеским и женским элементом человеческого существа есть уже само по себе состояние дезинтеграции и начало смерти. Пребывать в половой раздельности — значит пребывать на пути смерти, а кто не хочет или не может сойти с этого пути, должен по естественной необходимости пройти его до конца. Кто поддерживает корень смерти, тот неизбежно вкусит и плода ее. Бессмертным может быть только целый человек, и если физиологическое соединение не может действительно восстановить цельность человеческого существа, то, значит, это ложное соединение должно быть заменено истинным соединением, а никак не воздержанием от всякого соединения, т. е. никак не стремлением удержать in Status quo разделенную, распавшуюся и, следовательно, смертную человеческую природу…» (Вл. Соловьёв «Смысл любви» 4, I)

Вот это — основные понятия и законы, о которых мы будем говорить и пытаться почувствовать в нашем цикле лекций.

Просмотров: 434

Комментарии к записи (8)

  1. Владимир #

    Что тут мудрить? Любовь=секс+насилие, секс=насилие, следовательно, любовь=два насилия. С другой стороны, всякое насилие есть процесс, движение, которое, действительно, по Троцкому, — всё, с конечной целью — ничто, которое, по-Шипову, есть Бог, следовательно, любовь-есть Бог, а Бог, по Осипову, есть любовь. Т.е., ничего личного и никакой метафизики. Если бросить взгляд на ответ Татьяны, то что тут мудрить: раздвигают ноги, а не треугольники. Опять же З.Фрейд позавидовал бы такой оговорке Татьяны. Так что, позвольте, Татьяна, поцеловать вашу ручку.

  2. Navi #

    Ну, да, ну да. что тут мудрить.
    Сведем все к примитивным и понятным смыслам и почием на лаврах от сознания собственного совершенства в вольном обращении и понятиями и определениями.
    Для тех, кому интересно хотя бы разобраться в одном единственном понятии, скажем Ничто, с которым так вольно управляются здесь, то сразу станет несколько подозрительной » легкость необыкновенная в о мыслях» у господина столь лихо управляющего с философскими понятиями и ссылающего на все и вся, чтобы доказать солидность своих критических упражнений, являющихся всего лишь одним из миллионов утверждений под рубрикой «мое мнение», но подающегося, как истина в последней инстанкции
    http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/827/%D0%9D%D0%98%D0%A7%D0%A2%D0%9E

  3. Владимир #

    Что тут мудрить? Если посмотреть в микроскоп, что такое любовь, то увидим, что она есть секс и насилие, частные граничные ее проекции-радость и страдание, сумма которых, конечно же, для индивида есть const. Если сократить определение любви до одного слова, то это иллюзия. Спорным является представление человека как пересечение двух плоских множеств — метафизики и физики. Физику человек познает пятью органами чувств, для метафизики их нет. Поэтому пересечение этих множеств можно назвать пустым. Следовательно, господа, о чем речь? Хотел бы обратить внимание на теоремы К.Гёделя. Нельзя, господа, познать сущность, находясь в пустом множестве. Взгляд со стороны, т.е. вне этого множества, проще говоря, через «микроскоп», то станет очевидным, что любовь=секс+насилие=иллюзия. Конечно же, господа, Г.В.Ф.Гегель без труда бы доказал, что секс=насилие, что, конечно же, верно. Это не лемма, а доказанная, так сказать, теорема, господа. О госпожах (так называемых леди) речи нет — они рабыни секса и объект насилия. Хотелось бы, господа, правильное понимание иллюзии. Это в итоге пустое множество, проще говоря, нуль, т.е. ничто. Это когда метафизика и физика не пересекаются вопреки Данилину. Итак, господа, давайте признаем и согласимся, что любовь — это ничто. С другой стороны, согласно Шипову, это Ничто (с большой буквы) есть Бог. Т.о., господа, любовь есть Бог. Так сказать, доказана лемма богослова Осипова: Бог=любовь.

    1. Navi #

      Есть великолепные карточные шулеры умеющие делать чудеса и есть философские шулеры подтасовывающие понятия под любой результат, который им в данный момент приходит в голову. С чем я вас и поздравляю. Артист, право слово

  4. Tatiana (tvyed) #

    хммм… Маген Давид… если раздвинуть треугольники, серый вниз, а красный вверх — так, чтобы у них осталась только одна общая вершина в центре, не получится ли тогда символ воронки Розанова?..

  5. Евгений #

    Для размышлений на данную тему музыкальный видеоряд на Ютубе:
    http://www.youtube.com/watch?v=z9nPjGVLbx4&feature=BFa&list=PL9i27GcBHQ0S0ZdRCqkkpZJULIyNwgjGd

    1. Евгений #

      Ссылка стала нерабочей. Теперь исправлено: http://www.youtube.com/watch?v=V3RKnUqkotM&list=PL9i27GcBHQ0S0ZdRCqkkpZJULIyNwgjGd

      1. Евгений #

        Видеоряд отредактирован и обновлен. Новая рабочая ссылка:

        http://www.youtube.com/playlist?list=PL9i27GcBHQ0S0ZdRCqkkpZJULIyNwgjGd&feature=view_all

Добавить комментарий для Navi Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

«Серебряные нити»