Тоже согласна с Djuley и Аней. Все персонажи, все события рассказа происходят в одной душе, в душе автора, который это написал, и в душе читателя, который это прочитал. Всё в нас по-разному отзывается, всё по-разному продолжается. Рассказ маленький. Одиннадцать книжных страниц. Кажется, что о героях сказано очень мало, хочется продолжить, дописать, додумать их характеры, их судьбу. Однако, если просто следовать за Чеховым, то и это одно наводит на размышления.
Ну во-первых, время действия… всего несколько часов позднего вечера и начала ночи. На улице зима с метелью и оттепелью или ранняя весна. Место действия… дом, церковная сторожка, врезавшаяся в ограду, с единственным окном, выходящим в поле. За оком в поле сущая война, метель, хаос, непогода. А в доме большая кровать, занимавшая чуть ли не полкомнаты и темная печка, тянувшаяся от постели до двери. Все атрибуты не просто женского, а именно материнского начала: дом, кровать-ложе-лоно, печь и заброшенный край хаотичного мир. Нравится мне фраза Александра Геннадиевича, которую он время от времени произносит в разных тренинговых циклах: “Ребенок рождается на краю Бога”. Вот этот край Бога, по-моему, здесь и обозначен. И не просто край, а место и время рождения, рождения в Духе, потому что…
… во-вторых, в рассказе есть четыре персонажа. Два основных: дьяк и дьячиха, люди “духовного звания”. Два второстепенных: ямщик, почтальон,… не случайно наверное именно эта пара. Ямщик проводник из одного места в другое, почтальон доставляет известия, вести от одних к другим. Есть еще два персонажа за кадром рассказа: отец Раисы Ниловны, бывший здесь дьяком до Савелия, и местный священник, отец Никодим, который служит в здешней церкви два раза в год службу. Значит, наверное, всего шестеро персонажей, потому что двое последних тоже очень значимы. На них, на духовных и физических отцах,… для отца Никодима и Савелий, и Раиса, как его прихожане, являются духовными чадами,… должна лежать мужская смысловая часть духовного рождения. Но они за кадром рассказа. Мужского оплодотворяющего Смысла-Логоса в материнском рождающем лоне нет. И духовный младенец в душах и Савелия, и Раисы так и не может родиться.
По поводу духовного рождения тоже мудрствовать особо не хочется. Просто следуя вслед за Чеховым, думаю, что это ответственность за свои чувства перед собой или точнее перед Богом в себе. А для этого их, чувства, прежде всего надо осознать. Вот этого осознания и боятся и дьяк Савелий, и почтальон.
Савелий ревнует жену. Он боится случайных молодых людей, которые неизменно вызывают интерес у Раисы Ниловны, и из-за этого интереса возникает чувство ревности у Савелия. Он подозревает жену в изменах, он страшится этих измен, но доказательств у него нет. Все эти его чувства греховные, помыслы нечистые. Признав их в себе, он обязан за них ответить на исповеди священнику. А вот этого он и боится,… боится держать ответ перед Богом за испытанные им чувства. Он боится жизненных провокаций, которые заставят его реализовать, испытать все эти греховные чувства. Поэтому и объявляет он для себя события, которые поднимают из его душевных глубин мутные и болезненные переживания, “нечистой силой”. А так как все это касается иррационального чувственного, т.е. женского аспекта души, то естественным внешним провокатором этих событий для него становится его жена, Раиса Ниловна, “ведьма”.
В общем-то, почтальон пугается того же самого, ответственности за свои чувства.
“И не совсем ещё проснувшимся, не успевшим стряхнуть с себя обаяние молодого томительного сна почтальоном вдруг овладело желание, ради которого забываются тюки, почтовые поезда... всё на свете. Испуганно, словно желая бежать или спрятаться, он взглянул на дверь, схватил за талию дьячиху и уж нагнулся над лампочкой, чтобы потушить огонь, как в сенях застучали сапоги и на пороге показался ямщик... Из-за его плеча выглядывал Савелий. Почтальон быстро опустил руки и остановился словно в раздумье”. … его охватывает страсть и вслед за ней испуг, взгляд на дверь… оттуда сейчас войдут и спросят… И входит ямщик и вслед за ним Савелий…
“— Всё готово! — сказал ямщик”.Руки опускаются, почтальон трезвеет, задумывается. Его разрывает опьяняющая страсть-женщина, которая просит остаться, и трезвое чувство долга-ямщик, который уже все приготовил в дорогу. Долг побеждает. Резко мотнув головой, почтальон окончательно просыпается и уходит в метель.
И вот тут, опять же у Чехова, до предела, до истинного накала доходит нереализованное желание Раисы Ниловны…
“Лицо её исказилось ненавистью, дыхание задрожало, глаза заблестели дикой, свирепой злобой, и, шагая как в клетке, она походила на тигрицу, которую пугают раскалённым железом”.Ненависть, дикая свирепая злоба,… через это чувство она смотрит на свой женский мир, мир тепла и уюта, мир, рождающий и согревающий… Что может увидеть ненависть?... только грязь и нечистоту…
“На минуту остановилась она и взглянула на своё жилье. Чуть ли не полкомнаты занимала постель, тянувшаяся вдоль всей стены и состоявшая из грязной перины, серых жёстких подушек, одеяла и разного безымянного тряпья. Эта постель представляла собой бесформенный, некрасивый ком, почти такой же, какой торчал на голове Савелия всегда, когда тому приходила охота маслить свои волосы. От постели до двери, выходившей в холодные сени, тянулась тёмная печка с горшками и висящими тряпками. Всё, не исключая и только что вышедшего Савелия, было донельзя грязно, засалено, закопчёно, так что было странно видеть среди такой обстановки белую шею и тонкую, нежную кожу женщины. Дьячиха подбежала к постели, протянула руки, как бы желая раскидать, растоптать и изорвать в пыль всё это, но потом, словно испугавшись прикосновения к грязи, она отскочила назад и опять зашагала...” … и испуг от всего этого увиденного, и опять опускаются руки. Кому и для чего нужна ее молодость и красота?... ее жаркое томящееся тело, ее чистая кожа?... ни кому, ни для чего. Даже для самого Чехова…
“было странно видеть среди такой обстановки белую шею и тонкую, нежную кожу женщины”. И он не видит смысла в ее красоте и молодости. Она для всех “нечистая сила”, “ведьма”, отвергнутая,… и мир женского начала, так и не получивший смысла своего существования, продолжает разлагаться, причем и в душе дьяка, и в душе дьячихи. Она его ненавидит, открыто сыплет проклятия…
“Не замело тебя снегом, не замёрз ты там на большой дороге, ирод!” Он злорадствует и негодует.
“— Даром только ворожила: уехал! — сказал он, злорадно ухмыльнувшись”. Похоже, что война, начавшаяся в поле, перешагнула порог сторожки и ворвалась в дом.
Спасибо всем, кто дочитал до конца мое очередное многословие.