Зарегистрирован: 01 дек 2011, 11:45 Сообщения: 618
|
Вчера вечером я начала читать главу под названием «Рассказ мула старого Хабуга» романа Ф. Искандера "Сандро из Чегема" - по-моему, совершенно замечательную главу саму по себе - и сегодня, когда читала историю, связанную с продажей мула, вдруг меня осенило, что, наверное, она отчасти именно о стойкости! Мне кажется, в этой истории отчасти описано то, о чём мы уже успели поговорить по данной теме: и о преодолении гнева, и о необходимости сохранять способность к мышлению, и о необходимости никогда не забывать о добродетели, и о чувстве собственного достоинства, и об оправдании «обидчиков». И также, как мне кажется, речь идёт о любви. Только вот какая любовь способна сделать человека стойким – как зависимость или как свободное Служение во имя, нам свыше предназначенное, как Долг? Или о какой любви говорится? Что помогло мулу вернуться домой и продолжать жить полноценной жизнью? Ведь он сам в своей жизни считал самыми главными две большие любви: к своему хозяину (любовь как «гордость» и уважение) и к жеребятам (любовь как «сумасшедшая нежность»). Кто такой здесь – Мой Хозяин ("Мой Старик")? Кто такой здесь – Же-ребёнок? И кто такой сам мул, который сам по природе не мог иметь потомство? И ещё в истории говорится о Страхе. Выделила цитаты, которые кажутся мне важными. Мой старик осторожно подошел ко мне, словно я могу от него убежать куда-нибудь. Да куда я от тебя убегу, чудак. Не убегу я от тебя никуда, потому что ты мой хозяин, и я не хочу иметь никакого другого хозяина. И он протянул мне ладонь, и я выбрал оттуда вкуснейшую в мире соль. <...> С этими словами он изо всех сил хлестнул кнутом жеребенка!<...>Он взвизгнул от боли и помчался вперед. Растерявшаяся кобыла тоже понеслась. А я, потеряв голову от гнева, рванулся за ними, чтобы закусать и затоптать этого живодера. -- Ты что, сбесился! -- крикнул мой старик, и сам огрел меня кнутом по спине. Я не почувствовал боли, но опомнился, и мне стало стыдно, что я потерял голову. Да ведь я все равно не смог бы достать зубами этого негодяя. <…>Я почувствовал, как от стыда кровь ударила мне в голову. Да, мне стыдно за свою страсть, но ведь мне от этих жеребят ничего не надо. Только любоваться ими, только слышать их запах.<…>
То, что я в порыве гнева рванулся за этим негодяем, напомнило мне другой мой порыв. В отличие от этого, хоть и бессмысленного, но доброго, тот был порывом дикого страха, который привел меня к самым черным дням моей жизни. <…> Слева от нас вдруг послышался сильный треск в кустах черники, и я мгновенно почему-то решил, что там медведь. Он же очень любит чернику. От ужаса, сломи голову, я пустился по тропе. Старик мой вскрикнул и от неожиданности свалился с меня. От этого я окончательно потерял голову и бежал, и бежал, и бежал. Так я пробежал с километр и наконец опомнился и остановился. Только теперь я осознал, что я наделал. Вспоминая, что случилось, я содрогался от стыда, раскаянья и позора. Медведь? Какой медведь?! Разве я видел медведя?! И как я, старый болван, забыл, что в это время года никакой ягоды нет и медведю в кустах черники нечего делать. Может, чья-то корова заблудилась или, в крайнем случае, косуля хрястнула веткой. А я бежал, сбросив с себя своего старика. Ужас! Ужас!<…> В самом мрачном состоянии души, не зная, что случилось с моим стариком, я стал возвращаться. Я решил, что, если обнаружу труп моего старика, брошусь со скалы и разобьюсь. Как раз тут рядом напскальский спуск и там обрыв метров на сто. Но если он остался жив, думал я, пусть он меня три дня бьет палкой, и пусть я до конца своей жизни не увижу ни одного жеребенка.Но старый Хапуг не бил мула. Он его продал другим людям. Мул надеялся, что у новых хозяев в хозяйстве будет иметься жеребёнок. И когда его там не оказалось, душу Арапки охватило отчаяние: ведь стало больше некого любить: хозяин сам отказался от него, а жеребят в новом хозяйстве нет. И тут черная туча отчаянья окончательно заволокла мою душу. Внешне я жил, но внутренне чувствовал себя мертвецом. Через несколько дней хозяин оседлал меня, и мы пошли в соседнюю деревню. Все в нем мне было неприятно -и его запах, и его тяжесть, и его привычка грубо одергивать поводья. Я старался идти как можно хуже.<…> Теперь на мне перевозили груз, но это меня нисколько не унижало. Я же сказал, что я жил только внешне, внутренне я умер. А мертвому мулу нечего стыдиться. Раз я потерял своего старика, мне все было безразлично. Меня могут спросить: "Ну хоть что-нибудь тебе понравилось в новом месте?" Отвечаю: "Ничего!"Мул стал как будто специально «плохо себя вести». Однажды он устроил себе пастбище на приусадебном участке. И когда его неистово били, не давали 3 дня есть и пить, он всё это выдержал и ни один мускул его не дрогнул. Как интересно получается: этого рода «привычного» наказания за свой серьёзный, предательский проступок он жаждал от своего хозяина и к своей досаде не получил его. А теперь, получив его от другого хозяина за искусственную провинность как, быть может, истошный выкрик того самого «нет» новой пустой жизни без любви, решил так же стойко перенести наказание во что бы то ни стало, и так как, что очень важно, и у мула есть гордость и чувство собственного достоинства. Люди давно заметили, как вынослив мул, но не все знают, что у мула есть своя гордость и свое достоинство. <…> И все-таки, как я уже, кажется, говорил, пока живое существо дышит, к нему рано или поздно приходит надежда. Так и ко мне весной пришла надежда.Она заключалась в надежде на то, что у кобылы нового хозяина появится жеребёнок (естественные предпосылки этого предположения были очевидны). И я начал ждать, и я почувствовал, что душа моя, кровоточащая тоской и отчаяньем, стала тихо-тихо заживать. Да, я любил и люблю моего старика, думал я. Но что делать! Это счастье кончилось, и надо скорее о нем забыть. Вот родится жеребенок, которого я буду любить больше жизни, и ради этого жеребенка я должен примириться с домом моего нового хозяина и со всеми его обитателями. И тогда я подумал трезво: что они мне такого плохого сделали? За что я их всех возненавидел? Ничего особенного. Да, хозяин меня здорово избил и три дня держал без еды. Но ведь мало того, что я потравил и потоптал ему кукурузу, я ведь и до этого ему порядочно крови испортил. Так ведь он, бедняга, не виноват, что у него запах не такой уютный, как у моего старика, голос не такой приятный, повадки не такие мудрые? А уж хозяйку-то его за что я возненавидел? Подумаешь, бросила кукурузу мне на землю. Ведь она меня не думала этим оскорбить. И я сказал себе: "Арапка, будь терпимей. Не везде живут так умно и сложно, как в доме твоего старика. Может, они сами тарелок не знают, а ты обижаешься, что тебе кукурузу подали не в тазу". И душа моя стала теплеть к моему новому хозяину, к его домашним, не говоря о кобыле, которая явно понесла жеребенка.<…> Я уже сам хотел, чтобы мой новый хозяин снова меня оседлал, и я бы ему наконец показал свою настоящую походку. <…> И вот что удивительно; как меняется отношение к тому, что человек делал, когда меняется отношение к самому человеку. Теперь, когда я вспоминал то, что было в сарае, я не ощущал ни того ожесточения, ни той обиды.Дальше произошло страшное: хозяин продал мула следующему, третьему хозяину. Невыносимая боль снова обожгла мою душу. А как же мой жеребенок, который еще не родился и которого я уже успел полюбить? Значит, я его так и не увижу никогда в жизни? Боже, боже, и этому человеку я готов был все простить! Душа моя снова омертвела. <…> Я решил больше никого в жизни не любить.В деревне, где мул стал жить, сложились грубые нравы и вообще, посмею предположить, какая-то диковатая и глупая жизнь. В общем, Арапку там извели физически, причём не по недогляду, а по бестолковости. И я принял отчаянное решение. Я решил смирить свою гордость, бежать от этого урода и вернуться к своему старику, а там будь что будет. В моем безумном решении была и доля разумной догадки. Ум-то свой я все-таки не потерял <…> Мой старик всегда хорошо понимал животных и не выносил неумелого обращения с ними. Вот на это я и надеялся. И Арапка двинулся в путь. Он нашёл ПУТЬ ДОМОЙ, наверное, только благодаря чутью, что имеется только у животных, а людьми почти забыто. И ОН ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ. В этом месте я даже пустила слезу, только, конечно, так, чтобы никто из попутчиков не заметил. -- Как он только дорогу нашел! -- сказал Иса. Дорога моя была куда длинней, чем ты думаешь, Иса. Я никогда твоих слез не забуду, Иса. Ты благодарный.<…> Да, все они собрались вокруг меня, и лишь мой старик продолжал сидеть у огня и, только повернув голову, сурово смотрел в мою сторону. Нет, нет, я не верил в его равнодушие, я не верил, что все это время он не думал обо мне, не скучал по мне. Но таков мой старик. Ни один человек в мире не умеет так себя в руках держать, как он. -- Дедушка! Дедушка! -- вдруг закричали дети, взглянув на мою спину. -У него рана на спине! Тут старик мой встал, все расступились, и он подошел ко мне. Молча и внимательно он рассматривал рану. -- Оказывается, этот гяур даже не умеет седлать мула, -- с тихой ненавистью сказал мой старик и прибавил. -- Иса, поедешь к нему и вернешь ему деньги. Я Арапку беру назад, раз ему невтерпеж там жить. <…> С тех пор мы с ним неразлучны, и время, когда он меня продал, я вспоминаю, как дурной сон. Живем мы душа в душу. Ну, конечно, бывают и у нас небольшие стычки. То он мной не совсем доволен, то я настаиваю на своей правоте. То он на меня поварачивает, то я заупрямлюсь, защищая достоинство солидного, знающего себе цену мула. Вот так и живем с тех пор, и другой жизни я себе не желаю.Вот. Хотя, честно говоря, чем-то такое окончание истории мне не очень нравится, как и вызывает немного неоднозначное отношение любовь мула к жеребятам. Многое, видимо, ещё необходимо понять.
|
|