Слова Какавани запали в душу.
Какаваня писал(а):
Жук рождается от взгляда Другого. Когда ни о чем не подозревающий человек перемещает в себя этот взгляд, его медленно начинает поедать отвращение к самому себе.
… все думала над ними и думала.
Прокрустово ложе чужих мнений ранит и коробит собственную индивидуальную ничем не защищенную форму. Панцирь жука потому и уродлив, и неприятен, потому что это такая безобразная короста вместо кожи, которая возникает, когда организм, защищая место открытого ранения, покрывает его жесткой некрасивой коркой.
Душа Грегора уже вся покрыта этой сплошной коростой. Он не в состоянии из нее выбраться. Он ее прячет, стыдясь самого себя и деликатно стараясь не напоминать о себе, таком безобразном, родным, которых любит. Но при этом он теряет и свою индивидуальность, и искреннюю связь с миром.
Голодарь же именно свою индивидуальность делает формой искусства. И добивается признания и славы,… правда временных и недолговечных.
“Так он жил долгие годы, время от времени получая небольшие передышки, жил, окруженный почетом и славой и все же почти неизменно печальный, и печаль его становилась все глубже, оттого что никто не способен был принять ее всерьез”.Индивидуальная форма другой души для всех окружающих отвратительна у Грегора и интересна у Голодаря,… как форма искусства,… но ненадолго, максимум на 40 дней.
Голодарь нашел способ выразить свою индивидуальность, Грегор нет.
Впрочем, до конца выразить себя невозможно никому. Там, внутри, бесконечность, а любая форма – это ограничение бесконечности, комната, сузившаяся до дивана, прикрытого простыней, или открытая клетка, через прутья которой уже можно посмотреть и даже потрогать, но войти туда нельзя, да и не хочется никому. А выходить Голодарь не хочет, это противоречит его искусству, или не может, потому что его будут насильно кормить пищей, которая ему не по вкусу.
Нет, не может Голодарь, как и Кафка через образ Голодарь, донести хотя бы до одного зрителя мысль, как легко оставаться самим собой. Не может, потому что… а возможно ли это вообще в полной мере донести до кого-нибудь?… да и нужно ли это кому-нибудь?... Социальные отношения строятся на общем, стандартном, на том, что подходит всем или большинству. Индивидуальные особенности, непохожесть и уникальность интересна только близким,… да и то в лучшем случае… Грегор-жук был выкинут за ненадобностью именно семьей.
Голодарь худел от недовольства собой. Голодарь раздражался до состояния ярости…
Niка писал(а):
Селена писал(а):
искусство голодания – это верность себе, своим подлинным глубинным чувствам, своим вкусам, которые рождаются из ощущения близости с кем-то или чем-то.
Цитата:
...голодарь – в особенности часто случалось это под конец голодовки – приходил в ярость и, к великому ужасу зрителей, как зверь, бросался на прутья клетки.
… из-за того, что его не только не понимали, не пытались понять, но и выворачивали правду наизнанку.
“Импресарио восхвалял благородные побуждения маэстро, его добрую волю и великое самоотречение, несомненно ощутимое и в этом его заявлении, но все-таки пытался опровергнуть его слова, для чего показывал публике фотографии – их тут же распродавали, – где голодарь был запечатлен на сороковой день голодовки, лежа в постели, полумертвый от потери сил. Такое выворачивание правды наизнанку, хотя оно давно уже было знакомо голодарю, каждый раз снова выводило его из себя. То, что было следствием преждевременного окончания голодовки, выдавали за его причину! Бороться против подобной, против всеобщей неспособности понять его было невозможно.”Интересны ли мы друг другу не общим совпадением, а уникальными, единственными неповторимы отличиями? Кафка говорит, что нет, не интересны.
Формы временны, они умирают. Жука выкинули на свалку, Голодаря похоронили вместе с соломой. И семья Замзы, и зрители вздохнули облегченно.
“Когда они так беседовали, господину и госпоже Замза при виде их все более оживлявшейся дочери почти одновременно подумалось, что, несмотря на все горести, покрывшие бледностью ее щеки, она за последнее время расцвела и стала пышной красавицей. Приумолкнув и почти безотчетно перейдя на язык взглядов, они думали о том, что вот и пришло время подыскать ей хорошего мужа. И как бы в утверждение их новых мечтаний и прекрасных намерений, дочь первая поднялась в конце их поездки и выпрямила свое молодое тело.” …
“Пантера чувствовала себя как нельзя лучше. Сторожа без раздумий приносили ей пищу, которая была ей по вкусу; казалось, она даже не тоскует по утраченной свободе; казалось, благородное тело зверя, в избытке наделенное жизненной силой, заключает в себе и свою свободу – она притаилась где-то в его клыках, – а радость бытия обдавала зрителей таким жаром из его отверстой пасти, что они с трудом выдерживали. Но они превозмогали себя: плотным кольцом окружали они клетку и ни за что на свете не хотели двинуться с места.”Индивидуальность другого требует усилий мысли и чувства. Только знакомое и привычное приносит облегчение. Оно возвращает душу в поток бытия, который несет человека, покачивая на волнах… куда?... а неважно… Главное расслабиться, не сопротивляться, не совершать усилий, не думать, не чувствовать… Волны обкатают камень, сотрут грани и углы, сделают его ровным и обтекаемым,… удобным. Бриллианты выходят из-под руки ювелира. В них невероятной красотой играет свет. Но бриллианты – это роскошь. А жизнь – это обкатанная веками галька на приморском пляже.