Да, Чехов театрален даже в своих рассказах. Система Станиславского возникает при соприкосновении Константина Сергеевича с творчеством Чехова. Думается мне, что это не случайно. Чехов своим творчеством угадывает главное. Из искусства, из человеческого творчества постепенно уходит жизнь. Искусство становится памятником Деметти над могилой итальянской актрисы, лампадка на которой “отражала лунный свет и, казалось, горела”. Искусство все чаще всего лишь отражает свет условного чувства, но не зажигает его. Чехов явно иронизирует и над писательскими опусами Веры Иосифовны, и над музыцированием Котика,… Екатерина Ивановна села и обеими руками ударила по клавишам; и потом тотчас же опять ударила изо всей силы, и опять, и опять; плечи и грудь у нее содрогались, она упрямо ударяла всё по одному месту, и казалось, что она не перестанет, пока не вобьет клавишей внутрь рояля. … и над актерскими штампами Ивана Петровича. Лакей Павлуша завершает весь этот гротеск. Его трагическая реплика, над которой все смеются, ведь это пустая театральная маска. Маска, из которой вынуто переживание. В данном рассказе переживание вынуто из всего, что составляет пространство искусства. «Мороз крепчал...», но представить это было невозможно. За окном теплый летний вечер и … “слышно было, как на кухне стучали ножами, и доносился запах жареного лука...” Жареный лук и тепло вечера были реальностью, а музыка и литература душу не трогали, причем не только зрителей, но и самих творцов.
Объясняясь со Старцевым, Екатерина Ивановна говорит: “Дмитрий Ионыч, вы знаете, больше всего в жизни я люблю искусство, я безумно люблю, обожаю музыку, ей я посвятила всю свою жизнь. Я хочу быть артисткой, я хочу славы, успехов, свободы, а вы хотите, чтобы я продолжала жить в этом городе, продолжала эту пустую, бесполезную жизнь, которая стала для меня невыносима”. Ее любовь к музыке отражена желанием славы, успеха, свободы. Не музыку любит Котик, а себя в музыке, свою славу и свой успех. Жизнь в городе для нее пуста и бесполезна,… почему?... Ведь она любит музыку, она может ее дарить окружающим. Но… чтобы те, кому она играет, полюбили музыку так, как любит ее она, надо ведь очень немного и… очень много,… надо почувствовать эту музыку душой и найти способ это свое чувство донести до слушателей. Но самая талантливая семья в чеховском рассказе бездарна, по его же словам. Бездарна, возможно, не техникой писательской и исполнительской,… бездарна чувствами или неглубока в них. В общем-то скукой становится именно искусство. Именно оно уже не в состоянии добыть что-то из заплывающей жиром души. От таких развлечений, как театр и концерты, он уклонялся, но зато в винт играл каждый вечер, часа по три, с наслаждением.
Радость заменяется наслаждением. И Ионыч об этом уже не жалеет. Он одинок. Живется ему скучно, ничто его не интересует. За всё время, пока он живет в Дялиже, любовь к Котику была его единственной радостью и, вероятно, последней. Дмитрий отказался от этой единственной испытанной им радости из-за оскорбленного самолюбия… Ему было немножко стыдно и самолюбие его было оскорблено, — он не ожидал отказа, — и не верилось, что все его мечты, томления и надежды привели его к такому глупенькому концу, точно в маленькой пьесе на любительском спектакле. И это так. Пьесу разыгрывает самолюбие. И чтобы не задеть себя, не оскорбить и не обидеть, оно берет к исполнению готовые знакомые и безопасные для самолюбия ситуации чувств и поведения. «А хорошо, что я тогда не женился». Женитьба еще бы не раз заставила страдать самолюбие Старцева. И ограждая самолюбие от страдания, он ограждает себя и от радости, от радости живого чувства. Испытанный Дмитрием на кладбище страх небытия и подавленное отчаяние – это и есть порог преодоления собственного самолюбия и шаг в глубины подлинных чувств. Но все это страшит Старцева. Тщательно оберегаемый внутренний покой и тишина становятся внутренним болотом.
_________________ Всем! Всем! Всем! Здравствуйте!
|