|
Стенографист!) |
Зарегистрирован: 27 мар 2012, 02:48 Сообщения: 416 Откуда: Москва
|
Цитата: из передачи 27.02.2013 А.Ю Герман, С.Кармалита "Хрусталёв, машину!" http://www.moskva.fm/stations/FM_66.44/ ... 2-27_23:15А.Г.: Скажите, пожалуйста, про что фильм то? Какой вывод ваше поколение должно сделать из него? А мы говорим, это фильм не антисталинский, не об ужасах сталинизма.
Рита: Нет, конечно.
А.Г.: А о чем?
Рита: Очень сложно говорить пустыми словами. Если я скажу, что он пытается исследовать русскую душу или русский менталитет, это слишком непонятно. Но он же постоянно обращает ваше внимание на то, что его главный герой огромный, безумно витальный, красивый и живой, оказавшись в страшной ситуации …
А.Г.: Мировую славу актеру обещал.
Рита: Да. Юрий Цурило, кстати, удивительная находка, но сейчас не об этом. Он оказывается в страшной ситуации, а через несколько минут он запросто болтает со своими обидчиками, у него всё замечательно, он предлагает обменяться трубками. Герман говорит о том, о чём, по сути, говорили очень многие, но эту мысль почему-то не посилилась до сих пор в наших головах – мы очень быстро всё забываем. Мы забываем своих тиранов таких как сталин, сам Герман причислял Петра I например, но дело даже не в больших исторических фигурах. Мы не помним даже, в общем-то, своей истории. А история это очень важная тема для Германа.
А.Г.: Я попробую Рит, ладно? Я просто всего-то хочу сказать, что Герман делает фильм про отсутствие правды. Это ведь и есть сюрреализм, когда тотально нет никакой правды. Люди просто не понимают, перестают понимать, что значит это слово. Этого, кстати говоря, абсолютно не понимает и генерал Клёнский в том числе, потому что, как бы, ему хочется сбежать, но в общем, по большому счёту, это же не возможно. Он же бежит от системы, а вся эта система представляет собой некую потрясающую такую… маховик машины. Да? Вот эти, как бы, бесконечный лаберинт коммуналок высотки, в котором бродит камера. Вот этот воспаленный взгляд, который сосредотачивается на каких-то деталях, на каких-то вещах. Набиты эти квартиры какими-то вещами, привезенными с войны. И вот эта почти слипшаяся анфилада комнат, которые представляют из себя реальность. Причем реальность, которую я в том числе помню… Эти небольшие плотные коммуналки, всё это слипается в комок коммуналок. И потом переходит в такой же комок автомобилей - из одной в другую пересаживается ошарашенный Клёнский. И как бы вся проблема в том, что это нереальность. Этой реальности не существует. Вот этот крик «Хрусталёв, машину» он как бы отчасти начинает эту реальность смывать. Дело в том что, в этом же и есть смысл слова сюрреализм, это некая реальная нереальность. И это то, что настолько отчетливо чувствуется в нас и до сих пор чувствуется, когда мы лихорадочно ищем какие-то лозунги, призывы, идеологии, чтобы объявить их правдой, и построить вот эту правду какой-то своей маленькой коммуналки, своего маленького мирка, слипшегося. А ведь на самом деле, самая главная беда этих людей, что правды нет. И поэтому автомобили с надписью «Советское шампанское» это на самом деле воронки. Или там грузовик с дровами, из которого один за другим появляется, наверно, штук 20 людей, да? Кто-то говорил, что у Германа в фильмах появляется сверхплотная материя, на самом деле, мне кажется, что это антиматерия, что этого всего существовать не может. Это только у Платонова в «Чевенгуре» вот дома так слипаются, как они слипаются в «Хрусталёв, машину» Германа. Если вы читали «Чевенгур», то они там почему-то имеют способность двигать домами, их слепляют дома друг с другом. И вот тоже самое происходит в фильме Германа. Но ведь это же нереальность, потому что там за пределами этой высотки, этих воротков есть мир. А это мир, который, как бы, с одной стороны приносит людям невероятную боль и унижение, они изнасилованные эти миром, а с другой стороны мир абсолютной нереальности, мир насквозь придуманный и сотканный из лжи. На самом деле, чтобы не говорили про наши сегодняшние времена, понимаете, мы всё равно пытаемся распутать всякую идеологическую рекламную ложь, мы о ней имеем, хотя бы, возможность говорить. Очень сложно себе представить людей, которые жили целиком погружённые в эту ложь, и ограниченные вот этими клетками, и эта ложь была для них правдой.
Рита: Да, это очень интересно. Честно говоря, очень сложно уловить грань того, что вы называете реальность
А.Г.: Эффект Кулешова это называют в кино, творимое пространство. Вот это творимое пространство, - здесь ложь, ну это же субъективное ощущение. То есть, как вам сказать, это то, что чувствует, на мой взгляд, Клёнский. Этого всего - этого двойника, который вместо него чего-то говорит, этого карикатурного швейцарца, этих воронков – этого всего не может быть. Этого всего не может быть, но оно есть. И именно поэтому это фантазм, да? В котором люди поставлены в такие условия, пусть даже хорошие. Герман мальчик из хорошей семьи, он жил с прислугой, и он очень хорошо знает эти квартиры с трофейными…
Рита: Это же его квартира. В фильме воспроизведено всё то, что - в первой части, по крайней мере - абсолютно до деталей практически.
А.Г.: Мне вот что хочется сказать, есть такое понятие в психиатрии, я же психиатр, anesthesia psychica dolorosa - болезненное бесчувствие, и оно, наверно, многим нашим радиослушателям, которые в те времена были, жили или помнят, очень хорошо знакомо. Это совсем не киноведческий термин, я называю такую камеру испуганной. Это значит, что человек достиг такого предела страха или непонимания, где же всё-таки существует реальность. Вы знаете, когда случается большая беда в жизни, у человека вдруг появляется вот этот отстраненный взгляд, но только не Вертова, не холодный взгляд, а вот этот отстраненный взгляд смертельно перепуганного человека, который не может отличить реальность от нереальности. Он впадает в болезненное бесчувствие. И взгляд камеры Германа гениален потому, что он это болезненное бесчувствие, вот это выпадение за пределы добра и зла, потому что ты никак не можешь нащупать, где твоя правда. Вот этот взгляд очень хорошо передает. Спасибо Риточка, большое. Мне бы очень хотелось, чтобы в вашем поколении нашлось побольше исследователей всего нескольких фильмов Германа.
Василий Корецкий, написавший замечательную статью о Германе, очень точно, мне кажется, написал, «эта дьявольская карнавальность, торжество телесного низа — не освобождающий хаос, не бегство от жесткого порядка, напротив: она есть тайная суть диктатуры, ее настоящая природа. Непристойность и есть тот тайный пакт, который цементирует любой как будто бы железный р¬ежим, тот постыдный секрет, который и делает диктатора и ненавидящую его челядь единомышленниками». Если мы вдумаемся, то это ведь действительно так. Это же термин из зоны «опустить» зарвавшегося генерала. По-моему, мы до сих пор любим пользоваться этим торжеством телесного низа. В чем дело, почему? Ну потому что это горизонталь. Это спуск вниз, потому что нету вертикали, некуда бежать. Генерал Клёнский, по всей видимости, в фильме Германа сбежать попытается, но он попытается сбежать во что-то вроде юродивого. Будет переезжать с места на место, путешествовать, станет проводником на железной дороге, но он так и не станет юродивым, потому что никакой вести нести за собой не в состоянии, он останется шутом гороховым, который просто хочет поржать вместе с публикой со стаканом портвейна на лысой голове. Беда в том, что у него нету ничего, кроме этой горизонтали лжи, из которых состояли сталинские высотки, вот эти плотно циркулирующие вокруг них воронки. Единственная правда сваливается в сексуальное унижение, тот самый великий телесный низ. Это чуть ли не единственное спасение. Это правда тела, противостоящая сплошному лабиринту лжи, из которого так и кажется, что нет никакого выхода. Как можно снимать такой фильм 9 лет? Это тоже у нас вечный вопрос, мне кажется вопрос невероятно важный. Потому что мы все последние годы бежим куда-то, торопимся как на пожар. А я всё время пытаюсь сказать, что эстетика, эстетика даже самого некрасивого, это всегда искусство детали. Вот тот самый аристократизм духа, он заключается в том, что не надо много,- не надо много завитушек, не надо огромного количества книг, не надо огромного количества женщин, не надо огромного количества отснятых лент, километров. Очень важна деталь, в которой можно увидеть бесконечно много. Потому что как есть книги, которые невозможно лечь на диванчик и прочитать. А нужно читать два абзаца, а потом немножко подумать. А потом может быть на следующий день прочесть ещё два абзаца. Это медленное чтение. Фильмы Германа - это фильмы для медленного просмотра, что ж поделаешь. Он не смакует никаких деталей, он всего лишь удивительно и беспощадно точен в деталях человеческой души и её лжи, её попыток выбраться из этой лжи. Если мы этого кино не умеем смотреть, то это вовсе не означает , что оно не имеет право на свое существование. Что же делать, надо учиться,- мне так кажется. Я конечно понимаю, что это, возможно, не всеобщий взгляд на вещи. Но самое то главное, это поймем ли мы в чём ложь или нет. Поймем в чём запутались, - каждый из нас, или в конце концов, так не поймём никогда. Мне кажется, вот это самый главный вопрос Германа, который, в общем, и в высказываниях своих и в фильмах позволял себе то, к чему мы так призываем на словах, но так предательски боимся в реальности. В честности, в честности взгляда на самих себя. Сможем смотреть честно, тогда сможем себя называть христианами тоже. Цветаева когда-то написала стихи, как будто посвященные фильмам Алексея Германа, - на мой взгляд. Моим стихам, написанным так рано, Что и не знала я, что я - поэт, Сорвавшимся, как брызги из фонтана, Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти, В святилище, где сон и фимиам, Моим стихам о юности и смерти, - Нечитанным стихам! -
Разбросанным в пыли по магазинам (Где их никто не брал и не берет!), Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черед.
|
|