Серебряные нити

психологический и психоаналитический форум
Прямой эфир. Youtube
Чат переехал на ютуб

Текущее время: 28 мар 2024, 14:11

Часовой пояс: UTC + 3 часа




Форум закрыт Эта тема закрыта, вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 91 ]  1, 2, 3, 4, 5 ... 7  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 22 дек 2013, 19:47 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Изображение

“Живопись иррациональна.
Она происходит из глубин человека, как родник бьет из-под земли.
Задача ее – преображение видимого мира (объекта) через гармонию, которая знак истины.
Работать – писать в гармонии – может тот, в ком она живет – это тайна человека”.

Из записных книжек.

Сергей Михайлович Романович родился в конце позапрошлого века 11 сентября (29 августа) 1894 года, умер в прошлом веке 21 ноября 1968 г., его искусство принадлежит веку будущему.
Он был участником известного объединения художников "Маковец", которое возникло в 21-22 годах и просуществовало до 27 года. Это движение было названо в честь холма Маковец, на котором Сергий Радонежский основал Троице-Сергиеву лавру.
Цитата:
Движение подразумевало созидательное, примиряющее духовное начало на основе преемственности культурной традиции, что выражено уже в самом имени его. В этот сравнительно короткий период на выставках объединения экспонировались произведения нескольких десятков художников, в журнале «Ма́ковец» печатались стихи и философские статьи.

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0% ... 0%B8%D0%B5)

И хотя это творческое объединение было закрыто, Сергей Михайлович до конца жизни остался верен идеям духовного реализма.
“Обыкновенно произведением реалистическим называют такое, которое имеет в себе нечто помимо верной передачи природы и манеры, или, лучше сказать, почерка, присущего каждому художнику. Это «нечто» мы назовем чувством любви к действительности. По нашему мнению, любовь к действительности есть тот скрытый огонь и то тепло, которые мы необъяснимо чувствуем и которые, послужив побудителем к созданию произведения, навсегда сохраняют его от смерти".
О реализме.

Его картины – это действительно любовь. Любовь, написанная гармонией цвета.

Это сайт о художнике http://maakovets.narod.ru/ab.htm

Изображение
С.Романович. Привал актеров. 1920–1930-е годы.

Изображение
С.Романович. Пейзаж в Новогиреево. Конец 1930-х — начало 1940-х годов. ГРМ

Изображение
С.Романович. Из цикла «Цветы». 1950-е годы. ГРМ

_________________
Всем! Всем! Всем! Здравствуйте!


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 23 дек 2013, 18:26 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Трудно говорить о картинах. “Живопись иррациональна”. Но, если задуматься, то вся наша программа – это бесконечные разговоры об иррациональном. И значит о художнике, заявившем, что живопись иррациональна, тоже можно поговорить.

В 19-ом веке в живописи начались поиски новых живописных форм. Натурализм достиг своего высшего предела, сделался академическим и перестал удовлетворять и художников, и зрителей. Нужно было заново переосмысливать цели и задачи живописи. Нужно было заново искать новые художественные формы.
“В поисках истины тысячу раз вернутся то к одному, то к другому, перетрясут, разберут, соединят вновь, прежде чем увидят и утвердят”.
Конец 19-го начало 20-го, время, когда формировался и набирал силы художественный гений Сергея Романовича, и стал периодом метущегося поиска истины в живописи.

Вот как пишет Сергей Михайлович в своих записных книжках о подлинной сути художника.
“Человека определяет совсем не то, что он в данную минуту делает, а неустанное страстное стремление к совершенству, то, как он стремится, жертвуя всем, к своему идеалу, то есть, насколько он «изобретатель, а не приобретатель». В какой мере он способен забывать себя, свою личность, свое маленькое «я» в стремлении к правде и красоте, то есть, насколько он способен победить в себе эстета и себялюбца. Эта способность находится в прямой зависимости от силы познания Реальности, или Красоты, – эти понятия равнозначны. Мощное, сильное видение мира в его полноте является первичной и все остальное определяющей способностью; так называемые одаренность, талантливость, гениальность стоят в прямой от нее зависимости. Это способность постижения Сущности, ее великой значительности необходимо будет двигать художника, он не будет в состоянии сопротивляться ее призыву. Увлекаемый видением, он необходимо должен будет стремиться воплотить это видение в своих произведениях”.
Из записных книжек.

Познание реальности через живопись, иррациональное познание – вот в чем видели свою цель художники “Маковца”. А реальной работу художника делает его любовь к действительности. Именно она и есть то самое “нечто”, что познает и преобразует. Она бывает разная. Вот как пишет Романович о любви в своей статье “О реализме”.
“Любовь бывает больная, сильная, слабая, омраченная тем или иным фактором, но все же любовь — любовь; так же и в понятии «реального» кроме личного и текучего есть начало постоянное и абсолютное”.
Любовь, несмотря на все внешние искажения, в основе своей содержит начало постоянное и абсолютное. К этому началу через поиск цветовой гармонии и пытается приблизиться художник в своих картинах.

В любви мир един. Но это единство неслиянное. Формы продолжают существовать. Ведь любить можно только сущее. Его живопись – это мир прозрачных форм и текущего цвета. Цвет, как музыка, своей единой гармонией объединяет все элементы сюжета в единую плоть, но при этом и каждый элемент сюжета: фигура человека, цветок, дерево, не лишается своей формы. Он есть как целое в пространстве картины и в то же время невычленяем из цветовой палитры. Невычленяем настолько, что цвет в его картинах, цветовой колорит, как бы дышит, вытекает из картины в твою душу и утекает куда-то за нее.

В Раю, в собственной внутренней гармонии, человек по велению Бога должен именовать собственных внутренних животных, должен определять свои собственные внутренние состояния. Мифы делают это с помощью образов, музыка с помощью звуков, живопись с помощью цвета. Сергей Романович своим искусством стремится именовать именно гармоничные состояния души. И по-моему, ему это удается.

_________________
Всем! Всем! Всем! Здравствуйте!


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 23 дек 2013, 18:52 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 22:03
Сообщения: 3765
Откуда: Мурманск
Будем ждать передачу как именно ПОДАРОК ) С нетерпением!)


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 23 дек 2013, 18:53 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17 авг 2012, 18:07
Сообщения: 5118
Изображение

С.Романович. Автопортрет в ушанке. 1943.


если у кого есть время и желание, конечно

Мистический реализм Сергея Романовича

Смысл наследия Сергея Романовича, — хотя мастер уже не принадлежит к числу неизвестных, незаслуженно забытых величин русского искусства, — до сих пор нам неясен. Не ясен не по качеству своему, качеству высочайшей пробы, не по каким-то моментам классификации, по отношению к большому искусству всегда третьестепенным (только мелкое раскладывается по ящикам легко и быстро), но в силу гораздо более глубинных проблем. До сих пор загадочно то послание, которое в картинах мастера заключено.
Но нам повезло: Сергей Михайлович принадлежал к числу «говорящих художников», тех художников-философов, которые — подобно Дюреру, Делакруа — считали необходимым оставить пространный теоретический комментарий, твердо намечающий верный курс понимания их вещей, нисколько при этом последние не маскируя и тем паче не подменяя. Ведь художник — если он действительно ценит дар словесного общения и умеет им пользоваться — всегда откровенней и тоньше самого изысканного историка и критика. Прежде всего потому, что он говорит о своем, кровном, созерцаемом изнутри, а не извне (в этом отношении единственное спасение для историка — стать хотя бы немного художником). Конечно, и по вещам Романовича можно догадаться о том, как он мыслил, это настоящее умозрение в красках. Но многочисленные тексты, от него оставшиеся, оказывают нам неоценимую дополнительную помощь2.
Чтобы правильно Романовича понять, нужно погрузиться в некую вербально-визуальную среду. Научиться видеть его тексты и образы одновременно, в их живых взаимоконтактах. Мастер стремился выразить свое кредо не только в красках и линиях, но и в словах еще в дореволюционный период, — а уж тем более в период «Маковца», когда «говорящим художникам» казалось, что власть предержащим еще можно что-то втолковать, — тогда как Власть уже сама вовсю разыгрывала роль всеобщего творца, которому не пристало действовать по чужой указке. Кстати, судьба журнала «Маковец» наглядно продемонстрировала недолговечность временной терпимости властей по отношению к «идейно чуждым» явлениям в искусстве. Уже 3-й, полностью готовый номер «Маковца» был запрещен цензурой, хотя на дворе стоял еще сравнительно «мягкий» в этом отношении 1923 год. При этом, обращаясь к теории, Романович всегда мыслил ее в исконном, греческом значении: не как отвлеченное умствование, а как созерцание, особого рода просветленное зрение. Как естественное продолжение живописи — и в этом смысле он был художником подлинно ренессансным, подобным Леонардо или Дюреру. Ведь у последних теоретические рассуждения вписываются в живую среду творчества с житейской, интимно-бытовой непринужденностью. Мысль, художество и быт сливаются в единый поток, которому нет конца. Лишь на какой-то момент можно отвлечься, «пока не остыла похлебка» (как совсем неакадемично прерывает Леонардо один из своих теоретических пассажей), — и опять за дело, параллельно и зрительное, и интеллектуальное. Так было и у Сергея Романовича.
Его призыв, указывающий, что «в конечном счете борьба за реализм есть борьба за истину», был нацелен на смену вех, — но не узкостилистических или идейных в каком-то мелком, групповом смысле, а онтологических. Вех понимания коренной проблемы соотношения искусства (всего искусства — традиционного и авангардного) и бытия. «Чувство любви к действительности делает произведение реальным», но это есть особый реализм, «реализм в высшем смысле» (как гласит финальный пассаж в программной статье «Маковца»). Любовь, обеспечивающая этот «высший смысл», — как всякая действенная и активно-преображающая, а не пассивно-смакующая, либо пассивно-переживательная любовь, — возможна лишь к тому, что существует, к тому, что сущностно, она (слово «любовь» тут синонимично «творчеству») «может присутствовать лишь там, где есть сама действительность». Иными словами, предметом искусства должна быть онтологически-крепкая, а не фантомно-расхлябанная жизнь. Жизнь, которая сама живородит — и поэтому может быть воспринята сотворчески, — а не просто проживается. А как эта жизнь воплощается — натуралистически, либо лишь первоэлементами форм или «абстракциями» — не суть важно. И в ранних текстах, и в позднем большом очерке о Ларионове Романович не раз подчеркивает, что и беспредметная манера может быть вполне «реальной».
Один текст из переписки второй половины 1930-х годов замечательно иллюстрирует идею высшей реальности, причем на самом простом примере, на низшем уровне повседневной городской мельтешни. Данный отрывок следует привести целиком.
«Недавно я видел чистильщика сапог, который сидел, расставив ноги, в глубокой задумчивости и ответил подошедшей и что-то спросившей женщине, не сразу поняв и медленно повернув к ней голову. В выражении отрешенности было человеческое, которое подняло его над этой декорацией. Это так же редко, как живопись. Мы видим те же предметы, но вместо декораций и пустых схем чувствуем тайну и слышим те же звуки, но в них новый голос.
Когда человек ставится в искусственные условия ложной жизни, то чем быстрее она, тем тяжелее он себя чувствует. Несчастная способность заменять схемами живые жизненные содержания делает несчастными людей.
Но я решил подвергаться всяким неприятностям, лишь бы быть в состоянии заняться своим делом, уехав хоть на некоторое время от этого танца смерти, в котором приходится быть и самому притоптывать и прихлопывать»3.
Теперь яснее можно прочувствовать, что же такое «реализм по Романовичу». Он куда ближе к средневековому богословию, где «более реальное» означает то, что более плотно пронизано трансцендентным, метаэмпирическим содержанием, то есть то, что яснее выражает иное, — а не просто повседневность, тщательно вырисованную, да к тому же еще и искусственно подогнанную под какую-то сиюминутную, с точки зрения вечности, политическую установку. Вместе с тем эта пронизанность или просвечивание иного не лишает чувственные вещи и фигуры их узнаваемой предметности, метафизика лишь как бы мерцает изнутри, не затопляя предмет своим сиянием. Если бы помянутый чистильщик сапог, задумавшись о главном, стал вдруг, в духе соцреалистической «позитивной эстетики», пророком или мессией, он произвел бы, может быть, куда менее значительное впечатление, как в своей мимолетной «отрешенности». Искусство и обязано улавливать эту пограничность чуда, позволяя зрителю видеть по обе стороны незримого, но ощутимого рубежа. Так происходит, в частности, в евангельских притчах, где нечто совсем бытовое, из сферы мелкого домашнего хозяйства или, говоря современным языком, языком «бизнеса» вдруг очерчивается в виде символов невероятной емкости — поэтому, наверное, и Романович так любил рисовать притчи, обращаясь порой к таким, которые почти не оставили следа в христианской иконографии (например, «Притча о доброй закваске»).
Искусство, находящее эту рубежную, материально-трансцендентную реальность, становится высшей формой познания и понимания — в этом Романович солидарен с эстетикой Возрождения, а с другой стороны, с немецким романтизмом (Шеллинг, придавший искусству высший гносеологический статус, статус некоей сверхфилософии в образах, влек его так же властно, как когда-то Александра Иванова). Другое дело, что монументальная мечта Иванова сменилась у Романовича малым, камерным откровением — камерным в двояком смысле, учитывая стрессовый напор внешних обстоятельств, что становился все более назойливым и властным. Но в любом случае, через внешнюю чувственную эмпирию у нашего мастера просвечивает определенного рода зримая незримость — вещам и фигурам сопутствуют цветные ауры, в образах проступает некий недовоплощенный «мир душ», — ощутимый везде, а не только в картине «Души» (конец 1930-х годов, ГТГ). Эта картина, надо отметить, составляет у Романовича исключение. Он редко выходит в чистый астрал, являя нам легко узнаваемые сюжеты, а не смутные феерии. Фееричными часто бывают наброски, но по мере кристаллизации образа они конкретизируются, достигая, пусть таинственной, но по-своему прозрачной простоты.
Всегда очень просты натюрморты мастера — он не любит сложных и многоплановых постановок. Сюжетные же картины легко узнаваемы и потому, что постоянно активизируют нашу историческую память, ссылаясь на иконографию старых мастеров — от Рафаэля и великих венецианцев Возрождения до Делакруа и Ван Гога. Причем это не рубленые цитатные ссылки, не задумчиво-пассеистичные стилизации, не ученические копии, а именно — чрезвычайно редкое в современном искусстве — восстановление целостного мира старинной картины. Картины, которая бурлит «дионисийской» жизнью, сводящей воедино человека и природу, микро- и макрокосм в едином бурном круговороте или тихой заводи просветленной, точнее, у нас на глазах просветляющей материи. Романович виртуозно умеет, красочно обобщая детали, извлечь самый «сок сюжета» (он сам поминает эти слова Делакруа о Рубенсе), причем подвергает порой этот сок двойной перегонке — как в картине «Привал актеров» (1920—1930-е годы) по «Вильгельму Мейстеру» Гете, что в равной мере восходит и к немецкому классику, и к французским театрализованным пасторалям Ватто. Романович не копирует, а естественно продолжает старых мастеров, живя в едином с ними пространстве. Для него не существует черты, разделяющей «старое» и «новое», — как не было ее и для Ларионова, специально подчеркнувшего это в манифесте, вошедшем в книжку «Ослиный хвост и мишень» (1913). И непринужденность метаисторического общения, даже своего рода задушевного соседства — с Тицианом, Рубенсом, Ватто и т.д. — тем более впечатляет, что Романович (разумеется, не считая коллекций Эрмитажа и московского цветаевского ГМИИ) не видел в подлиннике подавляющего большинства тех шедевров, на темы которых увлеченно импровизировал. Последний свой шанс все это увидеть воочию он потерял, когда после долгих раздумий так и не решился пустить в ход приглашение, присланное ему в 1924 году Ларионовым из Венеции. Европа музеев и священных камней осталась вдали, за наглухо сомкнувшимся железным занавесом. Остались репродукции — совсем неказистые и убогие, с точки зрения современной полиграфии. Но кисть Романовича умела превращать их в шедевры.
Природа понималась им не как объект подражания или завоевания, но как святилище, где нам открываются тайны творчества. Постигая природу, мы постигаем высшие формы искусства, ибо лишь таким путем мы можем увидеть (увидеть в виде мистического, хотя и чувственно-мистического, намека), как творит Бог. В этом диапазоне мыслили те, кто был Романовичу особенно дорог, — от тех же художников Возрождения, говорящих, как Леонардо или Дюрер, либо более молчаливых, как Рафаэль, но ясно высказавшихся в своем делании, до Гете. (Хотя, разумеется, разброс мнений по поводу такого природно-божественного, богочеловеческого или человекобожеского творчества был огромен, мы предлагаем здесь лишь краткую сумму.) Причем Гете точнее всего выразил мысли о совершенном произведении искусства, что открывает нам действенные силы природы (и тем самым превращается в подлинно природное творение), в своем «Итальянском путешествии», где впечатления от античности, Возрождения и средиземноморской природы слились в счастливое единство.
Романовичу в «земле полуденной» побывать не удалось (правда, географическим заменителем, как для многих, послужил Крым, эта, по его словам, «родина интеллигентов»), но идея того же единства его постоянно вдохновляла. Его критика авангарда как подмены «благоговейного приближения к природе» «механическим, безжизненным началом» аналогична той бескомпромиссной критике, которой Гете подверг теорию цвета Ньютона, — антиприродную и бесчеловечную, по мнению германского «олимпийца». Впрочем, если говорить о той конструктивистской части русского авангарда, которая Романовичу казалась совершенно неприемлемой, то ведь такие мастера, как Татлин, Митурич и другие были в своем искусстве далеко не однозначно-механистичны. В их работах, в особенности после революции, усилился биоморфизм, внутреннее родство с природой, органически-всеобщее «чувство мира» (П.Митурич), — то есть те же идеи, что проповедовались и Романовичем, который считал идеальным то произведение, которое наделено «чувством космической жизни». Тем самым он выразил глубинные чаяния целого ряда крупнейших русских мастеров, в том числе и тех, кого считал своими антагонистами.
Создавая свои красочные медитации о человеческой душе, Природе и Боге, Романович считал первейшим свойством, необходимым художнику, «дар внимания» или «качество самоотверженного внимания». Причем именно «внимания к объективному», — когда красота прежде всего не производится, не измышляется, а открывается в созерцании. Поэтому он тяжело, почти физически страдал, когда приходилось отвлекаться и тратить силы на «халтурный профит». Халтура, — ради куска хлеба необходимая, — грубо прерывала медитацию, то состояние внутреннего уединения, которое Романович умел сберечь даже в экстремальных условиях своего многолетнего барачного или хрущебного быта. Причем заработок, далекий от художества, бывал хотя и ничтожным (5 рублей за домовую табличку), но не тягостным. Более же крупный, профессионально-художественный доход давался мучительно, порой завершаясь полным фиаско. Так, получив в 1938 году заказ на большую картину «Товарищ Сталин провожает В.И.Ленина в Финляндию», — за которую в случае успеха ему должны были заплатить огромную по тем временам сумму в 5000 рублей, — Романович в итоге был полностью «забракован», поскольку «автор не справился с работой». Наверное, стрессы, испытанные в процессе этого экзамена по соцреализму, сопоставимы с мучениями Булгакова в связи с пресловутым «Батумом» (но в последнем случае исход был куда более трагичным, ибо итоговое «нет», скорее всего, обострило смертельную болезнь писателя). Правда, определенного рода отдушиной — в смысле заработка — для Романовича была работа в мастерской монументальной живописи Академии архитектуры, — где в духе Фаворского удавалось сочетать соц-заказ с сохранением потенций чистого, внехалтурного творчества.
Но все-таки счастливее всего он всегда чувствовал себя в своем отшельническом затворе, когда ничто не мешало ему писать картины, которые совершенно невозможно было ни выставить, ни продать. «Автопортрет в ушанке» (1940-е годы, Русский музей) — как бы на фоне роящихся, еще не воплощенных образов, на фоне «душ искусства» — великолепно выражает этот героический аскетизм. Античность и природа в этом мире душ составляют неразрывное целое. В одном из своих текстов, настоящей поэме в прозе, на смену раздумья об осеннем воздухе, который свободен, «дышит сам собой», приходит мифологическое видение («Гений Земли сочетается с духами пространств, и Психея в венке из увядших цветов целует своего гостя»). Переход от пейзажа к мифу почти незаметен, — как в античных картинах Романовича, которые естественно вырастают из палитры, напитанной красками пейзажной натуры.
Особый смысл для художника имела живопись цветов. Он их писал не просто «для разгона», как Кончаловский свои знаменитые сирени (которые у того нередко служили зачином к более крупным, сюжетным картинам). Маки, мальвы, астры или совсем уж простые колокольчики и ромашки (букеты Романовича охватывают чуть ли не всю среднерусскую флору, легко различимую несмотря на свободную живописность манеры, — эта поэтико-ботаническая точность тоже чисто ренессансная черта) по-своему величавы. Они совершенно равноправны по отношению к драматическим, сюжетным образам, хотя представлены в предельно скромной, будничной оправе — вазой может служить простая кастрюля. Но в любом случае это островки рая-в-уме, вероятный отзвук тех детских воспоминаний, когда маленький Сергей — чтобы прогнать пугающие мысли — рисовал в воображении рождественскую елку или цветущий сад. Именно в этом цветущем саду из детского сна он впервые наяву увидел свое божество живописи, Михаила Ларионова, когда тот как-то по весне зашел вместе с Гончаровой в их дом. Цветы Романовича даруют утешение среди темных «плясок смерти», — как мы знаем, он именно так воспринимал окружающую, несовершенную и не-сущую действительность, — но в них нет ни грана комфортно-сусальной пошлости. Это алхимическая возгонка красок до высшего их, «золотого» сияния, — с золотом, которое лишь присутствует духовно, в глубине, как в живописи классических венецианцев. Цвета здесь намечают сокровенную суть цвета как такового. Перед букетами Романовича вспоминаешь, что в ряде славянских языков слово «краски» обретает растительный смысл («хлебá в краске»), — здесь же это превращение происходит у нас на глазах, в самой живописной материи. В материи, которая вслед за кистью, — если стилизовать фразу в духе XVI века, — обретает порыв ввысь, от красочно-минеральной к растительной и человеческой жизни. Причем чисто человеческим чувственным любованием дело не завершается, знаменуя дальнейшее трансфизическое движение.
Многие по праву считают вершиной творчества Романовича его религиозную (преимущественно евангельскую по теме) живопись. Умение «написать Христа» он считал одним из высших критериев мастерства. Здесь он, как бы суммируя и свою живопись, и свою философию искусства предпринимает опыт, — если решиться на чисто метафизическую, впрочем, вполне адекватную его мысли манеру выражения, — восстановления истинного мира среди окружающих руин и химер. Восстановления, которое может быть оптимально-целостным лишь в рамках картины, внутри произведения. Николай Ге, которого как бы впрямую продолжает Романович, идя вслед его «Голгофе» или «Христу и Никодиму», еще не ставил перед собой столь масштабных эстетико-онтологических целей, — однако и руин вокруг него было гораздо меньше.
Христос Романовича — далеко не идеальный Христос (если разуметь под «идеальностью», с одной стороны, иконы, а с другой — постренессансного, классицизированного Христа религиозно-академической живописи). Он явлен нам здесь, — если продолжить сравнение с иконой, — не в литургически-молитвенном предстоянии, но медитативно, как содержание человеческой, точнее, божественно-человеческой мысли. Мысль эта может воплощаться в природных стихиях — как в «Буре на Тивериадском озере» (1940-е годы), где небо сходится с волнами в мощной пульсации косной и тяжелой, но чающей преображения материи. Тут перед нами не просто какой-то романтический вид с религиозным стаффажем, но некое «бурю внутри имеяй», взвихренное, но все же цельное пейзажно-психологическое единство, интерьер смятенной души.
Либо же, — что бывает куда чаще, — Христос выступает в человеческом окружении, с пейзажными и бытовыми приметами, сведенными до нуля. Впрочем, красочная среда, та же мощная пульсация (но уже чистого, неизобразительного цвета), блестяще восполняет все недомолвки. Сама палитра выступает как сцена мистериального действа. Лик Христа неизменно пребывает ее драматическим центром, но здесь нет радикального контраста между главным и второстепенным, героическим и аксессуарным. В картине Романовича насущно все, единая светозарная стихия плещется в раме, вовлекая в себя зрителя вкрадчиво, но властно.
В такого рода картинах поражает, — если вспомнить древний словесный символ, нашедший в наш век новый смыслооттенок в философии Бахтина, — неслиянная нераздельность фигуры Богочеловека и окруживших Его людей, Его родных и близких, либо, напротив, грубого, полуживотного людья. К тому же, все обычно дается наплывом, иной раз полуфигурно, так что общая нераздельно-неслиянная масса становится еще компактней. Здесь Романович, вновь и вновь активизируя свою память о Ренессансе, обращается к приему, хорошо знакомому живописцам Возрождения, но в целом неведомому русским художникам нового времени, у которых Христос часто выглядит трагическим изгоем. Босх в своих крупнофигурных сценах Страстей, Дюрер в «Юном Христе среди учителей» (реплику которого написал Романович) и многие другие мастера XVI—XVII веков нередко давали ключевые сцены Евангелия именно наплывом, погружая Спасителя в косную, либо же кое-где тронутую просветлением человеческую массу. Более того, классики подчеркивали раздробленность этой несовершенной людской материи, чьи разности — возрастов, темпераментов, эмоций — выглядят как ступени к высшему богочеловеческому совершенству. Благодаря этому масса, толпа, даже толпа мучителей и палачей, и обращается в раздробленно-совокупное, греховное и страдающее существо, жмущееся к Христу, чье присутствие служит залогом надежды. Художникам кажется, что еще немного — и им удастся изобразить последний рубеж между грехом и благодатью, между погибелью и искуплением. В удивительном льежском «Несении Креста» Босха, среди мерзких рож, неожиданно загораются сполохи феерического сияния — и у Романовича самыми яркими и переливчатыми красочными соцветиями порой вспыхивает самая мрачная деталь Страстей — терновый венец.
Сгустки светоцветовой материи, мистические живописные акценты у нашего современника выглядят даже экспрессивней, чем в прежней, средневеково-ренессансной иконографии. Но экспрессия влечет за собой тревожный разлад: сама фигура — порой только лик — Бога-сына предстает, разумеется, куда менее гармоничной и благостной, чем у великих старых мастеров. Это и понятно: Романович в отличие от Дюрера и Тициана жил в ХХ веке, когда человечеству многое приходилось обретать заново после великих разрывов, зияний и переломов, — причем в процессе этого обретения фальшивая цельность зачастую не спасала от внутренней пустоты (и этой мнимой, сусальной цельности он стремился избежать во что бы то ни стало). В любом случае для самого Романовича традиция художественного богопознания не прерывалась никогда. Эхо Возрождения звучит у него не только в иконографических резонансах, но и в том, что мерой всех вещей служит не природа, не человек или божество сами-в-себе, но Человек-в Боге, сделавший трасцендентное откровение предметом лирического, чувственно ощутимого переживания. Христос, впервые, согласно преданию, запечатленный в нерукотворных отпечатках-портретах, вновь становится портретным, — как в знаменитой мюнхенской картине Дюрера, где великий нюрнбержец, желая подчеркнуть божественность живописного искусства, запечатлел себя в образе Спасителя.
Кому-то этот шедевр — или евангельские картины Романовича (которые в прямом смысле не автопортретны, но тоже насыщены удивительным, глубоко личностным лиризмом) — может показаться кощунством. Но вот его собственные слова по этому поводу: «Я раз говорил с одним знакомым. Он спросил, какими бывают лучшие изображения Христа? Я ответил: “Те изображения, в которых выражено человеческое ‘Я’, можно считать портретом Христа”». Этим парадоксом, что, несомненно, был бы легко понятен тому же Дюреру, Сервантесу или Рембрандту, но звучит странно или даже дико для нашего современника, прошедшего через тяжкий опыт «слишком человеческих» веков, мы могли бы завершить разговор о евангельской теме Романовича.
Впрочем, хочется добавить еще кое-что. В большинстве этих картин царит дух легкой — сосредоточенно-созерцательной, но все равно легкой, — импровизации. Романовича часто сравнивают с Жоржем Руо. Но религиозные образы последнего куда тяжелей, прежде всего из-за черных контуров, которые имитируют свинцовые перегородки средневековых витражных стекол. Красочная легкость русского мастера, однако не пребывает в состоянии какой-то стабильной золотой середины. В поздних вещах она может переходить уже в почти совершенно ирреальную, белесую ауру, где «нон-финито», намеренная незавершенность форм, зыбкие зоны пустоты придают красочным гаммам подобие призрачных видений (как в некоторых «Благовещениях» 1950-х годов). Напротив, в отдельных работах 1960-х сгущается мрак, резче проступают темные тона, возрастает роль черного. Кисть Романовича порой доходит до гротеска на грани отчаяния, когда красочные гармонии буквально рассыпаются в виде каких-то обугленных головешек. Возможно, в последнее десятилетие гнет житейских обстоятельств был особенно груб и зол, вдавливаясь в сокровенные пространства его живописи тяжким грузом.
В любом случае, какие бы причины, внешние или глубинные, не омрачали поздние десятилетия Романовича, его «влюбленность в мир», воля к живописи, которая «блистает как бриллианты», ревностное сознание своей «художественной чести» — все это осталось с ним до последних дней. Большой очерк о Ларионове стал в равной мере и воспоминанием о старшем друге, и собственным творческим манифестом-завещанием. В нем Романович вспоминает, как его кумир, все более уходя с 1920-х годов от мирской, коммерческой суеты и уединяясь в мастерской, повторял в ответ на все просьбы французских коллекционеров и маршанов: «У меня нет живописи». Так же и Сергей Романович будто твердил то же самое, подчеркивая, что у него «нет живописи», которая внешнему, лживому и неистинному миру нужна. Но живопись реалистическая «в высшем смысле» тем временем накапливалась в виде обильного клада.


http://nasledie-rus.ru/podshivka/5812.php



Изображение

С.Романович. Поцелуй Иуды. 1940-е годы.

Изображение

С.Романович. Снятие со креста. 1950-е годы.

Изображение

С.Романович. Возложение тернового венца. 1960-е годы.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 23 дек 2013, 20:24 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 18:05
Сообщения: 3757
Откуда: Уфа
вИденье как через полупрозрачное бутылочное стекло. Вполне возможно, что от этой полупрозрачности ещё больше хочется углубить вИденье за это "стекло".


Последний раз редактировалось Djuley 23 дек 2013, 22:10, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 23 дек 2013, 20:55 
Не в сети

Зарегистрирован: 24 дек 2011, 01:12
Сообщения: 588
Откуда: Волгоград
Селена, Molli, спасибо! В интернете все ссылки про С.Романовского в каком-то в "разобранном" виде.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 23 дек 2013, 21:01 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17 авг 2012, 18:07
Сообщения: 5118
так вспоминает о Романовиче, Митурич Май Петрович.

Изображение

С Сергеем Михайловичем Романовичем отца связывала прочная дружба. Высокая фигура, жесты, поставленный голос делали его похожим скорее на актера, нежели на художника. Широкая небрежность манер затмевала дефекты костюма, и в общем он выглядел даже элегантно. Едва сойдясь и порадовавшись друг другу, они принимались спорить.
Сергей Михайлович был традиционно-духовного склада. Почитал Библию, Гёте. В придачу к Ван Гогу и Ларионову, на которых они сходились, обожал Рафаэля, Ге и Сурикова. И был глубоко верующим. Ценил он и Хлебникова, приспосабливая к своим взглядам, но Библия волновала его больше. Отец не был силен в Библии и, ерепенясь, не всегда находил, что ответить. К тому же Романович был глуховат. Распалялся он не так скоро, как отец, но когда расходился, то широкими жестами сметал со стола стаканы, а голос его рокотал. Отец метал свои язвительные стрелы в романовических кумиров: „Булочка, бесформенная, подкрашенная, сладкая булочка ваша Сикстинская. Только слепые, такие как Вы...“ Тут Романович начинал раскатисто хохотать. Хохотал заразительно, до слез, проводя по лицу ладонью, как бы умываясь смехом. „Эх, Вы, темный человек...“ — улыбался отец, а веселые глаза Романовича отвечали отцу тем же ‹...›


http://www.ka2.ru/reply/mem_may.html


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 24 дек 2013, 17:22 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 18:05
Сообщения: 3757
Откуда: Уфа
Вот что бы пережить чисто своё ощущение от картины, с "чистого листа", нужны ли все эти комментарии современников, эпизоды биографии, философские воззрения автора, устно или письменно им излагавшиеся? По моему, они мешают "чистоте эксперимента", по меньшей мере, на первых порах, при первом знакомстве.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 24 дек 2013, 18:32 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Djuley писал(а):
Вот что бы пережить чисто своё ощущение от картины, с "чистого листа", нужны ли все эти комментарии современников, эпизоды биографии, философские воззрения автора, устно или письменно им излагавшиеся? По моему, они мешают "чистоте эксперимента", по меньшей мере, на первых порах, при первом знакомстве.

Нет, не нужны конечно. Но как и почему они мешают?
Вот ты смотришь на картину и переживаешь ее, и прислушиваешься к своим переживаниям, и идешь в них дальше, за картину. Живопись иррациональна. Она уводит тебя в твои собственные глубины. Ведь это же зритель, рассматривающий картину, переживает ее или не переживает, откликается она в его душе или не откликается, а если откликается, то как? Чьи-то комментарии или рассказы о биографии ему могут помешать только, когда они зудят над ухом, когда рассматриваешь картину. Поэтому не люблю экскурсии в художественных музеях. Но вот когда смотришь на картину уже виденную и слышишь о ней чей-то рассказ, то бывает интересно сравнить ощущения от картины или что-то узнать о сюжете или авторе.

Но Романович, по-моему еще и удивительный мыслитель. Он также живописен и в слове как и в цвете. Читать его эссе и письма столь же интересно, как и рассматривать картины. И через его письма и воспоминания о нем больше узнаешь самого художника. Точнее и детальнее рисуешь его образ в своей душе. И это всего лишь дань благодарности человеку, помогающему тебе открыть дверь в твои собственные иррациональные глубины.

_________________
Всем! Всем! Всем! Здравствуйте!


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 24 дек 2013, 19:04 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Вот отрывок, потрясающий отрывок, из его письма жене Е. В. Бойко.

“Я расстроен этими днями скверной суматохи и дрянной работы. Совсем разбит и всячески устал. Если бы я тебя увидел, я бы исцелился от этих скверных дней. Это было бы как влага в пустыне, источник для человека в пустынной выжженной местности. Ум, мозг покрыт пылью, все серое кругом, и сердце очень устало отзываться на толчки каменистой дороги. Если бы я встретил твой взгляд огненный, сильный и вместе с тем мягкий и полный любви, все исчезло бы, как свертывается скверно написанный занавес, открывая волшебную глубину сцены. Иногда так трудно за плоскими ширмами нашей пятиминутной жизни сохранить чувство этой волшебной глубины; а иногда и контраст внешнего и внутреннего утомляет и приводит в замешательство. Их соединение кажется тяжелой гримасой, неуместной как человеческое несчастье в среде деловых добрых граждан. Как мало в нашей жизни по-настоящему человеческого, отмеченного истинным чувством и мыслью. Как глубоко это таит в себе человек, и как глубоко в нем это таится. Если отнять все, что отмечено борьбой за существование и автоматических мозговых и прочих манипуляций, что останется часто от бедняги-человека? Уловить человеческое в человеке – эта охота труднее, чем на несчастных зайцев. И когда мягкий сердцем молодой и желающий добра человек оборачивается в разные стороны – натыкается на всюду возникающие углы и стены без окон, без всякого света в них, взгляд его постепенно перестает быть способным воспринимать глубину и свет, и он становится постепенно в среду тупых углов. Поэтому охота за человеком приобретает важность – она пробуждает его в нас самих. Поэтому нас так трогает то, иногда самое незначительное, что почти неуловимо: выражение раздумья, грусти, нежности … <неразборчиво> дает чувство, что мир условных рефлексов – не все, что есть на белом свете.

Недавно я видел чистильщика сапог, который сидел, расставив ноги, в глубокой задумчивости и ответил подошедшей и что-то спросившей женщине, не сразу поняв и медленно повернув к ней голову. В выражении отрешенности было человеческое, которое подняло его над этой декорацией. Это так же редко, как живопись. Мы видим те же предметы, но вместо декораций и пустых схем чувствуем тайну и слышим те же звуки, но в них новый голос. Когда человек ставится в искусственные условия ложной жизни, то чем быстрее она, тем тяжелее он себя чувствует. Несчастная способность заменять схемами жизненные содержания делает несчастными людей. Но я решил подвергаться всяким неприятностям, лишь бы быть в состоянии заняться своим делом, уехав хоть на некоторое время от этого танца смерти, в котором приходится быть и самому притоптывать и прихлопывать. И завтра, немного отдохнув, я буду, наверное, рад, что заложен уже первый к этому кирпич”.


А это из письма к К. К. Зефирову
18 ноября 1924. (Москва)
“…Нам нужно стараться, чтобы не даром прожить жизнь, если не для других, то хотя бы для себя сделать и подвигнуть… образ совершенства…”

Сделать и подвигнуть образ совершенства, искать человеческое в человеке, открывать волшебную глубину за плоской ширмой пятиминутной жизни. Все его творчество, и живописное, и литературное, в этом.

_________________
Всем! Всем! Всем! Здравствуйте!


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 24 дек 2013, 19:37 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 23 мар 2011, 09:56
Сообщения: 1725
Откуда: Курган
Djuley писал(а):
Вот что бы пережить чисто своё ощущение от картины, с "чистого листа", нужны ли все эти комментарии современников, эпизоды биографии, философские воззрения автора, устно или письменно им излагавшиеся? По моему, они мешают "чистоте эксперимента", по меньшей мере, на первых порах, при первом знакомстве.

Может быть.. Мне тоже так кажется.. Но, тем не менее, таким художникам, как Максим Кантор, Михаил Анчаров (и Илье Ефимовичу Репину, написавшему "Далёкое близкое", между прочим!) тоже оказалось мало одного "художества", и они принялись писать книги, с большим или меньшим успехом.
Ощущение, которое произвели на меня картины Романовича- отчётливое неприятие.. Результат "чистого эксперимента"- отчётливо негативный. И, если бы не фотография художника, если бы не едва уловимое сходство его картин с картинами другого художника- про которого я знаю "мне это нравится!", если бы не его наблюдение о сапожнике ( замечательную цитату Molli я почти одолела!), и, если честно, если бы не появление его в моём поле зрения с подачи "Серебряных Нитей"- я бы вынесла вердикт "мне не нравится" и на этом история пересечения мира этого художника с моим миром закончилась бы, не успев начаться.. Как вообще формируется это нравится-не нравится? Не слишком ли случайным, далеко лежащим от сути дела, образом? Тогда пишущий тексты художник просто проявляет акт снисхождения к своим слишком торопливым, непривычным к самостоятельному взгляду на вещи зрителям, пытаясь донести своё послание различными способами- и образным, красочным и словесным..

_________________
То, что сейчас происходит во мне,
Тоже является частью Вселенной!


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 24 дек 2013, 20:27 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 18:05
Сообщения: 3757
Откуда: Уфа
Вполне возможно но, комментарии со всякими охами и ахами могут у меня поставить заслон от этих ахов, а может даже и перегнуть в обратную, отрицательную сторону восприятия. Возможно это во мне нечто бунтарское. Вот Черный Квадрат для меня абсолютно закрыт именно своей мировой брендовостью. Кто знает, может я бы и увидел бы в нём нечто, попадись он мне где нибудь в подъезде на обшарпанной стене но, нет же, даже в этом случае, будет мешать мысль, что это почти тот же расхваленный Ч. Квадрат Малевича.

Вот Возложение тернового венца этими мазками режет, разрывает изнутри на части.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 24 дек 2013, 21:19 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Djuley писал(а):
Вполне возможно но, комментарии со всякими охами и ахами могут у меня поставить заслон от этих ахов, а может даже и перегнуть в обратную, отрицательную сторону восприятия.

Виктор, но ведь чужие комментарии – это всего лишь чужие комментарии. Я не очень понимаю, как они могут повлиять на собственное восприятие картины.
Рассудочность может дать только «мудрствование от лукавого».
Из записных книжек.

Вот еще из его писем…
“Относительно философии очень важно, мне кажется, то, что тебе предлагается как доктрина, переживать, как мыслящее сердце. К философу нужно подходить не как к создателю объясняющей теории, а как к творцу известного ритма мышления, и настоящие философы действительно творцы, художники понятий. В этом и заключается тот секрет, что истинная философия не теряет, подобно произведению искусства, своего значения при противопоставлении даже как будто превосходящей точки зрения. Как мировой комплекс идей может совмещать – часто противоположное, – и все-таки оставаться единством… не терпя ущерба, а наоборот, восполняясь при видимости противоречий. Этому может дать пример сама Земля, где различные категории явлений и их смен, многообразных, противоположных по контрастам и дают ее истинный космологический образ. Нам с Вами гораздо легче это понять. Чем человеку, требующему истины в одной теории. Так, искусство живописи повествует об истине разными способами восприятия порождавших ее творцов, разными их созерцаниями и ритмами мышления. Точно также происходит и в музыке. Также и в философии. Философия, в сущности, ничего не доказывает и не должна доказывать. Она не должна становиться средством к чему-либо, она сама есть картина Существующего Всего, как она отражалась до сих пор в мире мыслящих духов, и они отражают ее каждый по-своему и все-таки все вместе. Гете очень удивляла эта тайна. Даже человек, философствующий с точки зрения своего желудка, не выпадает из общей системы. С точки зрения желудка он прав. Но мы можем с полным основанием не называть это философией, так как философия – это любовь к мудрости, и счастье людей в том, что они имеют в своих рядах тех, кто ее истинно любит. Я не хочу сказать, что философия как познавательный, объясняющий инструмент не имеет значения. Она, конечно, его имеет. Но было бы неправильно думать, что это дается в какой-либо одной системе. Удивительно именно то, что целое здание философской мысли, как оно создано человечеством (хотя возведены, может быть, лишь стены, а формы верхнего покрытия лишь намечены) в отдельных своих частях, враждебных друг другу, отрицающих друг друга, в целом необходимо друг друга поддерживают. Если бы мы стали сравнивать с доктринерской исторической точки зрения современную рационалистическую философию с средневековой христианской мистической философией и далее сопоставлять их с древней античной, то найдем как будто друг друга исключающие теории. Однако с более широкой точки зрения мы сможем увидеть, как они необходимы друг для друга и как они составляют как будто бы единое целое (не поднимая здесь спора о целостности того или иного). Кроме того, о противоречиях между системами, если теории действительно порождены людьми, любящими мудрость, то их противоречия полномочны, и можно найти или будет найдена более широкая точка зрения, которая совместит их. Пример, может быть, неудачный: Декарт доказывает, что существенная реальность познания лежит в мышлении. Локк доказывает приоритет ощущения. На этом строятся как бы противоположные системы эмпиризма и рационализма. На самом деле и тот и другой могут быть правы: ощущение может предшествовать мышлению, но с появлением мыслящего Я в мышлении дается основа и незыблемая опора познания. Трудно понять, как необходимы друг для друга такие философы, как Бэкон, прославивший опыт и провозглашавший сомнение первым шагом к истине, и Паскаль, который утверждал, что наука, не дающая понятие о целом, не стоит и часа работы, и так во всем. Часто философские противоречия бывают необходимее для ясности того или иного положения, чем согласия”.

_________________
Всем! Всем! Всем! Здравствуйте!


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 25 дек 2013, 15:02 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент

Зарегистрирован: 01 мар 2010, 13:48
Сообщения: 4306
Откуда: Нижний Новгород
Селена писал(а):
чужие комментарии – это всего лишь чужие комментарии. Я не очень понимаю, как они могут повлиять на собственное восприятие картины.
[i][color=#2f2f80]Рассудочность может дать только «мудрствование от лукавого».

Но ведь мы можем впустить в свою душу чужие впечатления, обогатив ими свои.
Можно ведь, не отказываясь от собственных эмоций и чувств, посмотреть на картины глазами другого человека...
***
У меня вызывает недоумение название двух абстракций Романовича:
Вот две его "Абстрактные лучистые композиции":
Изображение Изображение Но обилие чёрных жирных мазков как-то мало соответствуют названию, по-моему. Настроение у Романовича здесь далёкое от "лучизма": внутренний конфликт, противоборство, агрессия (о которой кричат яркие красные полосы)..
Только третья композиция начинает по-настоящему лучиться:
Изображение
Хотя и здесь ещё заметна грусть и остатки душевной усталости.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Сергей Михайлович Романо́вич
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 25 дек 2013, 15:15 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент

Зарегистрирован: 01 мар 2010, 13:48
Сообщения: 4306
Откуда: Нижний Новгород
Но что мне близко - так это отношение Романовича к цветам.
Вот его "Бальзамины и подсолнухи в деревянном ведре" (первая картина слева) и "Бальзамины в деревянном ведерке", к примеру:
Изображение Изображение
На первой картине прохладный голубовато-фиолетовый фон навевает грусть. Но бьющий справа свет, вступая в открытый диалог с цветочным ведёрком и цветами в нём, начинает переливаться еле-заметной радугой. Даже само деревянное ведро становится прозрачным.
На второй картине мягкий желтоватый добрый свет льётся слева,. Он как бы приобнимает ведёрко с цветами в лучистом танце.

Мощные белые "Мальвы в кофейнике" сами льют на зрителя свет. Небольшое световое пятно слева вверху от них - лишь дополнение к их гордому заявлению:
Изображение
Хрупкие белые "лилии в бутылке" героически рассеивают сизую мглу. Здесь единственным источником света становятся как бы сами лилии:
Изображение
А вот в каком диалоге со светом находятся у Романовича полевые цветы:
Изображение Здесь наступающая мгла как бы разбивается о поток цветочного света, который становится таким лучистым, что выплёскивается прямо на зрителя через край картины.
Простодушны в своей радости васильки ("Букет с васильками"). Даже тени вокруг них лёгкие, летящие, тёплые
Изображение
"Цветы в грунте" на сизом фоне расцвечивают жизнь карнавальными красками
Изображение
А этот букет( "Цветы на красном фоне"), напротив, приглушает своей хрупкостью пышущую тревогой страсть красного фона:
Изображение
По-моему, цветы помогали Романовичу проживать и переживать трудные моменты жизни. И их диалог с источником света - своего рода прорыв художника в мир горний из мира дольнего.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Форум закрыт Эта тема закрыта, вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 91 ]  1, 2, 3, 4, 5 ... 7  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 75


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
POWERED_BY
Русская поддержка phpBB
[ Time : 0.133s | 18 Queries | GZIP : On ]