Здравствуйте всем! Ох, какая тема... Передачу пока не слышала... Но хочется немного сказать от себя. Роман "Сто лет Одиночества" читала в конце прошлого года. Неоднозначно его тогда восприняла - очевидно, просто не смогла пока понять и осилить, но что это произведение глубокое, многоуровневое, иносказательное - это чувствовалось сразу и однозначно. Много осталось таких моментов, в которых со всей очевидностью ощущается что-то важное, метафорически выраженное, о наших душах, но что для себя пока еще не расшифровала, как те самые пергаменты. Например, метафора всеобщей бессонницы (о ней чуть упоминала выше Аня). Когда люди стали терять память...все больше и глубже - не память сердца, а память жизни, как-то так интересно было сказано в романе... А воскресший Мелькиадес, волшебным образом спасший людей от этой бессонницы. Вообще, я тогда подумала, что это не Мелькиадес "воскрес из мертвых", а поселение Макондо уже умерло на тот момент, только еще не знало об этом, а он, мертвый, знал, поэтому и сказал, что знает, что это за болезнь приключилась с жителями...
А дождь, шедший много лет.
Образ Урсулы - это вообще отдельный разговор! По-моему, это все-таки центральная героиня романа. Мне кажется, сам Маркес ей больше всего симпатизировал. Не могу не привести следующий отрывок, касающийся Урсулы. Хотела написать его в теме "Шестое чувство" (он всплыл в памяти после прослушивания соответствующей передачи, посвященной фильму Найта Шьямалана ), но не решилась тогда. Вот он:
Никто не мог сказать с достоверностью, в какое время Урсула начала терять зрение. Даже в последние годы ее жизни, когда она уже не вставала с постели, все думали, что она просто побеждена дряхлостью, и ни один человек не заметил, что Урсула совсем ослепла. <…> Ни одной живой душе не говорила она о том, что слепнет, ведь это было бы публичным признанием своей бесполезности. Тайком от всех Урсула стала упорно изучать расстояния между предметами и голоса людей, чтобы продолжать видеть с помощью памяти, когда тени катаракты совсем закроют от нее мир. Позже она обрела неожиданное подспорье в запахах, они определялись в темноте гораздо отчетливее, чем контуры и цвета, и окончательно спасли ее от позорного разоблачения. Несмотря на окружающую ее тьму, Урсула могла вдеть нитку в иголку, и обметать петлю, и вовремя обнаружить, что молоко закипает. Она так хорошо помнила, в каком месте находится каждая вещь, что иногда сама забывала о своей слепоте. Однажды Фернанда раскричалась на весь дом, что у нее пропало обручальное кольцо, и Урсула отыскала кольцо на полочке в детской спальне. Объяснялось это очень просто: пока все остальные беспечно расхаживали взад-вперед по дому, Урсула всеми оставшимися у нее четырьмя чувствами следила за любым их движением, чтобы никто не мог захватить ее врасплох; вскоре она открыла, что каждый член семьи, сам того не замечая, ходит изо дня в день по одним и тем же путям, повторяет одни и те же действия и произносит в одни и те же часы почти одни и те же слова. Следовательно, потерять что-либо Буэндиа рисковали лишь в том случае, если привычный распорядок нарушался. Поэтому, заслышав причитания Фернанды, Урсула вспомнила, что единственным необычным делом, предпринятым Фернандой в этот день, было проветривание циновок с детских кроватей – накануне ночью Меме обнаружила у себя клопа. Поскольку во время уборки дети оставались в комнате, Урсула решила, что Фернанда положила кольцо в единственное недосягаемое для них место – на полку. Фернанда же, напротив, искала кольцо там, где пролегали ее обычные пути, не ведая, что именно повседневные привычки затрудняют нахождение потерянных вещей, из-за них эти вещи и бывает так трудно найти. <…> Иной раз случалось и что-нибудь непредвиденное. Однажды Урсула наткнулась на Амаранту, сидевшую с вышиванием в галерее бегоний. – Ради Бога, – возмутилась Амаранта, – смотри, куда ты идешь. – Это ты, – ответила Урсула, – сидишь не там, где должна сидеть.
Урсула была совершенно убеждена в своей правоте и, поразмыслив, сделала неожиданное открытие, которое до нее никому и в голову не приходило: по мере чередования времен года солнце постепенно и незаметно изменяло свое положение в небе, и те, кто сидел в галерее, понемногу, и сами того не замечая, передвигались и меняли свои места. С тех пор Урсуле надо было только вспомнить, какое сегодня число, чтобы безошибочно определить, где сидит Амаранта. Хотя руки Урсулы дрожали с каждым днем все заметней, а ноги словно наливались свинцом, никогда еще ее маленькую фигуру не видели в стольких местах сразу. Урсула была почти столь же расторопной, как в те времена, когда на ее плечах лежали все заботы по дому.
Однако теперь, в лишенном света одиночестве своей глубокой старости, она обрела способность с такой необычайной проницательностью разбираться даже в самых незначительных семейных событиях, что впервые увидела со всей ясностью ту правду, разглядеть которую мешала ей прежде ее вечная занятость. К тому времени, когда Хосе Аркадио стали готовить в семинарию, Урсула произвела уже доскональнейший обзор всей жизни семьи Буэндиа, начиная с основания Макондо и полностью пересмотрела свое мнение о потомках. Она пришла к убеждению, что полковник Аурелиано Буэндиа утратил привязанность к семье не из-за того, что его ожесточила война, как Урсула думала раньше, просто он никогда никого не любил: и свою жену Ремедиос, и бесчисленных возлюбленных на одну ночь, прошедших через его жизнь, и в особенности своих сыновей. Она догадалась, что он проделал столько войн не из-за идеализма, как все считали, отказался от верной победы не из-за усталости, как все думали, а и победы одерживал, и поражения терпел по одной и той же причине – из-за самого доподлинного греховного тщеславия. Она сделала заключение, что этот ее сын, за которого она пошла бы на смерть, от природы лишен способности любить. Эта переоценка сына внезапно пробудила в ней всю ту жалость, которую она ему недодала. В противоположность сыну Амаранта, чья душевная черствость пугала Урсулу, чья затаенная горечь печалили ее, теперь показалась матери воплощением женской нежности, и с проницательностью, порожденной состраданием, Урсула поняла, что несправедливые мучения, которым Амаранта подвергла Пьетро Креспи, объясняются вовсе не жаждой мщения, как все думали, а медленная пытка, исковеркавшая жизнь полковника Геринельдо Маркеса, вызвана отнюдь не злым, желчным, неизлечимым горем, как все считали. На самом деле и то и другое было следствием борьбы не на жизнь, а на смерть между безграничной любовью и непреодолимой трусостью, в конце концов, в этой борьбе восторжествовал неразумный страх, неотступно терзавший измученное сердце Амаранты.
В ту пору Урсула стала все чаще произносить имя Ребеки, она вызывала в памяти ее образ с прежней любовью, усиленной запоздалым раскаянием и внезапным восхищением, она поняла, что только Ребека, та, которая не была вскормлена ее молоком, а ела землю земли и известку стен, та, в чьих жилах текла не кровь Буэндиа, а неизвестная кровь неизвестных, кости которых продолжали клохтать даже в могиле, Ребека с нетерпеливым сердцем, Ребека с необузданным лоном, – единственная из всех обладала той безудержной смелостью, о которой Урсула мечтала для отпрысков своего рода. – Ребека, – бормотала она, ощупывая стены, – как мы были к тебе несправедливы! Ведь о шестом чувстве идет речь?
Пергаменты... написанное в них очень удивило и окончание романа привело в отчаяние. Я смутно ждала, что в пергаментах будет зашифрована подсказка о том, какую возможную ошибку совершают многие представители рода Буэндиа, не умея любить по-настоящему, не умея сострадать по-настоящему (как мне казалось) - ведь именно потому каждый Буэндиа ощущал свое острое личное одиночество, как мне ощущалось; думала, что тот человек, кому хватит духа и терпения, расшифровать, наконец, написанное в них, сможет понять, что что-то нужно изменить в себе, чтобы стало возможным изменение в судьбе жизни самого рода в целом, в той степени, насколько человек, как простой смертный, вправе на это повлиять.
|