Серебряные нити

Одиночество

Одиночество.

Одиночество,… оно ощущается как оставленность, покинутость. Нас оставляют любимые, забывают друзья, покидают, умирая, близкие, и на душе страх, тоска, боль и горечь. Как в детстве, когда потеряешься, когда единственно знакомый тебе мир вдруг куда-то исчезает и вокруг чужие дома, чужие лица, не замечающие тебя. А если в ответ на твой плач и замечающие, то и сочувствие их бестолковое и пугающее. Они же тебя не знают, они чужие, они не умеют понять и успокоить тебя, как это всегда умеет мама.
Ты растешь, вместе с тобой растет и твой мир и все меньше страха к чужому и незнакомому, и все больше интереса к другому и неизведанному. Но вот однажды уже среди родных и близких ты остро переживаешь тоску одиночества, всю ту же покинутость и оставленность, как предсмертный крик: “Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?” (Мф. 27:46). Внутри растет и ширится темнота и холод…

По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.

Ты одна, одна в этом мире. Ты не так реагируешь, ты не так переживаешь, ты не то видишь. Ты пытаешься рассказать о себе, но тебя не понимают. Тебя высмеивают, тебя не замечают, тебя предают, предают то, что ты считала важным, ценным, значимым. Как они могут? Крик одиночества.
А потом напряжение спадает. Внутри тишина и боль. И главное не испугаться этой тишины и этой боли. Тишина, потому что умолкает твой собственный крик. Ведь кроме тебя самой внутри тебя никого и не было. Боль, потому что то, замерзшее живое, начинает оттаивать, а это всегда больно.

Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.

Так кто же такая я, та, которую оставили, бросили, забыли, предали?
Меня оставляют, а я?... может быть это я однажды оставила всех? Меня забывают,… но что?... что именно забывают во мне?... что такое можно во мне забыть?... Меня предают,… но что такое важное можно предать во мне?... и почему это предается? Меня не понимают, а я?… понимаю ли я, о чем хочу рассказать и почему мне это важно?... понимаю ли я себя и других?
Блаженство тишины раскрывает душу и впускает свет в ту темноту, которая есть неведение. И этот свет вдруг освещает мир, огромный, странный, бездонный,… разный, смешной, упрямый, угрюмый, цветной, меняющийся,… мой мир. но что такое он, этот мир?... он отражение того, что я вижу?... или я вижу так, потому что он есть? И как то же самое видят другие?
Другие… До сей поры это были чужие,…чужие, все, без исключения. Даже родные и друзья были всего лишь моей проекцией. Я видела в них только то, что было близко мне, или то, что хотела видеть. И вот в мире появляется не просто другой, в мире кроме меня появляешься ты.

И вот тогда - из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.

Там внутри тебя такая же неисчерпаемая бездонность. А как вот это же самое видишь ты?... а как вот это же самое слышишь ты?... а как вот это же самое переживаешь ты? Как хочется увидеть мир твоими глазами, услышать мир твоими ушами, ощутить его твоими чувствами. Но как это возможно?
Я не хочу до конца растворяться в тебе, я не могу до конца раствориться в тебе. Иначе исчезну не только я, исчезнешь и ты тоже. И это будет означать только то, что одиночество непреодолимо, раз для его преодоления нужно уничтожить то, где это одиночество возникает как чувство, саму личность.
Личность, лик, лицо,… то неповторимое и уникальное, что как-то по-своему, по-особому преломляет то общее и универсальное, что есть в нас, во всех нас, в каждом из нас. Значит, чтобы увидеть мир другими глазами, надо отыскать то общее, ту основу, ту суть, на которую мы вместе смотрим, и наделить это общее теми оттенками, о которых мне рассказывает другой. Я могу так никогда и не увидеть этих оттенков, я могу так никогда и не услышать этих звуков, но только благодаря другому то, что было моим, становится нашим, общим. И этим разрывает замкнутый круг одиночества. И через это растет душа, становясь внимательней и требовательней к тем внутренним пейзажам, которые она обнаруживает в себе.

“Тоска одиночества утоляется лишь в общении, не в обществе”.
Николай Бердяев. Я И МИР ОБЪЕКТОВ. Опыт философии одиночества и общения.
Одиночество преодолевается только общением. Именно общением, а не просто обменом информацией. Общение – это нахождение общего. И оно не обязательно должно быть вербальным. Можно вместе смотреть на общий закат или рассвет. Можно вместе слушать общую ораторию Баха. При этом важно только одно, важно не просто смотреть или слушать, важно видеть и слышать. Именно через видение и слышание отражается во вне личность человека.

“Людское общество обычно чересчур доступно. Мы встречаемся слишком часто, не успевая приобрести друг для друга новой ценности. Мы трижды в день сходимся за столом и угощаем друг друга каждый раз все тем же старым заплесневелым сыром - нашей собственной особой. Чтобы сделать терпимыми эти частые встречи, нам пришлось договориться о некоторых правилах, именуемых приличиями и этикетом, которые не дают нам вступить в бой. Мы встречаемся и на почте, и на вечеринках, и каждый вечер у домашнего очага. Мы живем в тесноте и спотыкаемся друг о друга и от этого, мне думается, несколько теряем друг к другу уважение. Для подлинно важного и сердечного общения такая частота не нужна”.
Генри Дэвид Торо. Уолден, или Жизнь в лесу.
Общение как обмен приобретенными ценностями. Но ценность эта сначала должна быть приобретена и познана как ценность, и донесена как ценность. И для другого она тоже должна оказаться ценностью. Ценности нельзя собирать только для себя. Ими необходимо делиться с другими, иначе они никогда не обретут статуса ценности. Или же они окажутся объектными ценностями, теми, которыми можно владеть, увеличивая свою значимость, но нельзя общаться, прорываясь через одиночество к другому.
… И вот тогда… тогда другой становится другом. Прорваться сквозь одиночество можно только в любовь и в дружбу.

Физически человек может выжить один. И не только в социуме, но и на необитаемом острове. Не случайно книга о Робинзоне до сих пор популярна и имя ее героя давно стало нарицательным. Отшельниками, на краю деревни, всегда жили кузнецы. Отшельницами, часто за границами поселений, на отшибе, жили те женщины, которых считали ведьмами или колдуньями. Ну и конечно уединенное отшельничество всего сопровождало тех, кто хотел познать Бога.

"Как далеко должен быть человек от своих ближних, чтобы чувствовать себя одиноким? Я выяснил, что иногда сколько ни шагай, это не помогает сближению двух душ. Чья близость более всего необходима нам? Уж конечно не близость самой большой толпы или станции, почты, трактира, молитвенного дома, школы, бакалейной лавки, Бикон Хилла или Файв Пойнтс, где скопляется больше всего людей, - но близость к вечному источнику жизни, найденному нами на опыте; так, ива растет у воды и именно к ней тянется своими корнями. Для разных натур это будут разные места, но тут-то и должен копать свой погреб истинный мудрец..."
Генри Дэвид Торо. Уолден, или Жизнь в лесу
Выводящая из одиночества близость никакого отношения не имеет к реальным физическим расстояниям. Также как и физическое одиночество никакого отношения не имеет к экзистенциальному чувству одиночества. Это чувство изначально возникает как результат выделения себя из общего пространства семьи, племени, рода.
Недифференцированное прежде внутреннее пространство оказывает поделенным на “я” и “не-я”. И эти самые “не-я” могут навсегда остаться другими, а могут стать врагами. Все это сохраняет и углубляет чувство одиночества. И лишь когда “не-я” становится другом или любимым, одиночество размыкает свой круг. Размыкает в сторону другого, в тайну его личности, в интерес к его видению.
Нет иного пути в преодолении одиночества. Как нет и иного пути к другому, как через одиночество. Именно поэтому оно никогда не преодолевается до конца. И именно это сохраняет и развивает твою собственную личность.

“Абсолютное уединение "я" от всякого другого, от всякого "ты" есть самоистребление. Я" перестает существовать, когда внутри существования ему не дано существование его другого, ты”.
Николай Бердяев. Я И МИР ОБЪЕКТОВ. Опыт философии одиночества и общения

Свернуть