Как вариант, "найти пять свободных часов" можно за счёт сна...
Вот только ради чего? Ради того, чтобы поглядеть на нечто, вызывающее отвращение, с элементами садо-мазо, пусть даже возникающих не прямо в фильме, а косвенно, в рассказах персонажей.
Рассказ о фильме Антона Долина (и форумчан) почему-то вызвал у меня такое представление: вконец скурвившаяся, многократно пережившая насилие и сама потом насилующая других Анима убивает девственный Анимус, захотевшего с ней контакта.
В несимволичном ряду это выглядит как социальный кретинизм (или это такой мазохизм?) дедушки: оказаться в беспомощном положении - умоляющим (да?) и без штанов - перед тёткой, которая только что в течение нескольких часов признавалась в склонности к насилию..
Несколько лет назад случайно услышала от Анфисы Чеховой, что в Москве и Санкт-Петербурге бум на садо-мазо. Тогда это бодренькое сообщение вызвало оторопь. В контексте фильмов Триера - наверное так и есть. Если люди пытаются в отношениях и сексе реализовать только власть-подчинение, да ещё стремятся свои впечатления всё время уСИЛять, то у них в постели исключительно садо-мазо,которое неминуемо заканчивается смертью одного из "экспериментаторов"...
***
Чехова не зря вспомнили в передаче. У Антон Павловича есть рассказ - маленький и коротенький - в отличие от Триера "Слова, слова, слова..." и тоже на тему "разговоров с падшей женщиной"
http://ru.wikisource.org/wiki/Слова,_слова_и_слова_(Чехов)
Кому и это слишком много букв: телеграфист Груздев привёл к себе в комнату девушку лёгкого поведения Катю и стал её увещевать, зачем она так низко пала? Она тоже стала себя ругать, плакать,
Цитата:
хотела прочесть "исповедь, так хорошо знакомую каждому "честному развратнику" но не получилось из её речи ничего, кроме "нравственных самопощёчин"
Кате даже было пригрезился роман с Груздевым, смотревшим на неё ласково и участливо. Но по вздохам Груздева, его постоянной оглядке на часы она понимает, что это лишь её грёзы, и начинает растёгивать свои пуговки.
Заканчивается рассказ так:
Цитата:
В вентиляцию отчаянно взвизгнул ветер, точно он первый раз в жизни видел насилие, которое может совершать иногда насущный кусок хлеба. Наверху, где-то далеко за потолком, забренчали на плохой гитаре. Пошлая музыка!