Распутин был духовным наркотиком своего времени. Такие люди появляются всегда, когда нарастает неуверенность, раздражение, неприятие, нестабильность, хаос. Нужно на что-то опереться, вернее на кого-то. И конечно этот кто-то должен быть всесилен, должен иметь личный доступ к тому, что может защитить, избавить от сомнений и колебаний, вселить надежду и веру.
Распутин снимал душевные страхи и тревоги, разрешал духовные проблемы, избавлял от физической боли, решал политические проблемы, способствовал карьерным продвижениям, помогал при экономических затруднениях… – такое разнообразие характерно только для того, что объединено термином “наркотик”. Даже если большинство фактов его влияния – это миф, все равно и этот миф свидетельствовал о том, что такой универсальный человек, “божий человек”, человек, имеющий особый дар влиять на события во всех сферах жизни, был чрезвычайно востребован той эпохой.
Что на самом деле было такого в Распутине, что сделало его таким популярным?
Невероятная интуиция, почти животное чутье и абсолютная непоколебимая уверенность его самого в собственной особой божественной миссии.
Из воспоминаний Тэффи видно, что он использовал, скорее всего, бессознательно, интуитивно, многие приемы так называемого “цыганского” гипноза, чтобы ввести человека в транс. Возможно он так помогал в случае душевных беспокойств встретиться кому-то, чаще всего женщине, с самой собой, избавиться от мешающих тревог и сомнений и мобилизовать внутренние ресурсы для решения проблем здоровья, душевного или физического. Хотя чаще всего случалось обратное. Слишком много истерии было вокруг этого имени и не только в воспоминаниях Тэффи, но и в воспоминаниях других современниц. Он поднимал на поверхность подавленные иррациональные силы и выпускал их наружу. С одной стороны помогая тем самым освободиться от подавленных общественной моралью чувств и желаний. С другой способствуя распространению этого безумия.
Он не зря чувствовал и свою смерть, и смерть династии. Она, эта смерть, была в нем самом. Он сам подошел к ее истокам, к краю бездны, к краю той силы, когда возникает уверенность, что твои желания, твои действия, твои поступки, освящены чем-то высшим. И ты имеешь на них право. В нем не было сомнения Раскольникова. Он не задумывался: имеет ли он право реализовывать свои желания. Он знал: имеет. И вслед за ним в это верили все, почти все. Его убийцы тоже решили, что имеют на это право. И дальше все сорвалось как снежный ком. Выпущенные из бездны иррациональные силы хаоса уже невозможно стало остановить.
Я не думаю, что именно Распутин и его убийство были тому причиной. Но то, что он ускорил это, – несомненно. Он чуял это право, разбойничье право, брать, делить, указывать, творить свою волю. Чуя, при этом, животным чутьем чуя, что чужая воля непременно встанет однажды поперек его. И это опьяняло, держало в напряжении, заставляло гореть. На этот огонь, как мотыльки слетались слабые и неуверенные, жаждущие утешения и просто любопытные, подтверждая тем самым его право: указывать и брать.
“Для человека, ведущего какую-нибудь серьезную политическую линию, Распутин показался мне недостаточно серьезным. Слишком дергался, слишком рассеивался вниманием, был сам весь какой-то запутанный. Вероятно, поддавался уговорам и подкупам, не особенно обдумывая и взвешивая. Самого его несла куда-то та самая сила, которою он хотел управлять. Не знаю, каков он был в начале своей карьеры, но в те дни, когда я его встретила, он словно уже сорвался и несся в вихре, в смерче, сам себя потеряв. Повторял бредовые слова: "Бог... молитва... вино", путал, сам себя не понимал, мучился, корчился, бросался в пляс с отчаянием и с воплем, как в горящий дом за забытым сокровищем. Я потом видела этот пляс его сатанинский...”
Н. Тэффи. Распутин.
Распутин и та эпоха, предреволюционная, тревожная, напряженная, неотделимы друг от друга. Он ее квинтэссенция. В нем эпоха узнавала себя. И ужасалась, и, закрывая глаза, надеялась, что пронесет…
|
Тэффи читала просто с упоением..
Фёдор Сваровский. Фокусник
Свернуть
