По-поводу окраски значения упрямства: мы считаем, его отрицательным качеством, дефектом характера, прихотью и т.д. Мне вспомнилась книга известного психиатра и психолога-Виктора Франкла. Она так и называется: "Сказать жизни - "Да" УПРЯМСТВО ДУХА". На долю этого человека выпали адские испытания концентрационных лагерей, и несмотря на весь ужас, В.Франкл нашёл в себе силы посмотреть смерти в глаза и пройти мимо неё. Наверное, самое страшное, в том, что лагерь заставляет переживать в один момент страдания сотен людей... Упрямство...детский каприз...может это он стал "нитью Ариадны" в столь непростом пути? Вечно живущий и страдающий внутренний ребёнок, частичка Чарли, образ, выпущенный на свободу и ведущий за собой разумные доводы. Иначе как могли сложиться следующие выводы? (цитата из книги):
Цитата:
Человек посторонний и непосвященный, кто сам не был в лагере, как правило,
вообще не в состоянии представить себе истинную картину лагерной жизни. Она
может видеться ему в каких-то сентиментальных тонах, во флере тихой скорби. Он и
не предполагает, что это была жестокая борьба за существование - даже между
самими заключенными. Беспощадная борьба за ежедневный кусок хлеба, за
самосохранение, за себя самого или за самых близких людей.[...]
Когда отнято все...
Километр за километром мы с ним идем рядом, то утопая в снегу, то скользя по
обледенелым буграм, поддерживая друг друга, слыша брань и понукания. Мы не
говорим больше ни слова, но мы знаем: каждый из нас думает сейчас о своей жене.
Время от времени я бросаю взгляд на небо: звезды уже бледнеют, и там, вдали,
сквозь густые облака начинает пробиваться розовый свет утренней зари. А пред
моим духовным взором стоит любимый человек. Моя фантазия сумела воплотить его
так живо, так ярко, как это никогда не бывало в моей прежней, нормальной жизни.
Я беседую с женой, я задаю вопросы, она отвечает. Я вижу ее улыбку, ее
ободряющий взгляд, и - пусть этот взгляд бестелесен - он сияет мне ярче, чем
восходящее в эти минуты солнце.
И вдруг меня пронзает мысль: ведь сейчас я впервые в жизни понял истинность
того, что столь многие мыслители и мудрецы считали своим конечным выводом, что
воспевали столь многие поэты: я понял, я принял истину - только любовь есть то
конечное и высшее, что оправдывает наше здешнее существование, что может нас
возвышать и укреплять! Да, я постигаю смысл того итога, что достигнут
человеческой мыслью, поэзией, верой: освобождение - через любовь, в любви! Я
теперь знаю, что человек, у которого нет уже ничего на этом свете, может духовно
- пусть на мгновение - обладать самым дорогим для себя - образом того, кого
любит. В самой тяжелой из всех мыслимо тяжелых ситуаций, когда уже невозможно
выразить себя ни в каком действии, когда единственным остается страдание, - в
такой ситуации человек может осуществить себя через воссоздание и созерцание
образа того, кого он любит. Впервые в жизни я смог понять, что подразумевают,
когда говорят, что ангелы счастливы любовным созерцанием бесконечного Господа.
...Идущий впереди меня падает, идущие за ним тоже не удерживаются на ногах.
Конвоир уже здесь, он уже колотит нас, наводя порядок. За несколько секунд моя
внутренняя созерцательная жизнь разрушена. Но душа снова способна воспарить, она
снова вырывается из здешнего лагерного существования ввысь, по ту его сторону, и
снова начинает диалог с любимой. Она спрашивает - я отвечаю, я спрашиваю - она
отвечает[...]
Те, кто сохранил способность к внутренней жизни, не утрачивал и способности хоть
изредка, хоть тогда, когда предоставлялась малейшая возможность, интенсивнейшим
образом воспринимать красоту природы или искусства. И интенсивность этого
переживания, пусть на какие-то мгновения, помогала отключаться от ужасов
действительности, забывать о них. При переезде из Аушвица в баварский лагерь мы
смотрели сквозь зарешеченные окна на вершины Зальцбургских гор, освещенные
заходящим солнцем. Если бы кто-нибудь увидел в этот момент наши восхищенные
лица, он никогда бы не поверил, что это - люди, жизнь которых практически
кончена. И вопреки этому - или именно поэтому? - мы были пленены красотой
природы, красотой, от которой годами были отторгнуты[...]
Счастье - это когда худшее обошло стороной
Мы были благодарны судьбе уже за малейшее облегчение, за то, что какая-то новая
неприятность могла случиться, но не случилась. Мы радовались, например, если
вечером, перед сном ничто не помешало нам заняться уничтожением вшей. Конечно,
само по себе это не такое уж удовольствие, тем более что раздеваться донага
приходилось в нетопленом бараке, где с потолка (внутри помещения!) свисали
сосульки. Но мы считали, что нам повезло, если в этот момент не начиналась
воздушная тревога и не вводилось полное затемнение, из-за чего это прерванное
занятие отнимало у нас полночи[...]
Нет, опыт подтверждает, что душевные реакции заключенного не были всего лишь
закономерным отпечатком телесных, душевных и социальных условий, дефицита
калорий, недосыпа и различных психологических "комплексов". В конечном счете
выясняется: то, что происходит внутри человека, то, что лагерь из него якобы
"делает", - результат внутреннего решения самого человека. В принципе от каждого
человека зависит - что, даже под давлением таких страшных обстоятельств,
произойдет в лагере с ним, с его духовной, внутренней сутью: превратится ли он в
"типичного" лагерника или останется и здесь человеком, сохранит свое
человеческое достоинство.