Любовь к себе и самолюбие,… в повести – притче “Алые Паруса” мне тоже они показались очень знаковыми.
Ассоль вырастает из мести, которой именно самолюбие и двигало. Древний закон мести, древний закон справедливости, древний закон самолюбивой души: око за око, зуб за зуб. Но Ассоль уже родилась и жила в душе Лонгрена.
Александр Грин писал(а):
-- Спи, милая, -- сказал он, -- до утра еще далеко.
-- Что ты делаешь?
-- Черную игрушку я сделал, Ассоль, -- спи!
Она уже просыпается в его душе, уже задает вопросы, на которые Лонгрен вынужден честно отвечать. Ассоль – внутренняя правда, внутренняя истина, которая мучает укорами совести.
Никогда, читая раньше эту повесть, не обращала внимания на следующую фразу:
Александр Грин писал(а):
Через три дня, возвращаясь из городской лавки, Ассоль услышала в первый раз:
-- Эй, висельница! Ассоль! Посмотри-ка сюда! Красные паруса плывут!
Впрочем, не только на неё,… на многое не обращала внимания,… совсем по-другому перечитала ее во вторник…
Почему висельница? Как-то сразу всплыли в памяти тренинговые занятия, посвященные 13-ому Аркану – Мученик (Повешенный). Ассоль рождается в период духовного кризиса, еще действительно из крови мести, из задетого и болезненного самолюбия,… но уже рождается, как то, что мучается и спрашивает, как сомнение, как внутренняя ценность, которую надо беречь и о которой надо заботиться. Она ведь живет во всех, во всех жителях Каперны, она ходит по улицам поселка, но ее гонят, над ней смеются. Не все правда. Угольщик с ней разговаривал.
Александр Грин писал(а):
Я с ней разговаривал. Она сидела на моей повозке восемьдесят четыре раза, или немного меньше. Когда девушка идет пешком из города, а я продал свой уголь, я уж непременно посажу девушку. Пускай она сидит. Я говорю, что у нее хорошая голова. Это сейчас видно. С тобой, Хин Меннерс, она, понятно, не скажет двух слов. Но я, сударь, в свободном угольном деле презираю суды и толки. Она говорит, как большая, но причудливый ее разговор.
У нее хорошая голова, это он понимает, только разговор причудлив. Сложно разобраться и довериться вот этому чувству:
Александр Грин писал(а):
Я говорю: -- "Ну, Ассоль, это ведь такое твое дело, и мысли поэтому у тебя такие, а вокруг посмотри: все в работе, как в драке". -- "Нет, -- говорит она, -- я знаю, что знаю. Когда рыбак ловит рыбу, он думает, что поймает большую рыбу, какой никто не ловил". -- "Ну, а я?" -- "А ты? -- смеется она, -- ты, верно, когда наваливаешь углем корзину, то думаешь, что она зацветет".
Вот здесь любовь к себе, к Ассоль внутренней. Работать не как в драке, а чтобы игрушки были живыми, пойманные рыбы уникальными, теми которых еще никто не ловил, корзины зацветали живыми цветами. Только возможно это, когда будет найден вместо открытого яркого вызывающего цвета крови новый редкий алый внутренний сокровенный цвет для парусов корабля. Ведь и угольщик и Лонгрен все еще снисходительны к Ассоль, она иногда забирается к ним в душу,… иногда…
Александр Грин писал(а):
Она сидела на моей повозке восемьдесят четыре раза, или немного меньше.
И только Грей по-настоящему любит себя. Ради Ассоль он отыскивает внутри тот особый алый цвет. Под другим цветом Ассоль не узнает корабль и не пойдет к нему.
Ой, как много написала.
Уж простите. Но Александр Геннадьевич своей фразой …
Danilin писал(а):
Может быть... в качестве повода для размышлений.
Для меня эта тема является прямым продолжением разговора об Александре Грине. Или об отношениях Ассоль и Грэя в нашей душе
.
... спровоцировал весь этот поток цитат. Попробую еще подумать и как-нибудь оформить покороче и попонятнее.