Добрый вечер.
Вы мне простите, пожалуйста, заранее, что я влезаю мимо контекста. Я тут обычно молчу, но эта тема (как и многие другие темы про поэтов) для меня очень важная, и потому я, с негодованием и горечью прочтя аж семь страниц (не без просветов, конечно) все-таки решила, что нужно когда-то переставать молчать.
Стихи – особый ритм души, намного тоньше, чем проза, и намного хрупче, чем музыка. Поэзия – это индивидуальная молитва, которая одновременно является и исповедью – исповедью перед всем миром. Поэзия это магия оживления слова – наполнения его жизнью. Помните, у Новеллы Матвеевой? «Когда потеряют значенье слова и предметы, На землю, для их обновленья приходят поэты». Когда живое слово, раскрывающего человеческие чувства, наполненное смыслом, отмирает, становясь названием, поэзия снова делает его живым, дышащим. Поэт – существо, находящееся где-то между небом и землей. Наполняя слова индивидуальным смыслом, оживляя их, он удерживается в этом положении, привязывая себя этими разноцветными ниточками к миру. И мир откликается. Только вот мы все чаще распускаем поэтов на пряжу — чтобы связать из них что-то более удобное, что-то более модное, что-то по сезону. Представьте себе: вам четыре года, вы задыхаетесь по ночам, вам страшно. И вдруг, однажды, у вас в голове...звучит голос Бога, который диктует вам стихи. Хорошо? В общем-то – да: уже не так страшно, уже не так одиноко, и уже немного легче дышать. Это находит отклик во внешнем мире: вам верят. Мир, ухватившись за ниточку этого клубка слов, хватается за неё, она нужна ему. Вы нужны ему. Есть такая известная фраза «Если можешь не писать – не пиши (не пой, не играй, не танцуй и.т.д)». Хотя её провокативность мне не нравится, в ней есть доля правды. «Не могу не писать» – это значит: «Не знаю другого способа жить». Есть люди, у которых нет ферментов, например, для усвоения лактозы: для её усвоения им приходится принимать дополнительные ферменты (Возможно, лактоза – плохой пример, но мои познания в области ферментов крайне ограниченны). Так вот: поэт – это человек, у которого с самого начала отсутствует «фермент» для усвоения...мира. Ну вот нет его! Он не может воспринять что-то, не «переработав» это. Он не может довольствоваться чужими словами – они не «усваиваются», – нужны свои. Это такой способ восприятия мира. А теперь представьте: этот поток слов, идущих от Бога, вдруг исчезает. Пустота внутри. Человек оказывается совершенно беззащитным перед огромным Внешним Миром. На место теплых и знакомых слов мира внутреннего, которые шепчет вселенная, обрушивается камнепад огромных, оглушительных слов внешнего мира, эти слова – чужие, а своих, в которые можно спрятаться, укрыться – больше нет. Это страшно. Внутри – бездонный колодец, в который словно камни падают вопросы: «кто я?», «зачем я?». Ответа нет. Его и не может быть там – это время, когда ответы на вопросы нужно искать во внешнем мире двигаясь ему навстречу, преодолевая страх и недоверие. Это путешествие необходимо, хоть и опасно. Ответ на вопрос: «можно ли вернуть слова, звучащие внутри?» спрятан именно в мире внешнем, и, мне кажется, ответ на него заключается в том, что этот мир нужно полюбить – тогда слова будут звучать не только изнутри, но и снаружи. Другое дело, что если у человек не знает другого способа жить (звучит странно, конечно), то он действительно может умереть. Мне кажется, именно поэтому нужно учить детей разным способам взаимодействия с миром. Воспитывая и обучая ребенка только как «музыканта», или только как «балерину», мы рискуем столкнуться с тем, что лишившись возможности реализовываться в этой сфере, человек не сможет удержаться на поверхности жизни, потому что эта ниточка – ниточка музыки или танца – единственное, что позволяет сохранять равновесие. Есть такой термин «жизнеспособность». Мы очень любим употреблять его по отношению к тому, чего не можем/не хотим понимать. «Ах, это так прекрасно, но нежизнеспособно» – говорим мы, читая стихи или слушая музыку рано ушедшего из жизни автора. «Нет-нет, это не может долго существовать в реальности». Может. Но для этого и сам человек, и окружающие его люди должны поверить, что это возможно. Подростковый возраст – это возраст, когда человек становится очень неудобным: его уже нельзя успокоить, сказав: «поцелую, и все пройдет»; ему недостаточно простых объяснений. А ещё его разрывает на части: он ещё не понимает где «правда», а где «неправда», что такое «хорошо» и что такое «плохо». Это начало поиска своей правды – собственной индивидуальной истины. Поэт неудобен. Пока он растет, он ещё более неудобен, чем все остальные. Воспринимая мир глобально, пропуская его через себя, чувствуя каждое событие как целую вселенную, ему крайне тяжело удерживать равновесие. Юна Мориц, мне кажется, лучше всего сказала об этом: «Есть возраст рая, возраст ада – И в этом возрасте поэт». Мы хотим, чтобы поэт был удобен. Нет-нет, конечно, у него, конечно, должны быть недостатки, но они...тоже должны быть нам удобны: они или должны оправдывать нашу собственную неполноценность («Вот Есенин тоже пил, а Пушкин – бабник») или – нам должно быть легко их объяснить. Такими «удобными» недостатками могут быть: алкоголизм, наркомания, сексуальные пристрастия, дурной характер, психические расстройства... «Неудобство» заключается в том, чего мы не можем понять (читай: осудить), уместить в своей голове или продолжать жить так же, как живем. Получается любопытная конструкция: вот тут – поэт(с его достоинствами и недостатками, а тут – я (со своими достоинствами и недостатками): мы на параллельных прямых, которые, как вы знаете, не пересекаются. Или...пересекаются в бесконечности. И снова – Ю.М.: "...Напомнит что душа - Не мера, а избыток, И что талант - не смесь Всего, что любят люди, А худшее, что есть, И лучшее, что будет". .....
Я пишу все это, потому что не понаслышке знаю и переживания от пропажи слов, которые перестают течь просто так, и страх перед огромным миром, и чувство одиночества. Я не хочу сказать, что это мир или люди виноваты в том, что удивительного поэта – Ники Турбиной больше нет, так же, как не хочу сказать, что виновата она, потому что не смогла расслышать слова, звучащие снаружи. Я только думаю, что если бы мы умели прислушиваться не только к тому, что нам «удобно», то, возможно, у нас было бы гораздо больше не мертвых великих поэтов, а живых. .....
|