Серебряные нити

Читать далее

Выхлоп не обязательно денежный – если инвестором является государство, то оно ждёт от кино выполнения каких-нибудь поставленных государством же идеологических задач. По этой причине от создателей кино чаще всего требуется снимать что-то такое, что будет соответствовать тем или иным общественным трендам и будет понято большей частью публики. И надо быть очень смелым, дерзким, недобросовестным, ненадёжным человеком, чтобы на деньги, полученные от инвесторов, решиться снимать что-то субъективно-авторское вместо того, что будет наверняка соответствовать общественным трендам (задаваемым во многом государством) и запросам среднестатистического обывателя. И в большинстве случаев режиссёр или сценарист будет показывать не то, как он действительно видит вещи – а следовательно, и во что он на самом деле верит, – а что-то, в основе чего будет лежать тот или иной трендовый нарратив. Пусть он в этот нарратив не верит – но зато он знает, что публике это будет понятно, что это будет легко разрекламировать, и цензура пропустит, и, может быть, даже сам Путин по головке погладит. Голливудское кино в этом отношении не лучше: там, может быть, меньше роль государства и нет цензуры, но в основе голливудских блокбастеров, в основном, также лежат трендовые нарративы – ведь главное выхлоп.

Однако очевидно, что результатом такого подхода, когда автор сам не верит в то, что он рассказывает или показывает, может быть только какая-нибудь дрянь – фальшивая, неискренняя поделка: ни в каком искусстве нельзя выразить то, чего на самом деле нет внутри, во что ты не веришь. Среди современного российского кино этого очень много.

Отдельный, по-своему интересный феномен массовой культуры представляет собой советский и российский кинематограф перестроечных и пост-перестроечных времён, в частности, 1990-х годов, которые у нас в стране обычно не любят вспоминать, по понятным причинам. Вообще, российские 1990-е, при всех противоречиях той эпохи, в культурном отношении были намного интереснее путинского времени и, на мой весьма субъективный взгляд, интереснее времени советского застоя. Может быть, потому, что 1990-е были временем попыток поиска новых смыслов – не сверху, не со стороны государства, каких-нибудь официальных философов, – а снизу, со стороны творческих людей. В начале 1990-х, когда создатели кино в СССР получили возможность не только творить в рамках жанра соцреализма, но и выражать что-то субъективно-авторское, у нас появилось немало интересных, замечательных фильмов: тонко-психологических, даже мировоззренческих, как, например, «Арифметика убийства»; просто душевно-атмосферных драм, как «Ночные забавы», «Очень верная жена»; и многого другого.

Но отдельно нужно остановиться на кино того времени, относящемуся к такому массово потребляемому жанру, как криминальные боевики, часто совершенно незаслуженно ругаемые «поборниками нравственности», воспитанными на кино и литературе советской эпохи: дескать, «вот насмотрится молодёжь всяких этих боевиков, и станут все бандитами и наркоманами, да пойдут всех убивать и девок насиловать». Поскольку нынешнюю, путинскую, эпоху принято считать чем-то более правильным в культурном отношении и более нравственным, то особенно интересно будет рассмотреть эти фильмы в сравнении с поделками аналогичного жанра путинской эпохи.

Собирательный герой российских «бандитских» фильмов 1990-х годов (таких, как «День любви», «За последней чертой» и др.) – это «честный парень», который оказался в непростой жизненной ситуации и вынужден, в силу обстоятельств, действовать внешне «бандитскими» методами: он в кого-то стреляет, кого-то убивает. Но, в отличие от настоящих бандитов, он остаётся человеком, не превращается в зверя; для него существуют какие-то высшие ценности. Когда-нибудь его война закончится – и он выйдет из неё человеком. Это такой, «рыцарский», нарратив, который встречается также в классической литературе, например, романах про средневековье. Разница лишь в антураже: в романах персонажи стреляют из арбалетов и бьются мечами под благородный звон – и поэтому это «настоящая литература», а в бандитском кино они бьют морды и взрывают автомобили, прямо как в Голливуде, – и поэтому это «trash и результат разлагающего влияния Запада», как иногда утверждается.

Собирательный герой же криминальных сериалов и фильмов путинской эпохи – это почти всегда сотрудник какого-нибудь государственного силового ведомства, глуповатый и инфантильный, для которого существуют только две «ценности»: грубая сила и лояльность ещё большей силе, т.е. государству (иногда это называют ещё «патриотизмом»). Причём иногда такой «герой» и сам нарушает закон или совершает просто аморальные поступки: кого-то вероломно обманывает, пытает подозреваемых, чтобы что-то узнать, спит с несколькими женщинами одновременно или последовательно. А что с него взять – это же, в сущности, просто говорящая обезьяна, он, может быть, и в школу-то не ходил. Но зато он работает на государство, он отдаёт честь какому-нибудь генералу, у которого в кабинете висит портрет Путина, и поэтому он – «хороший». На мой взгляд, именно подобные, «ментовские» сериалы и фильмы путинского времени, а вовсе не боевики 1990-х, способны формировать из молодых людей ментально-нравственных инвалидов, быдло, не имеющее ценностных ориентиров. При условии, конечно, что их кто-то ещё смотрит, в чём у меня есть некоторые сомнения.

Иногда криминальное кино 1990-х упрекают в излишней «чернушности», в том, что в нём очень много делалось акцента на неприглядные стороны жизни в стране: распад государства, отсутствие ориентиров, разгул бандитизма, взрывы, изнасилования – дескать, зачем это всё показывать?
Показывать «всё это» было важно не только потому, что так в ту пору было – мне не близка идея, что критерий художественной ценности есть «правдивое» отображение действительности. Как говорил Незнайка, «Зачем сочинять правду? Правда и так есть».

Дело в другом: по-моему, по-настоящему сильным может быть только такой текст, в котором речь идёт, так или иначе, о каких-то предельных вещах – о таких, которые обычному мещанину обычно кажутся чем-то очень ужасным. Потому что только заглянув в бездну, только увидев и почувствовав страдание, познав его цену, можно постичь что-то необходимое для того, чтобы быть человеком. Причём это касается отнюдь не только криминального кино, но и фильмов вроде уже упомянутой «Арифметики убийства», где также идёт речь о предельных вещах, только о немного других (отклоняясь немного от темы, замечу, что «Арифметика убийства» – это фильм о вере в Бога, но он о «неправильной» вере – такой, какая есть у гностиков, по представлениям которых смерть есть избавление, освобождение от плена жизни; и именно этим фильм ужаснее и тяжелее – ведь герой наверняка попал не в рай; я называю его «героем» потому, что именно его в фильме больше всего и жаль). Если же всякий текст, в котором показываются неприглядные стороны жизни, объявлять чернухой, то тогда следовало бы к таковым отнести и романы Достоевского – у которого чуть не каждую вторую девушку или женщину изнасиловали в несовершеннолетнем возрасте, и который вообще любил смаковать ужасные подробности быта бедноты; и произведения Бальзака, в которых описываются циничные, сделанные с расчётом убийства, нравы криминальной среды, а также имеют место групповые изнасилования, педерастия, и вообще в некоторых известных произведениях Бальзака «зло побеждает добро», а самому автору явно импонировали некоторые резко отрицательные персонажи, судя по тому, насколько ярко он их выписывал; и многое другое.

Без подобных элементов читателю или зрителю просто нечему было бы сопереживать. Поэтому так называемая «чернушность» российских боевиков 1990-х годов отнюдь не говорит об их художественной слабости – она является просто необходимым их элементом как художественных произведений.

Вот всё, что пока имею сказать. Будут ещё мысли – возможно, будет продолжение темы.

Свернуть