Культурология Таро.
PostScriptum.
Идея культурологии Таро не дает покоя. Но теперь ассоциации становятся более сложными и запутанными. Сразу несколько Арканов начинают просвечиваться сквозь тексты, образуя сложные карточные расклады. А может быть, просто такие произведения попадаются последнее время. Итак,…
Андрей Белый. Петербург.
Сам по себе роман глубоко символический с огромным количеством разнообразных пластов символов и знаков, уходящих в глубину и расширяющихся в пространстве. Все отследить и понять неимоверно сложно и, наверное, поэтому разложить на целостные архитипические абзацы картинок Таро показалось более простым. Сам Белый в письме к Иванову-Разумнику писал: “Мой «Петербург» есть в сущности зафиксированная мгновенно жизнь подсознательная людей, сознанием оторванных от своей стихийности; кто сознательно не вживется в мир стихийности, того сознание разорвется в стихийном, почему-либо выступившем из берегов сознательности; подлинное местодействие романа — душа некоего не данного в романе лица, переутомленного мозговою работой; а действующие лица — мысленные формы, так сказать, недоплывшие до порога сознания. А быт, «Петербург», провокация с проходящей где-то на фоне романа революцией — только условное одеяние этих мысленных форм. Можно было бы роман назвать «Мозговая игра».”
Два Аркана первыми ассоциируются с этим романом: двенадцатый - Начало (Смерть) и шестнадцатый - Исповедь (Башня). Сенатор Аполлон Аполлонович Аблеухов, потомок древнего киргизо-кайсацкого рода, любил строгую и точную геометричность форм, суждений и поступков. “И вот, глядя мечтательно в ту бескрайность туманов, государственный человек из черного куба кареты вдруг расширился во все стороны и над ней воспарил; и ему захотелось, чтоб вперед пролетела карета, чтоб проспекты летели навстречу -- за проспектом проспект, чтобы вся сферическая поверхность планеты оказалась охваченной, как змеиными кольцами, черновато-серыми домовыми кубами; чтобы вся, проспектами притиснутая земля, в линейном космическом беге пересекла бы необъятность прямолинейным законом; чтобы сеть параллельных проспектов, пересеченная сетью проспектов, в мировые бы ширилась бездны плоскостями квадратов и кубов: по квадрату на обывателя, чтобы... чтобы... После линии всех симметричностей успокаивала его фигура -- квадрат. Он, бывало, подолгу предавался бездумному созерцанию: пирамид, треугольников, параллелепипедов, кубов, трапеций. Беспокойство овладевало им лишь при созерцании усеченного конуса. Зигзагообразной же линии он не мог выносить. Здесь, в карете, Аполлон Аполлонович наслаждался подолгу без дум четырехугольными стенками, пребывая в центре черного, совершенного и атласом затянутого куба: Аполлон Аполлонович был рожден для одиночного заключения; лишь любовь к государственной планиметрии облекала его в многогранность ответственного поста.” Почти символически точное описание шестнадцатого Аркана. Абстрактное мышление достигло своего наивысшего уровня развития. Идеальные линии, точные совершенные формы, равномерно пригнанные друг к другу, позволяли строить дома, города и идеологии. И в пылу строительства, поднимаясь все выше и выше, отрывались от корней собственной стихийности, начинали его опасаться и стремились убежать, спрятаться в выстроенную башню. Таков сенатор Аблеухов, воплощение аполлонического начала,… вроде бы… Но мифологический архетип доведен до абстрактного завершенного совершенства и теряет божественную связь с небом. Аполлон Аполлонович,… солярный бог разума, возведенный в квадрат. Квадрат в пространстве образует куб, стандартизированный элемент конструкции, позволяющий строить все более сложные системы и в жизни, и в социуме. Однако гладко пригнанные друг к другу блоки не оставляют щелей и зазоров для стихийной непредвиденной случайности. И однажды душа оказывается герметически запакованная изнутри, в собственном доме души, состоящем из каменных непоколебимых убеждений и взглядов. Его сын, Николай Аполлонович Аблеухов, и есть оторванная от сознания внутренняя стихийность, тикающая бомбой замедленного действия в доме-башне, которую необходимо снести. Однако сам по себе он беспомощен и бессилен. Он оторван от матери, она давно сбежала из этого мира, от подлинного источника своей силы. А в матричном мире отца этой стихийности нет места. Во что желает и должна вылиться эта стихийность? Наверное, в свободу чуда. Николай Аполлонович Аблеухов. Имя его – это имя всеми любимого на Руси Николая-угодника, Николая-чудотворца. В Европе это святой Николай, Санта Клаус, рождественский Дед Мороз с чудесами и подарками, с праздником и весельем. Отчество его происходит от солярного греческого бога, бога света. Света разума, света сознания, покровителя искусства, поэзии, музыки. На здании Большого академического театра стоит статуя Аполлона с лирой в руках, едущего на колеснице, запряженной четверкой коней. И это сразу отсылает внимание к седьмому великому Аркану – Вожжи (Колесница). Его фамилия, Аблеухов, это знак-память древнего киргиз-кайсацкого рода, память о степных вольных кочевых корнях души. Мощная свободная стихия духа, освещаемая светом разума, должна творить чудеса. Но вместо этого жалкое костюмированное пугало Красного Домино, перевернутый аспект седьмого Аркана. Почему? Почему даже разрушенная Башня не становится Исповедью, позволяющей перейти к следующим картам колоды Таро. Какие-то пробелы, какие-то пропущенные карты приводят к такому раскладу. Что-то кардинально должно поменяться. Тикающая бомба не просто должна разрушить Башню. Бомба-сардинница – образ Смерти с двенадцатого Аркана. Она, тикая, перемещается по комнатам аблеуховского дома, чтобы смести, выкосить, уничтожить ненужное, то самое ненужное, что мешает выйти из шестиугольника духовного кризиса и перейти-таки на путь освобождения от него. Но и она взрывается не сразу. Отложенная на 24 часа, она как будто чего-то ждет. И дожидается. В дом возвращается давно покинувшая его хозяйка. Третий великий Аркан из четырехугольника обыденности был пропущен, вынут, изъят. И поэтому не случилось триумфального прорыва колесницы из обыденности, и поэтому не случилось кризисного выметания ненужного и давно отмершего, и поэтому продолжала строиться Башня, несмотря на то, что цель уже давно была потеряна. Что Бог уже давно смешал языки и строители не понимали друг друга… Забота, как подлинное чувство, лежащее в основе всех действий и начинаний, исчезла из этого дома надолго и только привычка еще связывала его обитателей. Именно поэтому мощная стихия жизни становилась бесплодной и могла только взорваться бунтом протеста и революции. Она все время пытается ворваться в дом Аблеуховых, однако рушит только часть дома и карьеру сановника, обозначая начало нового этапа в жизни всей семьи. Но такое оказалось возможным только при полном восстановлении, при возвращении к первым четырем Арканам. Когда внутренний квадрат стал живым четырехугольником первых базовых архетипов, стало возможным благополучно миновать кризисную двенадцатую карту колоды. Башня разрушена, но это разрушение не повело вперед, оно вернуло всех назад. Пропущенные Арканы надо отыскать и отработать. Аполлон Аполлонович живет с Анной Петровной в деревне и пишет мемуары. Видимо так пытаясь вернуться и проделать свой жизненный путь заново. Николай Аполлонович начинает свой собственный путь у подножья египетских пирамид.
В романе есть еще интересные линии Софья Петровна – Сергей Сергеевич Лихутин. Карты Берегиня (Жрица) и Мученик (Повешенный). Этими образами очень характерно и точно описаны эти Арканы.
И Липпанченко – Дудкин. Фундаментализм Духовника Липпанченко пройдя через пятнадцатый Аркан, становится дьявольским искушением. Очень хотелось отнести безумие Дудкина к восемнадцатому Аркану Сумасшествия и Сумерек, но описанная Белым развязка этой линии не позволила этого сделать. “Когда утром вошли, то Липпанченки уже не было, а была -- лужа крови; был -- труп; и была тут фигурка мужчины -- с усмехнувшимся белым лицом, вне себя; у нее были усики; они вздернулись кверху; очень страдаю: мужчина на мертвеца сел верхом; он сжимал в руке ножницы; руку эту простер он; по его лицу -- через нос, по губам -- уползало пятно таракана. Видимо, он рехнулся”. Двенадцатый Аркан так и не ставший Началом, так и не ставший поворотной точкой, так и не осознанный, как духовный кризис, становится своей темной оборотной стороной – концом, не ведущим никуда.
_________________ Всем! Всем! Всем! Здравствуйте!
|