Pavel писал(а):
В продолжение вашего ответа про "Защиту Лужина" хотелось бы задать еще один вопрос. Как вы думаете, почему среди указанных специальностей так актуальна тема самоубийства? ...
Математик и шахматист создает буквально свой внутренний мир. Можно буквально видеть (или даже не знаю как выразить, чувствовать? ощущать?) разные бесконечности, путешествовать в двойственных пространствах, или, скажем, анализировать этику политиков в терминах дескриптивной теории множеств. Казалось бы - совершенный внутренний мир, не менее "крутой", чем волшебная поляна вашего мира символов. ...
Но как же тогда люди, которые по самой природе из деятельности вынужденно создают внутренние миры, оказываются настолько уязвимыми? Что такое самоубийство, как ни наивысшее выражение внутренней тревоги, от которой такие люди вроде бы должны быть избавлены? Какой еще более зловещий и верный признак безумия может быть, кроме шага из окна? И где же тогда проходит эта грань, отделяющая целебную волшебную поляну от, например, пространства непрерывных функций?
Что-то с веселыми вопросами у нас беда
Я думаю, что некоторые предпосылки ваших размышлений неверны.
Прежде всего, самоубийство слишком сложный феномен для того, чтобы его можно было связать с определенным родом деятельности. Поэтому, любая статистика здесь весьма и весьма относительна.
В целом, статистика противоречит вашим выводам. Вот, например, фотоиллюстрации к недавним исследованиям:
http://www.rb.ru/report/35167/Вы - математик и шахматист, а я - врач. Можно поспорить, в какой из областей деятельности больше самоубийств. Утверждение о том, что самоубийства чаще совершают люди, "создающие внутренние миры", - типичная абберация мышления. Нам кажется, что большее количество неприятностей скрывается в деятельности, которая нам ближе и понятнее.
В отечественной печальной статистике еще до революции все обстояло так же, как в приведенном мной материале: на первом месте - врачи, на втором - купцы, за ними пролетариат, а потом уже разночинская интеллигенция и дворяне.
Считается доказанным: чем выше образовательный ценз, тем меньше самоубийств.
Основываясь на статистике, можно попытаться сформулировать и утверждение, прямо противоречащее вашему:
чем больше человек ставит свою жизнь в зависимость от социальной реальности, ее вещей и обстоятельств, - тем выше риск суицида.Или:
чем больше человек ориентируется на внутреннюю реальность, тем меньше такая вероятность.Из утверждения: "в среде писателей много самоубийств" нельзя вывести следствие: "среди писателей больше самоубийц, чем в любой другой социальной группе".
Все обстоит с точностью до наоборот.
Проблема в том, что самоубийства писателей (шахматистов, математиков и т.д.) более заметны (особенно для СМИ). Самоубийства писателей интересуют общество - их изучают журналисты, литературоведы, психологи, философы, историки. Кого особенно (кроме коллег-психиатров, проводящих экспертизу) интересуют самоубийства врачей и фрезеровщиков?
Кстати говоря, самоубийства врачей (людей с достаточно высоким образовательным цензом) точно иллюстрируют тезис о зависимости от социальной реальности. По роду своей профессиональной деятельности, врач вынужден отвечать за то, за что он отвечать не в состоянии. За болезнь или здоровье пациента отвечают тысячи неконтролируемых врачом фактов: экология, социальная обстановка, изменения климата, и главное - привычки и отношение к болезни самого пациента, то есть вся его психология. Чем больше врач склонен принимать на себя ответственность за выздоровление своих больных, тем выше риск суицида. Увы, в основном заканчивают свою жизнь самоубийством хорошие врачи.
Как бы ни были близки лично вам переживания Лужина, он не Курт фон Барделебен, - он аллегория Набокова. Аллегория всегда отталкивается от реальности. Лолита - это не роман о клиническом случае педофилии, - это аллегория того, как человек, лихорадочно цепляющийся за реальность, способен изуродовать чувство любви. Набокову-человеку, несмотря на его постоянные блуждания в чрезвычайно сложно построенных воображаемых мирах, мысль о самоубийстве была чужда. Тема самоубийства присутствовала в его романах, но автор скорее разглядывает суицид через призму убийственной иронии - как свойственную человеку глупость.
"Буквально видеть разные бесконечности" и "анализировать этику политиков в терминах дескриптивной теории множеств", - это, на мой взгляд, два совершенно разных мысленных усилия. Первое скорее относится к области образного воображения, второе - к области абстрактного мышления. Я думаю, что вы легко заметите во втором предложении тенденцию к управлению реальностью с помощью абстрактных идей.
В этом - суть абстрактного мышления. Если образное мышление - это мышление синтезирующее, складывающее части в некоторое целое, то абстрактное мышление - это мышление дифференцирующее, разделяющее целое на части.
"Анализировать этику политиков в терминах дескриптивной теории множеств" означает: разделить этику политиков на некоторые категории, то есть почувствовать за собой право на этические
суждения.
Мне-сегодняшнему думается, что главная проблема самоубийцы в тщательно скрываемом желании судить реальность (иногда "ответственность" за реальность - всего лишь вариант суда). Для меня самоубийство - это всегда скрытая форма мании величия или гордыни, если хотите. Студент-математик часто хочет, чтобы реальность соответствовала его теоретическим представлениям, а значит хочет оказаться в своеобразном "центре управления" этой реальностью.
Проблема Лузина, на мой взгляд, была противоположной. Вы знаете, наверное, что он разочаровался в математике, поскольку она никак не помогала преодолеть те невообразимые бедствия, с которыми народ столкнулся после революции. Мысль о самоубийстве возникла у него, когда он ощутил бессилие абстрактного мышления (его учитель Бугаев утверждал, что теория множеств способна создавать реальность). Он нашел в себе силы вернуться в науку благодаря принятию имяславия (усилиями о. Павла Флоренского), то есть обнаружив целостность, лежащую за пределами абстрактного анализа - доступную лишь образному мышлению.
"Математик и шахматист создает буквально свой внутренний мир", - да это так, но все зависит от того с какой целью они этим занимаются.
Проблема не в жизни в мире абстракций или образов, а в том, как человек соотносит эту жизнь с реальностью. Чем больше у человека претензий...на роль "колдуна" - на управление этой реальностью - тем больше вероятность самоубийства. Маяковский и Есенин претендовали на роль "колдунов", но оказались бессильны что-либо изменить, - не только в реальности, но и в своей личной жизни.
Есть, правда, вариант, на первый взгляд, кажущийся другим: "искусство ради искусства", - когда человек занят созданием внутреннего мира, не имея никаких целей во внешней реальности. Что-то похожее происходит с Лужиным: шахматы перестают быть спортом, и становятся самодостаточной реальностью. Сознание не может быть полностью оторвано от реальности, поскольку в этом случае само функционирование сознания теряет смысл.
В сущности, и "Защита Лужина" и "Приглашение на казнь" - прямые предшественники "Матрицы" братьев Вачовски. С точки зрения жителей Матрицы, Нео просто исчезает. Для самого Нео реальность распадается на мелкие квадратики. По-моему, вы пишете о хорошо знакомом многим ощущении, которое в психиатрии получило название синдрома деперсонализации-дереализации: когда человек слишком сильно погружен в размышления над абстрактными конструкциями, реальность как будто начинает распадаться. В этом состоянии все кажется бессмысленным - и реальность, и существование человека в ней. В подобном состоянии человек действительно может шагнуть в окно.
Правда, выйти из этого состояния тоже не слишком сложно: достаточно переключить внимание на что-то конкретное, имеющее отношение к реальности.
Однако, далеко не все люди искренне увлеченные абстрактными поисками выходят в окно.
Для того чтобы "выйти в окно", и в этой ситуации необходима таящаяся где-то в глубине души "мания величия": Лужина ведет уверенность в том, что шахматная реальность более реальна, чем та плоскость, в которой он существует. Его ведет уверенность в том, что он сможет перешагнуть в иной мир, а вовсе не желание смерти (как пустоты и темноты).
Для того, чтобы сделать подобный шаг, ему необходимо чувство собственного превосходства над плоской реальностью - ощущения власти над обоими реальностями.
Во всем этом легко запутаться. С одной стороны, я всегда подчеркиваю, что работа с образами нужна ради того, чтобы вносить какие-то изменения в реальность, а с другой стороны, не перестаю объяснять, что
претензия на власть над реальностью является чуть ли не единственной психической болезнью человека.Для того чтобы не сойти с ума и не покончить с собой, на мой сегодняшний взгляд, человек должен научиться в своем сознании разделять любовь и власть.
У любимого существа можно о чем-то просить, но ему нельзя приказывать. Можно что-то делать для любимого существа и даже с его помощь, но любимое существо нельзя
использовать в своих интересах.
Юнг считал образы частью реальности. Если мы любим реальность, то создаем образы
для нее - для того чтобы ей помочь. Мысли о самоубийстве порождаются ощущением того, что реальность должна "прогнуться под нас",.. а она не хочет соответствовать нашему желанию.
Нам нужно научиться творить из любви к Творению, не ожидая, что наше творчество "прогнет" реальность и вознесет нас к славе. Это трудно, - знаю по себе, - но иначе мы любим не Творение и даже не продукт нашего творчества, - мы любим исключительно свой успех.
"Волшебный остров", или "Волшебный Город" можно использовать для изучения себя и примирения с собой, создавая образ внутренней целостности. Эти упражнения позволяют преодолевать тревогу, поскольку тревога - это
всегда беспокойство за то, что
реальность окажется к тебе неблагосклонной, что ты или твои близкие могут пострадать
от взаимодействия с реальностью в будущем.
Внутренние панорамы позволяют просить реальность о ее благосклонности, но не командовать ею. Они помогают просить близких о том, о чем не получается попросить словами. Слова - продукт аналитического мышления: они дифференцируют, и потому далеко не всегда способствуют любви.