Александр Геннадьевич, здравствуйте! я опять со своим сном, прямо детектив какой-то, с утра проснулась и записывала полчаса, чтобы не забыть. Расшифруйте, пожалуйста.
Как будто у нас родилась или должна родиться дочь, и муж решил назвать ее Ира. А я говорю мужу, что ведь Ирина – какое-то не счастливое имя. Вспоминаю и привожу в пример Ирину Панаровскую (хотя я не знаю ее судьбу), одну одноклассницу, которая еще не вышла замуж, потом вспоминаю одну дальнюю родственницу Ирину, вроде как с непростой судьбой, хотя она в конце концов вышла замуж, и нашла свое призвание – нашла любимое дело, хобби, которое приносит ей и заработок, и сейчас вроде счастлива. Но все равно имя Ирина мне кажется слишком жестким, тяжелым для девочки. Но муж не хочет менять. Разговор был в коридоре нашей квартиры.
(сейчас заметила, что мой ник чем-то похож на имя Ира, но это сокращение от других слов, раньше я никогда не обращала никакого внимания на это имя, и оно меня никак не задевало)
Как будто мы одновременно на курорте, и дома. На заднем плане видится вода, пляж, корабли, но тут же все смешивается с нашим двором, соседями. У меня есть одноклассница, мама которой живет в нашем доме в дальнем подъезде, я вижу эту маму (в жизни уважаемая и уже пожилая женщина), довольно молодой и такой вертлявой, и как будто она хочет соблазнить или спровоцировать нас с мужем. Мне почему-то еще видится ее вторая старшая дочь, (она замужем и нее трое детей), она ничего во сне не делает, просто я ее вижу, как бы ощущаю, что она есть. Так вот, мы в какой-то комнате, в ней посередине большой стол типа теннисного, покрыт не то серебристой скатертью, не то так покрашен, и эта женщина ложится на него полулежа, и как то развязано начинает разговаривать, слащаво улыбаться, не то соблазнять, не то провоцировать нас с мужем, неприятно усмехается. Мы молча сносим, не реагируем, но нам не приятно. Но потом я решаю, что скажу этой женщине, что мне все это не нравится, не приятно, когда со мной рядом так себя ведут, и скажу ей это в присутствии сына, чтобы он видел и научился, как нужно разговаривать с людьми, которые делают тебе не приятные вещи. Я не помню, сказала я ей, или только собиралась, но эта женщина затаила на меня обиду. Я прихожу в свой подъезд, к своей квартире с подругой, у нее как будто во сне есть собака, очень крупная и мощная, мне по пояс, похожа на боксера, но сильно мощнее, цвета серого асфальта, и очень мощная, шея в диаметре как дерево, голова круглая, тоже в два раза больше обычной собаки. Она вертится, как собаки, пытается меня обнюхать, тыкается, а я ее побаиваюсь. Подруга успокаивает меня, что собака не опасна, и дает ей какую-то небольшую бежевую конфетку, и я прошу разрешения дать собаке тоже, чтобы она ко мне привыкла. Она дает мне размером поменьше красненькую драже, и я даю собаке, она съедает с моей ладони. И ту т я вижу, что левый бок у собаки в крови, в нем большой клок как будто выдран, будто она с кем то подралась во дворе. Сначала это просто, как рана с боку, а потом когда мы разворачиваем собаку посмотреть, видим, что выдрана обширная часть с бока, чуть не половина, и такой вид, что как будто кожу с жиром в этом месте просто содрали, и видно открытое мясо-мышцы, красные, но без текущей крови, и по краям вырванного места видна толщина кожи с жиром, глубокая, 2-3 см жира, и еще толстая кожа. Мы (или я) понимаю, что эта женщина так мне мстит. Я открываю ключом внешнюю дверь квартиры, и вижу, что внутренняя дверь не заперта (в жизни мы ее и не закрываем на ключ), а на месте замка выпилена дырка. Я понимаю, что нас обворовали, иду осматривать, и вижу, что унесли ноутбук, осматриваюсь, может еще что унесли. И что как будто понимаю, что уже не первый раз нас обворовывают. Подруге уже пора идти, я понимаю, что ей надо к ветеринару с собакой, а он работает скорее всего до 18, но прошу ее остаться. Мы стоим в коридоре квартиры с полуоткрытой в подъезд дверью, и в квартиру вбегает кошечка. Она белая и прихрамывает на одну заднюю ногу. Еще она какая-то необычайно пластичная. Я сначала хочу ее выгнать, но потом думаю, что может быть стоит ее оставить, может она к счастью к нам забежала, надо поговорить с мужем. Потом звонят в двери, и к нам заходят рабочие, которых якобы вызвали сделать ремонт. Они начинают измерять коридор, причем как то по диагонали, от пола до потолка. (Коридор в квартире у нас довольно широкий и длинный, где-то 1,5 на 5 метров). Они заходят в обуви, и я говорю, что в обуви у нас не ходят вообще-то. И после левая стена коридора оказывается покрыта обоями двух видов – светло золотистыми, выпуклыми, с разными тисненными рисунками – про них я сразу думаю, что их же сразу кошка поцарапает когтями, а вторые обои чуть дальше ярко-золотые, гладко-глянцевые, частично с мелким резным рисунком, частично просто гладкие, и отражают, как зеркало. И по левой стене коридора оказывается еще одна дверь в еще одну комнату (которой вообще то нет в квартире), и в части коридора появляются стеклянные окна в ту комнату, обрамленные этими золотыми обоями. И обратная стена коридора со стороны комнаты тоже в золоте. Тут я говорю рабочим, что мне не нравится такой цвет. Конечно, я ничего против не имею, и возможно он красиво бы смотрелся в большой зале, или вообще для любителя золотого. Но это не в моем вкусе. И можно было бы выбрать что-то другое? Но они отвечают, что у них стандартные обои идут всем, с одного рулона. А этот ремонт стены, непонятно вообще с чего он затеялся, то ли грабители что-то сделали со стеной, и надо было ее закрыть и их вызвала та женщина, и специально выбрала цвет, какой мне не нравится. Тут в дверь опять звонок – как будто приехали чистить стены в коридоре. Я как будто давно хотела их позвать, но теперь показываю, что мол, видите, одну сторону только заменили, поэтому чистка уже не имеет смысла. Потом опять звонок – пришли какие-то люди в ярких нарядах, с золотым, похожих на народные платья, и с большой золотой рамкой как от картины, и как будто надо сфотографировать в этой рамке с этими людьми нашу девочку, нашу дочь. И тут появляется девочка, но я вижу, что это не наша дочь, типа опять проделки той женщины. Девочке то 5-6 лет, то постарше, ближе к подростку. И тут мне приходит мысль оставить эту девочку как «заложницу», чтобы иметь козыри при разборке с той женщиной. Периодически я думаю, что надо позвонить в милицию. Хочу звонить мужу, спросить, что делать. Тут я решаю расспросить рабочих, что делали стену, как же они делали ремонт без хозяев. Их двое – один повыше, помоложе, симпатичный нагловатый с темными волосами – он главнее, и второй невысокий, немного сутулый и обычной непримечательной внешности. Они говорят, что думали, что им открыла хозяйка. Я понимаю, что они в сговоре и знают преступницу. Я решаю разделить их и сама расспросить, чтобы выявить нестыковки в рассказах. Увожу главного в другую комнату (не в нашей квартире), и начинаю подробно расспрашивать, как все было. Он рассказывает бегло, обтекаемо. Я задаю уточняющие вопросы – как выглядела та женщина, рост, глаза, какое платье и какой длины. Он повторяет мои вопросы – длина платья? И я понимаю, что в этих вопросах у него с напарником не было договоренности, и их можно поймать на разных показаниях. В этом месте образ той женщины другой, чем в начале сна – она полноватая, в годах, с темными волосами до ушей, и в платье с красным цветом. Потом я иду допросить второго, а первого прошу подождать в нашем коридоре. Он понимает, что я могу его поймать на несоответствии, и пытается идти за мной, и с усмешкой типа сам себе говорит, но я слышу: я ведь могу ее просто прибить. Я все порываюсь вызвать милицию, и с другой стороны хочу сама разобраться. Я догадываюсь, что главный рабочий – любовник той женщины, она уже по внешности такая же, как в начале сна – невысокая худенькая, с хвостиком, с русыми волосами, и противно-вертлявая. Я иду допрашивать второго. Мне очень хочется найти ответ, кажется, что я близка к разгадке.
|