Все волшебные звери вышли одновременно, и, окружив меня, спокойно пили воду: белка – из моей ладони, орел, волк и олень по очереди – из колодезного ведра. Все они были безмолвны и полны достоинства. Столько животных сразу окружали меня только в лесном летнем детстве, когда их набирался целый зверинец, как у маленькой разбойницы: две собаки, кошка, две канарейки в клетке, хомяки. Одно время в картонной коробке, украшенной цветами и шишками, жила земляная лягушка, но она явно скучала и потому была отпущена на волю. Один раз взрослые принесли орла – или какую-то другую хищную птицу с крючковатым клювом; он не мог летать, не хотел есть и пить, и только и делал, что вскрикивал и защищался. Прожил он у нас довольно долго и, видимо, все-таки ел, когда никто не видит. Потом его унесли – сказали, что отпустили и он улетел, но я отнеслась к этому с некоторым недоверием. В детстве во время засухи к нашему дому выходили лоси, целыми семьями, и бабушка поила их из ведра – незабываемое зрелище. Вспомнив об этом, я набралась смелости подойти с ведром к волшебному оленю – он был не такой большой, как лось, и не такой грозный. Белки в лесу моего детства тоже водились, но ручными не были и еду у людей не брали. А на волшебной поляне и белки, и все звери ели и пили у меня на глазах, и золотой орел тоже – и я задним числом поверила в выздоровление того орла... Этот блаженный водопой длился долго, никто никуда не торопился, и было похоже на райскую картину, когда хищники и травоядные лежат бок о бок друг с другом.
Спускаться в колодец, в прохладу и полумрак после жаркого солнца, было легко и приятно. Очень хотелось просто съехать на ведре, но, вспомнив хрестоматийных Тёму и Жучку, полезла шаг за шагом. Крышу колодца, помимо Януса извне, изнутри украшали деревянные совы, и их взгляды провожали меня – они не сводили с меня огромных круглых глаз до самой воды. На стволах сухих деревьев со слезшей корой бывают выдавлены узоры, похожие на рисунок или письмена – такой орнамент покрывал и бревна, из которых сложен колодец, но полутьма и сырость не давали как следует разобрать – кажется, это было похоже на деревья с пышными кронами, целые хороводы деревьев. Лягушка – маленькая, серо-зеленая и почти незаметная, с почти паучьими тоненькими лапками, слилась с бревном, на котором сидела. Ее выдавало только светлое горлышко, которое она беззвучно вытягивала. Ничего противного в ней не было, на ощупь она оказалась не склизкой, а замшевой, и на ладони ощущалась почти невесомо. Но если ладонь немного покачать и присмотреться, на лягушачьей спинке показывался узор – как на обложке волшебной книги (тоже, кстати, зеленой). Глаза – как драгоценные камешки. Я не рискнула тащить на себе такое хрупкое существо, побоялась раздавить, и посадила в колодезное ведро, оказавшееся рядом. Его было достаточно слегка подталкивать снизу, чтобы оно подскакивало, как на резинке – и так мы параллельно перемещались вверх, поглядывая друг на друга. Я еще пыталась лягушку подбадривать, обещая, что там, наверху, ее не съедят. Она сразу же ускакала в траву – хотя чего же было еще ожидать: я уже знаю, что они не живут в коробках, даже украшенных цветами.
|