Пока мы лиц не обрели(размышления о романе-притче
Клайва Стейплза Льюиса)
Однажды в одном из наших центральных книжных магазинов я наткнулась на целую полку книг Клайва Стейплза Льюиса. Я искала его “Хроники Нарнии” в подарок племяннице и вдруг… целая серия его философских и теологических эссе. До того дня я читала только его “Хроники Нарнии” и всё. Хотя знала, что он интересный философ, мудрый теолог, вроде бы еще литературовед, ну и конечно же известный и большой писатель. Решила непременно в этот раз что-то выбрать для себя из его большого литературного наследия. Но что?... глаза разбегались.
Я брала книги, читала аннотации, открывала наугад, вырывала отдельные абзацы в надежде поймать тот тихий радостный звон в душе: всё, это я хочу прочитать. И вот в моих руках книга, на обложке которой немного знакомая репродукция и название “Пока мы лиц не обрели”.
Бугеро, Бугро (William-Adolphe Bouguereau) Вильям-Адольф, французский живописец.Читаю аннотацию. Клайв Стейплз Льюис пересказывает классический и хорошо знакомый многим миф о любви Амура и Психеи. “Пересказанный миф, так ли это интересно?” – подумалось мне. Открываю первую страницу…
“В книге этой я буду обвинять богов: в первую очередь того, который обитает на Седой горе. Словно перед строгим судьей, я расскажу без утайки обо всем том зле, что этот бог причинил мне. Увы! Нет в мире такого суда, который рассматривал бы тяжбы между богами и смертными людьми, а бог Горы - я уверена - не ответит на мои обвинения”.И я поняла из магазина я уйду именно с этой книгой.
В век, когда Бог умер, именно с обвинения Ему или им начинается их воскресение.
Любовь и власть, справедливость и милосердие, шантаж и сочувствие,… в главной героини этой книги все это соединено в один бесформенный клубок.
“В сердце твоем на одну часть любви приходится пять частей гнева и семь частей гордыни”. – говорит Лис Оруали.
Пока лицо скрыто платком их нельзя разделить, потому что все это единая, но пока еще безликая плоть души. И чтобы обрести лицо, надо умереть прежде смерти, потому что потом будет поздно.
Оруаль, Царица Гломская, собирает документальный материал, чтобы свидетельствовать против богов. И материал этот оказывается автобиографией или притчей об Оруаль и попутно историей вымышленного царства Глом.
Сначала кажется, что Оруаль винит богов в своей несчастливой судьбе.
Она – старшая дочь царя Трома, жестокого, властного, грубого самодура. К тому же она некрасива. Все вокруг вообще считают ее уродиной и не скрывают этого своего мнения.
Рассказ Оруаль о своей жизни начинается с того момента, когда умирает ее мать. Отец женится вторично и через год рождается ее прекрасная сестра Истра, которой Лис дает греческое имя: Психея. Молодая царица умирает родами. Царь Тром разгневанный, что боги в очередной раз послали ему дочь, а не наследника, несмотря на все его дары и приношения, надолго забывает про девочек, уйдя в государственные дела и развлечения. И для Оруали начинается самый прекрасный период ее жизни.
Еще до рождения Психеи во время очередной войны в плен к царю Гломскому попадает просвещенный грек Лис. И царь приставляет его к своим дочерям (в то время их было две: Оруаль и Редиваль) в качестве учителя, надеясь, что со временем, когда родится наследник, Лис начнет обучать именно его.
Но рождается девочка. И Оруаль практически заменяет Психеи мать. Она растит девочку, заботится о ней, занимается ее обучением. И сама продолжает учиться у Лиса наукам и философии, языкам и поэзии.
Она прямая и волевая, учится сражаться и скакать на коне. В общем, после смерти отца именно она становится царицей Гломской. В это же время умирает старый Жрец и его преемником становится Второй Жрец Арном. Он молод, ровесник царице. И быстро с ней договаривается и о поддержке друг друга, и о разделе сфер влияния на подданных.
Однако самые важные события в жизни Оруаль происходят до этого. Незадолго до своей смерти Царь и Жрец приносят Великую Жертву сыну Унгит богу Горы. Для спасения страны от мора, засухи, голода в жертву приносится любимица Оруаль Психея.
Унгит, главная богиня Глома, – бесформенное женское порождающее начало. В ее храме лежит громадный камень, на который льют кровь жертвенных животных. Этот камень и есть богиня Унгит, еще безликая и ненасытная. Чтобы породить жизнь и сохранить ее, даровать плодородие и уберечь от мора и войн, она требует смерти и крови.
Оруаль тоже становится безликой. Став царицей, она закрывает свое лицо платком, пытаясь скрыть тайну своего облика. Со временем все, даже во дворце, забывают как она выглядела. И некоторые считают, что за платком скрыто чудовище, а некоторые, что платок скрывает неземную красоту, скрывает, чтобы не отвлекать внимание от насущных дел.
Психея, принесенная в жертву, не умирает. Она становится женой прекрасного бога, но видеть его не может. Он приходит под покровом ночи и с рассветом исчезает.
Оруаль находит свою сестру, которая живет в прекрасном дворце со своим возлюбленным богом. Но дворца Оруаль не видит, а лик бога не позволено видеть даже Психее.
И это становится для Оруаль это главным козырем в попытке убедить сестру в том, что она заблуждается, считая, что живет в прекрасном чертоге бога, и что ее муж – бог Западного Ветра. Зачем скрывать прекрасное, если оно прекрасно? Скрывать можно только уродство или неправду. Так считает Оруаль и шантажом вынуждает Психею посмотреть в лицо любимого мужа.
К. С. Льюис рассматривает древний миф как бы с двух сторон. Оруаль не только причина изгнания Психеи из брачных чертогов прекрасного бога, она становится участницей всех тех испытаний, что выпадают на долю Истры-Психеи. Хотя Оруаль-Майя и Истра-Психея по-разному их проходят или по-разному… относятся к ним.
Первое испытание: перебрать огромную кучу перемешенных зерен, рассортировать их по своим кучкам. Оруаль, описывая свой сон, где она перебирает эти зерна, говорит об огромной куче, о безнадежной работе, о том, что она иногда становилась муравьем и
“тогда зерна были для меня что мельничные жернова”. Тяжесть нудной, кропотливой, неподъемной работы пугал, но Оруаль, как муравей – символ трудолюбия, покорности, смирения, делала и делала, рассортировывала зерна не только во сне, но и в своей реальной жизни. И поэтому Психее в ее испытании это работа не кажется утомительной, ей помогают муравьи. Кропотливые и постоянные усилия внешнего человека – Оруали, помогают работе внутреннего человека – Психее и наоборот.
Во втором испытании Оруаль решается сама украсть клок золотого руна у пасущихся за рекой овнов. Однако они вдруг устремились к ней, сбили с ног и прошлись по Оруали острыми копытами… Не со зла.
“Они не хотели сделать мне больно - они просто резвились и, возможно, даже и не заметили меня. Я понимала их: они топтали меня и давили от избытка радости, безо всякого злого умысла - наверное, так сама Божественная Природа разрушает нас и губит, не питая к нам никакого зла”.Зато Психея с другой стороны стада собирала клочки прекрасной шерсти, запутавшиеся в шипах густого терновника.
Золотое руно – символ наивысшей ценности, недостижимого.
И опять… Это высшее недостижимое Оруаль хочет украсть, надеясь, что через это руно она обретет красоту. Но овны, резвясь, проходят по ней. Хоть и доставляют ей мучения, но не убивают ее. Зато ее сестра Психея, внутренняя мудрость, только благодаря этому имеет возможность собрать часть руна, искры божественного света.
Оруаль и Истра разные, но связаны невидимыми нитями. Одно и то же они делают по-разному и этим помогают друг другу.
В третьем испытании они, невидимые друг для друга идут рядом по пустыне за водой из реки мертвых. И эта пустыня, скорее пустыня Оруали. Это выжженное пространство ее души. Она страдает от зноя и жажды, но идет.
“Я шла лет сто, не меньше”.Истре-Психее тоже тяжело. Но она не так утомлена как ее сестра. И в этом испытании терпеливое перенесение страданий и непрекращающиеся усилия внешней стороны личности (Оруали) помогают внутренней стороне личности, божественной мудрости или божественной интуиции (Психее), выполнить его до конца.
И вот пройдя все выпавшие на ее долю испытания, Оруаль предстает перед судом с обвинительным списком. И только тут понимает, что это не та книга, которую она писала, это какой-то короткий свиток. Оруаль хочет крикнуть, что и тут ее обманули, что у нее украли ее обвинительную книгу и заменили ее другой, что она это читать не будет. Но неожиданно для себя она начинает зачитывать свиток, который держит в руке…
Обвинительная речь Оруаль...
- Я заранее знаю, что вы мне скажете. Вы скажете, что настоящие боги совсем не похожи на Унгит и я должна бы помнить это, потому что была в доме истинного бога и видела его самого. Лицемеры! Все это мне известно. Но разве это исцелит мою рану? Мне было бы легче стерпеть, будь вы все такими, как Унгит или Чудище. Вам известно, что у меня не было причин ненавидеть вас, пока Психея не завела речь о своем любовнике и его чертогах. Почему вы солгали мне, сказав, что Чудище пожрет ее? Почему этого не случилось? Тогда бы я оплакала ее, предала земле останки, поставила бы надгробие и... и... Но вы украли у меня ее любовь! Неужто вы не понимаете этого? Неужто вы полагаете, что нам, смертным, будет легче смириться с богами, если мы узнаем, что боги прекрасны? Напротив, тем будет хуже для нас. Ибо тогда (мне известна власть красоты) в вас - соблазн и чары. Ибо тогда вы не оставите нам ничего стоящего. В первую очередь вы заберете у нас тех, кого мы любим больше всего, тех, кто более всего достоин любви. О, я уже вижу, как это случится: с течением веков слава о вашей красоте распространится все шире и шире, и сын покинет мать, невеста - жениха, подчиняясь соблазнительному зову богов. Они уйдут туда, куда мы не сможем пойти за ними. Для нас было бы лучше, будь вы мерзки и кровожадны. Лучше бы вы пили кровь любимых, чем крали их сердца! Но как это подло - похитить у меня ее любовь, дать ей умение видеть невидимое мне... Пусть лучше любимые будут нашими мертвецами, чем бессмертными у вас. Ах, вы скажете (сорок лет вы нашептываете мне это), что мне было дано достаточно знаков, чтобы поверить в незримый чертог, а я сама не хотела знать правды. А с чего мне было хотеть, скажите-ка? Девочка была моя. На каком основании вы украли ее и спрятали на ваших жутких высотах? Вы скажете, что я просто завидую. Завидую? Пока Психея была со мной, с чего мне было завидовать? Если бы открыли мои глаза, а не ее, вы бы вскоре убедились, что я и сама могу все объяснить ей, научить ее тому, чему научили меня, я позволила бы ей стать вровень с собой. Но слышать болтовню девочки, у которой в голове не было ни одной собственной мысли, кроме тех, что я туда вложила, слышать, как она разыгрывает из себя ясновидящую, пророчицу... чуть ли не богиню... кто бы смог стерпеть такое? Вот почему я утверждаю, что нет разницы, прекрасны вы или отвратительны. Боги существуют нам на горе и на беду. В этом мире нет места и для вас и для нас. Вы – как дерево, в тени которого мы чахнем от отсутствия света. Мы хотим жить собственной волей. Я жила собственной волей, а Психея жила моей, и никто, кроме меня, не имел на нее права. Конечно, вы скажете, что дали ей радость и счастье, подобных которым я не смогла бы ей дать, и посему я должна радоваться вместе с ней. С чего бы? Почему мне должно быть дело до какого-то нового, ужасного счастья, которое не я ей дала и которое разлучило нас? Неужто вы думаете, что я хочу, чтобы она была счастлива любым счастьем? Да лучше бы Чудище разорвало ее в клочья у меня на глазах! Вы украли ее, чтобы дать ей счастье? Что ж, то же самое могла бы сказать любая прельстительная шлюха, которая уводит мужа у жены, любой воришка, который сманивает от хозяина его раба или собаку. Вот именно, собаку. Свою я смогу прокормить сама, ей не нужно лакомств с вашего стола. Вы что, не помните, чья это была девчонка? Моя. Моя! Не знаете этого слова? Моя! Воры, мошенники! Да, еще не сказала вам, что вы пьете людскую кровь и пожираете людскую плоть. Но я не буду пока об этом...
Свернуть
Оруаль обвинят богов в том, что они лишили ее любви Психеи.
Когда боги ужасные, мстительные, жестокие легко чувствовать себя оскорбленным и правым в своей обиде на них, на тех, кто чего-то не додал или чего-то отнял. Но их красоту и любовь вынести совсем невыносимо. Прекрасная Психея говорит, что чувствует себя неловко за свое несовершенство перед совершенным возлюбленным. Что же говорить об Оруали, которая, вслед за всеми, считает себя уродливой.
Ее обвинение богам перекликается с претензиями Великого Инквизитора Христу.
Зачем Ты пришел? – спрашивает Великий Инквизитор. Свобода для людей тяжкое бремя. Им невмоготу его нести.
Зачем вы так прекрасны? – спрашивает Оруаль. Вы лишаете власть ее силы и наделяете силой любовь.
Унгит – это я, - прозревает Оруаль, закончив писать обвинительные претензии к богам. И именно с этого прозрения для нее начинаются испытания, те же самые, что выпадают на долю Психеи. В одном они различаются. После третьего испытания Оруаль попадает в зал суда, чтобы огласить свои претензии к богам. А Психея спускается в преисподнюю, в царство смерти, чтобы принести оттуда ларец с красотой для Оруаль-Унгит.
Почему К. С. Льюис так переделал этот миф? От него осталась лишь внешняя форма событий, но как же глубоко поменялась внутренняя эмоционально-чувственная наполненность.
Сам К. С. Льюис об этом говорил следующее…
“Я не чувствовал никакой потребности быть верным Апулею, который и сам, почти наверняка, всего лишь пересказал миф, а не сочинил его. Ничто не было дальше от моих намерений, чем воспроизводить стиль “Метаморфоз”, этой странной смеси плутовского романа, литературы ужасов, трактата мистагога, порнографии и стилистических экспериментов. Нет сомнений, Апулей был одаренным писателем, но для меня его труд был скорее “источником”, чем “моделью” или “образцом”.” Две сестры в концы притчи становятся похожи друг на друга, но каждая при этом остается сама собой.
“И увидела в водной глади бассейна два отражения - мое и Психеи. Но что это? Это были две Психеи: одна нагая и другая - закутанная в одежды. Да, две Психеи, обе прекрасные (впрочем, какое это теперь имело значение?), обе неотличимо похожие, но все же разные”.Каждая из них проделала свой путь, чтобы сблизиться до неотличимой похожести, но при этом не слиться, не потерять себя и не присвоить другого.
Однако, если Оруаль, разумной, рациональной, прагматичной, нужны испытания, чтобы обрести свою красоту, свой лик, то зачем же их проходит прекрасная Психея? Ведь она уже по земным меркам наделена божественной красотой. Она уже почти богиня. Ее прикосновения исцеляют. Она сочувствует людям и соглашается стать Великой Жертвой. И эта ее жертва действительно спасает народ Глома. Так зачем же ей здесь в мифе К. С. Льюиса проходить те же испытания, что и в мифе Апулея? Это мне сначала показалось ненужным приемом. Но, перечитывая еще раз роман, вдруг поняла, что Психея – это божественная интуиция, божественная мудрость, которая, родившись в мире, обретя плоть, исказила свою божественную природу.
“Все мы, и Психея тоже, рождены в Доме Унгит. И все мы должны обрести от нее свободу”.Спасая Оруаль-Унгит, Истра-Психея нарушает запрет бога и за это изгоняется из его чертогов. Ей тоже нужно пройти череду странствий, лишений и испытаний, чтобы, отыскав лик своей сестры, именно с ним вернуться в свой божественный дворец.
“Я отлично знаю, почему боги не говорят с нами открыто, и не нам ответить на их вопросы. Пока мы не научились говорить, почему они должны слушать наш бессмысленный лепет? Пока мы не обрели лиц, как они могут встретиться с нами лицом к лицу?”Я очень неполно и коротко попыталась пересказать сюжет и главные события этой книги, к которой сам Клайв Стейплз Льюис относился с особой любовью. Те, кто еще не читал ее и кого она заинтересовала, могут прочитать ее здесь…
Клайв Стейплз Льюис. Пока мы лиц не обрели