Серебряные нити

психологический и психоаналитический форум
Прямой эфир. Youtube
Чат переехал на ютуб

Текущее время: 28 мар 2024, 20:55

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Правила форума


Правила раздела:

1. К участию допускаются все зарегистрированные пользователи Форума.

2. Для открытия собственной рубрики необходимо подать заявку, отправив ЛС (личное сообщение) пользователю Афалина, с указанием:
- заголовка вашей рубрики
- основно....

Подробнее viewtopic.php?f=52&t=1555



Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 51 ]  Пред.  1, 2, 3, 4  След.
Автор Сообщение
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 03 фев 2015, 21:27 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
...................................................................................Финляндия.
......................................................................................Вода и камни.

................................................................................................................................И на камнях растут деревья.

Утром мы переехали границу с Финляндией.

Выехали рано. Город еще спал. Был тих, почти безлюден и залит солнцем. Белые ночи. Во сколько бы мы не засыпали, в двенадцать, в час, за окном всегда были неглубокие вечерние сумерки. Во сколько бы не вставали,… а впрочем, вставали поздно и только сегодня пришлось проснуться в четыре утра,… солнце уже вовсю светило над городом.
Город в такую рань был волшебен. Солнце поднялось так высоко, что это уже нельзя было назвать рассветом. Но времени на часах еще так мало и поэтому в городе был только сам город. Его жители еще не встали, не вышли на улицу, не заспешили в магазины, в метро, не заполнили автомобилями проспекты и обочины. Пустой город, словно город из сна, из мечты. Он был прекрасен и в моей власти было оживить его по собственному плану, следуя своей мечте. Оставить всю эту потрясающую городскую красоту широких проспектов, сужающихся к центру города с неповторимыми фасадами уверенных в себе зданий, стоящих вдоль них. Оставить вот в этом утреннем чистом и строгом смысле без излишней суеты, без рекламной навязчивости, без ширпотребной скуки, внеся в эту строгую чистоту людскую взаимную заинтересованность, перетекающую из тихих, задушевных или страстных бесед за столиками уютных кафешек в парки, скверы, на площади, где поэты читают свои стихи, музыканты играют свою музыку, художники показывают свои картины.
Впрочем мечтала я не долго. Минут через 25 мы были в районе Московского вокзала, откуда отправлялся наш автобус в Хельсинки. И вот граница позади. Мы в Финляндии.

Пейзаж за окном не изменился. По-прежнему вокруг редкие негустые леса, преходящие в луга и поля. Но вот… когда это случилось я не заметила, но мир за окном говорил: смотрит, смотри, ты уже в той сказочной Лапландии, где живут тролли, где правит Снежная Королева, где зима дольше, чем лето, и где бывают длинные-длинные ночи и длинные-длинные дни. Я вглядываюсь в пролетающий пейзаж, пытаясь понять, почему же я решила, что я уже на том, своем, детском сказочном Севере?
Камни… Я начинаю замечать, что их становится все больше и больше. Огромные гранитные валуны разбросаны в лесу и вдоль дороги. Словно когда-то давным-давно, когда здесь еще жили сказки и мифы, огромные великаны проехали тем же путем, что едем мы. Они везли повозку своего великаньего гравия. И он высыпался у них потихоньку.
Постепенно каменные глыбы становились все больше и больше, пока не стали сливаться в единые гранитные утесы.

Когда-то давно, когда здесь не жили даже сказки, здесь был ледник. Огромный мощный ледник, толщиной в три километра. Когда Земля стала согреваться после долго периода морозов, вьюг и стужи, ледник стал подтаивать и сползать в континентальную Европу, стаскивая вместе с собой весь мягкий грунт и прихватывая по пути обломки гранитной плиты.
Ледник растаял, уплыл, унося вместе с собой вымытую почву и обнажая каменное основание. Так и образовался этот скалистый скандинавский полуостров из оставшейся воды и обнажившегося камня. На материке много озер, а в море много островов. Вода и суша не хотят здесь надолго расставаться друг с другом, они друг друга все время дополняют.

К обеду мы были в Хельсинки. Между Питером и Хельсинки около 400км. Около 100 лет Финляндия была Великим княжеством в составе Российской империи и поэтому Хельсинки немного напоминает Петербург, что не удивительно. В 19 веке Хельсинки строили те же архитекторы, которые строили и Петербург.
И все-таки… главное, что делает Хельсинки самобытным и неповторимым – это потрясающий союз камня и воды.
Рельеф города холмистый. Улицы спускаются и поднимаются, врезаются в гранит, обходят его. Берег финского залива, на котором расположен Хельсинки, это не ровная линия. Он причудливо вдается в сушу, образуя сложной конфигурации полуостровки, а то и островки. И это делает город невероятно романтичным.
Все экскурсии закончились. Нас, небольшую группу, поселяют в гостинице, остальные едут в Турку. Вечером они сядут на паром, отправляющийся в Стокгольм. А мы остаемся в Хельсинки еще на день. Завтра другая группа заберет нас в Швецию.

Гостиница в центре и мы почти сутки с перерывом на сон гуляем по Хельсинки. Люблю, когда есть время на неторопливые и бесцельные пешеходные прогулки. Когда можно идти, никуда не спеша, без определенного маршрута, повинуясь каким-то своевольным импульсам: пройти через этот парк, свернуть в этот переулок. Чьи они, эти импульсы, мои или города? Кто прокладывает маршруты в неизвестных мне местах, выводя иногда к чему-то смутно знакомому, словно виденному во сне?

– Давай свернем сюда, – предлагаю я.
И мы сворачиваем на неширокую улицу, которая сначала спускается вниз, затем поднимается вверх. Справа срезанный гранитный утес, часть его необработанная и там как-то ухитряются расти какие-то ползучие растения. Слева прекрасные фасады четырех- пятиэтажных зданий. Два или три раза эту улицу пересекают другие. Они тоже то уходят вниз, то карабкаются вверх. Этот невероятный рельеф манит. Он ограничивает видимость. С одной стороны предлагая сконцентрироваться на том, что рядом. С другой, зовя вдаль, за эти границы. Но сворачивать пока не хочется. И почему? – я вскоре поняла. Еще чуть заметный поворот и перед нами море, вернее залив или скорее какая-то запутанная часть этого залива. Мы выходим к набережной. За проезжей частью начинается широкая пешеходная зона.

Впрочем море здесь скорее угадывалось по большим многопалубным лайнерам, стоящим вдали. Здесь же рядом с нами эта часть залива напоминала скорее широкую реку с запутанной системой проток и затонов. Водную конфигурацию этого места я так и не поняла. И в этом было невероятное очарование этой части города.
Дома со всех сторон близко подходили к набережным. А со стороны воды к ним близко подходили яхты. Две или три яхты были превращены в кафе или ресторанчики. Город легко сбегал на воду, продолжая там свою привычную жизнь.
Мы гуляли по извилистым набережным, переходили мосты. И я уже не понимала то ли на другой берег, то ли на остров, так все было изящно перепутано. Я влюблялась в Хельсинки. Здесь всё было несуетливо и неспешно, размеренно и основательно.
Вложение:
DSCF5719.JPG


На следующий день после обеда уезжаем в Турку. Это древняя столица Финляндского герцогства, входившего в состав шведского государства. Когда Финляндия в 1809 году входит в состав Российской империи в качестве Великого княжества, столица переносится в Хельсинки. В 1917 году Финляндия обретает независимость. Так что самостоятельному финскому государству меньше ста лет.
После обзорной экскурсии по городу у нас свободное время. Автобус останавливается на площади у Кафедрального собора. Недалеко набережная реки Аура. Здесь уютные кафешки и вообще милое место для прогулок. Но сначала мы идем смотреть собор.
Вложение:
DSCF5811.JPG


Это главный лютеранский собор Финляндии. Первый храм на этом месте был заложен в середине XIII века. Затем собор достраивался, перестраивался, восстанавливался после большого пожара, который случился в 1827 году. Построен он в северо-готическом стиле. Северная готика строга и сдержанна, но и в ней все тот же неистребимый порыв вверх, ввысь, в небо. Храм действующий. Там совершаются религиозные службы и обряды.
Мы вошли. Но к нашему первоначальному разочарованию дальше вестибюля нас не пустили. Внутри совершался обряд венчания.
– Жалко, – с сожалением сказала наш гид Татьяна. – Этот собор стоит посмотреть. Он подлинная жемчужина Финляндии. Но… он действующий. И такое случает нередко, что он оказывается закрыт. Ладно, погуляйте по набережной. Через час собираемся в автобусе.

Мы, что смогли, рассмотрели, стоя у входа (двери в храм были перекрыты только музейными веревочками). Кто-то вышел. Мы стали рассматривать литературу, отыскивая хоть что-нибудь на русском языке. Нашли небольшие бесплатные буклеты, рассказывающие о соборе. Можно было уходить, но… что-то держало и держало.
“Ну ладно, что здесь стоять, – подумалось мне, – лучше по набережной прогуляться”. И вдруг… вдруг заиграл орган.
“Церемония закончилась”, – послышались тихие голоса. Все отошли к стенам, освободив место для новобрачных и гостей.
А я стояла у книжной витрины, не в состоянии сдвинься с места. Орган был настолько мощный, что звучало все пространство вокруг. Трубы органа словно бы проходили через меня и я была внутри этого звука. Он начинался где-то глубоко подо мной, проходил через меня и уходил в небесную бесконечность.
Прошли молодожены. Через некоторое время пошли гости. Они шли большим длинным и шумным потоком, о чем-то разговаривая, что-то обсуждая. Они шли через музыку, сквозь нее, но ни нарушить, ни поколебать ее не могли.
Гости вышли. Служительницы, улыбаясь, жестами показали нам, что мы может войти. Орган всё играл и играл. Я не смогла далеко отойти от входа. Дошла до первого ряда скамеек и встала.
Звучал весь храм, словно хорошо настроенный и чуткий инструмент. Мне очень давно хотелось послушать орган в готическом соборе. Всегда казалось, что готика – это и есть орган, а орган – это и есть готика. Разлученные они будут звучать и чувствоваться по-другому. И это действительно так. Мощь храма и мощь музыки усиливались при их взаимном соединении. Это соединение рождало… лестницу. Музыка поднимала тебя, позволяя прикоснуться к величию Земли и величию Неба. Вся земная материальность храма была отзвуком небесной высоты.

Орган замолк. Музыка затихла в стрельчатых арках свода. Я пошла осматривать храм. Недалеко от алтаря увидела орган. “Странно, – подумалось мне, – такой небольшой орган и такое мощное звучание. Откуда? Нежели акустика собора добавляет ему такую мощь?”
Рассмотрев витражи и захоронения в капеллах собора, я с благодарностью к такому невероятному случаю, позволившему мне послушать орган в готическом храме, собралась выходить. Взглянув с середины храма в сторону выхода, я тихо ахнула. Над входом в собор располагался огромный и прекрасный орган. Во время его звучания я находилась практически под ним. Вот почему я не могла далеко отойти, пока он играл. Его музыкальная мощь создавала почти физическое изменение пространства вокруг него, из которого никак не хотелось уходить.

С этой музыкой в душе я села на паром “Baltic Princess”. Огромный восьмиэтажный корабль был словно остров и плыл он неторопливо между каменными большими и маленькими островами. Солнце заходило за горизонт еще неторопливее. А в душе что-то такое, что практически невозможно описать.
Вложение:
DSCF6069.JPG


Я стою на палубе парома и передо мной невероятные пейзажи. Вода, небо, камень, деревья – все переплетено так причудливо, что непонятно остров ли перед тобой или узкая часть материковой суши. Вид меняется каждую минуту. За островом открывается очередная водная ширь и чуть дальше снова суша. Вода уходит вглубь нее в виде узких заливов. Солнце висит над горизонтом и все так потрясающе прекрасно, что восхищение достигает своего пика и что-то меняется в душе. Что я сейчас ощущаю, не знаю. Это чувство мне пока незнакомо. Оно светло, прозрачно и невесомо. Оно вибрирует, словно внутри кто-то осторожно настраивает арфу. И вот очередной разворот водно-каменной симфонии. Местами каменные выступы из воды – это даже не остров, это всего лишь большая горсть камней, брошенная в воду невидимой огромной рукой. Все чувства настроены на этот суровый северный мир. Мне кажется что когда-то, очень давно, я все это видела. Нет, не то, не видела, чувствовала. Эти чувства где-то там внутри глубоко глубоко. Они какие-то древние и молодые одновременно. Я не знаю как это все называется. Впрочем я и не называю все это никак. Я просто смотрю и чувствую.

Окончательно замерзнув, так и не дождавшись пока солнце совсем исчезнет за горизонтом и станет темно, я ухожу в каюту. Завтра рано утром Стокгольм, надо немножко поспать.

(июль 2014 г. – февраль 2015 г.)


У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 17 мар 2015, 21:28 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Стокгольм.
Старый город.


Мы плывем в Стокгольм.

Звонкий цокот копыт нарушал вечернюю тишину. Лошади с трудом тащили вверх по узкой улице массивную карету. Карета была запачкана грязью. Видимо прибыла издалека. И хотя по внешнему виду нельзя было определить, кому принадлежит карета, но что-то подсказывало притаившимся у окон горожанам, тревожно разглядывающих ее в щелки между неплотно прикрытых ставень, что везет она знатного господина или госпожу.
Карета остановилась. Почти одновременно открылась и входная дверь, и дверь кареты и никто не заметил, кого же доставила она к подъезду дома, пользующего дурной репутацией в городе.


Подобные сюжеты из романтических рыцарских средневековых романов погружали фантазию в древний европейский город. Каменные дома, узкие улочки булыжные мостовые, окна, прикрытые ставнями, двери домов, выходящие на тротуар, редкие балконы, небольшие площади с главным собором в центре. Все тесно, скученно и по-соседски мило, если отношения горожан хорошие, если они объединены какой-то главной центральной идеей в, может быть, и не совсем дружную, но, в общем-то, в приятельскую общину.
Старый город Стокгольма возможно один из немногих европейских городов наиболее полно сохранивший свою живую историю в камне. В годы войны Швеция соблюдала нейтралитет и военные действия на ее территории не велись. Это и спасло старую архитектуру от самых страшных разрушений 20-го века.

Стокгольм встретил нас неприветливо. Ночью был дождь. К утру он правда прекратился, но серые тучи все еще низко висели над городом. Ветер и влажность делали все вокруг сырым и зябким. Мы потоптались у дверей терминала и вновь нырнули внутрь, ожидая выгрузки нашего автобуса.

Еще очень рано, (мы прибыли в 6 часов утра), и едем мы по пока еще очень малолюдным улицам. И первым делом мы направляемся в Старый город. “В этом преимущество раннего парома, – говорит нам наш гид Татьяна. – Старый город – туристская Мекка. Днем и вечером там на некоторых улочках не протолкнуться. Так много народу. Зато сейчас там тихо и пустынно”.

Мы останавливаемся у Королевского дворца. Это огромное, немного хмурое здание. Кстати дворец до сих пор действующий. На его огромной территории и несколько разных дворцовых музеев, открытых для посетителей, и королевская резиденция, где король устраивает официальные приемы, и королевская канцелярия, где решаются какие-то королевские дела.
Его внешнее оформление достаточно строго, хотя и не аскетично. Возможно пасмурное утро несколько сузило мое первое впечатление от этого внушительного здания. Оно мне показалось скучным и мрачноватым. Однако днем, ближе к вечеру, когда уже светило солнце и мы снова гуляли вокруг него, я все больше и больше проникалась его красотой. Из-за необычного рельефа местности, приведшего к тому, что дворец оказался состоящим из разных уровней, из-за огромных, просто огромнейших размеров, он укладывался в сознание как-то частями. И чем полнее и целостнее соединялись в моем воображении отдельные его части, тем больше восхищал и изумлял замысел архитектора.

Но это было потом, ближе к вечеру. А утром мы слушаем рассказ гида об истории строительства дворца, осматриваем его вскользь и направляемся к улочкам Старого города (Gamla stan).

Улицы узкие, пустынные в эту пору, вымощенные камнем, очень строгие фасады домов, тесно тесно прижавшихся друг к другу, без каких либо двориков и садиков между ними, арки между домами, выходишь то ли во двор, то ли на небольшую площадь, очень мало зелени, для нее немного остается места. И все-таки, все-таки невероятно уютно и сердечно.
Мне казалось, что наши шаги по булыжным тротуарам среди близко стоящих друг от друга стен будут эхом разноситься из переулка в переулок. Но нет. Звук шагов и голосов приглушен. Акустика здесь плохая.

Самые старые дома 12-13 века. Их немного, но они есть. И в них до сих пор живут. Это жилой город, не музейный, не декорация, не отреставрированный новодел под старину. Это реальный живой город, который начал строиться в 12 веке. Который со временем расширялся, пристраивался, перестраивался, достраивался, сохраняя каждое сооружение, каждый камень, который можно было сохранить. И на старых фундаментах или старинных начальных основаниях впоследствии строились и надстраивались новые здания и этажи.
Татьяна нам объяснила, как любому неспециалисту в шведской исторической застройке легко определить возраст здания. Надо просто посмотреть на железные скрепы, сцепляющие каменные блоки. Некоторые из них видны на фасадах. Так вот, самые простые из них относятся к самому старому времени (12-13 вв), посложнее, часто в виде трилистника – это 14-15 вв, ну а 17-18 очень сложные фигурные крепежные скобы. Более поздние здания построены уже по другой технологии и железных скоб на них нет.
Мы с азартом принялись высматривать эти многовековые приметы и радовались, отыскивая свидетелей древних веков.

Первая прогулка меня запутала. Как и Хельсинки, Стокгольм город островной и холмистый. Старая часть города – это тоже остров. Остров холмистый, неровный. Улочки взбирались вверх, сбегали вниз, неожиданно разделялись, образуя совсем крошечные площади, вовсю используемые летними кафешками, но сейчас в раннюю утреннюю пору безлюдные и сонно-тихие.
Мы гуляли по просыпающемуся городу, слушали Татьяну, наслаждались тишиной и безлюдьем.

На одной из улиц она тормознула нашу группу около не очень широкого прохода между домами.
“Это самая узкая улица в Стокгольме. Наверху ее ширина всего 90 см. Вы можете одновременно касаться стен домов по обеим сторонам улицы”.
Мы свернули в проход. И так не очень широкий к середине он сужался и затем переходил в лестницу. На первый взгляд кажется, что это просто проход между домами. Но на него выходят окна и двери расположенных здесь домов. По вечерам до сих пор там зажигают романтичные газовые фонари. Вполне себе полноценная только очень узкая и романтичная улица.
Вложение:
DSCF5864.JPG


Л. Гумилев считал, что природно-ландшафтные особенности местности накладывают основные доминирующие отпечатки на культуру и основные личностные начала народа, здесь проживающего.
Заливы, каменные острова, деревья, прямо и гордо осваивающие все доступные для жизни места – величественная и суровая природа севера. Даже нас, приехавших всего лишь на экскурсию, она делала сдержанней и собранней. И города с плотно прижавшимися друг к другу домами могли здесь состояться только на условии взаимно-сдерживаемых претензий.

О возникновении Стокгольма есть прекрасная легенда, рассказанная Сельмой Лагерлёф в ее книге “Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции”.
Прекрасная русалка погибла в этих местах. Но красота русалок бесследно исчезнуть не может. Она растворилась в водах, омывающих здешние острова, и они приобрели невероятное обаяние и очарование.
Очарование этих мест и правда какое-то магическое. Улочки старого города, поплутав, выводят нас к заливу. Раньше вода подступала к крайним домам этого района. Но материковая плита, на которой расположен скандинавский полуостров, очень медленно поднимается. Вода отступает. Сейчас между домами и заливом широкое шоссе, за ним широкая пешеходная набережная и пирс для яхт и лодок. Но о том, что когда-то вода билась в стены домов, свидетельствуют железные кольца для швартовки судов, вбитые в них.

В Старый город за наше недолгое пребывание в Стокгольме мы возвращались не раз. Были днем, были вечером. Народу там действительно уйма. Там много всяких маленьких сувенирных магазинчиков, иногда совсем совсем крошечных. Там много уютных кафе. Из-за узких улочек многие владельцы кафе ставят столики впритык к стене дома. И столики там только на двоих. Стол, по бокам два стула, стол по бокам два стула,… пять-шесть столиков, не больше, и все кафе.
Некоторые кафкешки облюбовали себе небольшие площади. Одно место меня поразило. Мы шли по небольшой улочке и вдруг в тесном плотном строю домов оказалось пустое место. Что здесь раньше было… склад?... двор?... здание?... Это небольшая площадка открывала проход на соседнюю улицу. Т.е. дома здесь, в этой части города, одним фасадом выходили на одну лицу, другим на другую. На этой площадке как в уютном дворике и справа и слева приютились небольшие кафе.

Эта часть города конечно туристская. Но пестрая разноязыкая толпа только углубляла средневековый колорит города. Город стал бурно развиваться именно благодаря тому, что оказался на выгодном пересечении торговых путей. И вот пестрая толпа разноязыких торговцев и сегодня собирается каждый день на торговые улицы и площади для заключения выгодных сделок: средневековая экзотика обменивается на шведские кроны (Швеция оставила свою валюту, евро там принимают, но не везде). Но даже днем мы находили тихие дворики с фонтанами или малолюдные, а то и совсем безлюдные улицы, чаще всего выводившие нас к заливу.
Вложение:
DSCF5881.JPG


Карета тронулась. Цокот копыт и шорох шин вскоре стихли вдали. Соседи всю ночь чутко прислушивались, но так ничего и не дождались.
Ранним утром карета вернулась, но на этот раз она заехала на соседнюю улицу. Она остановилась у того же дома, у которого останавливалась вечером, только с другой стороны. Дверь подъезда и дверь кареты открылись почти одновременно. И снова никто не заметил, кто же был тот таинственный гость, проведший в доме, имеющем дурную репутацию, всю ночь.
Каменные стены как никто умели хранить тайну.


Какие тайны хранили эти каменные стены?... что они видели за прошедшие столетия?... что накопили в себе за века стояния здесь?... Все это будоражило воображение, будило мысль, фантазию. Невидимая аура творчества окутывала Старый город. Не зря именно здесь в Старом городе находится любимое кофе шведской творческой интеллигенции.

Изображение

Недалеко от него есть замечательный фонтан. Я бросила туда монетку. Может быть мне удастся еще раз вернуться сюда.

(лето – осень 2014 г.)


У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 31 мар 2015, 19:03 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Весна.
(маленькая зарисовка)

Весна… Самое ее начало. Вчера было -5, дул резкий и злой ветер, шел снег. Сегодня +5, тихо-тихо и с утра светит солнце. Снег, что вчера нападал, растаял. Он остается только в тени деревьев, домов, и там, где был сгруден в сугробы. Вчерашний снегопад снова сделал его чистым и светлым. Хотя в городе он уже давно не белый. Он сер, местами, особенно у дорог, очень грязен. На солнечных сторонах весь какой-то колючий, пробитый солнечными лучами. А в тени спрессованный и шершавый. Но его все меньше и меньше, все длиньше дни и грязнее улицы.

Весна – самое любимое время года. В ней есть радость начала. Все начинается заново: новая трава, новые листья, новые цветы, новые плоды. В ней все начинает расти. И первым начинает расти день. Сразу после Нового Года. Еще незаметно, неловко, неуверенно. Еще за морозами и метелями никак не угадываются тепло и возрождение. И зимние оттепели, как не пытаются, все равно не могут убедить душу, что уже весна.
Но вот, однажды, вдруг,… каждый раз это бывает по-разному и в разные дни, то в конце февраля, то в начале марта,… но вот вдруг, выйдя на улицу, понимаешь: все, весна. Что-то меняется. Еще и мороз, и снег, но все уже не зимнее. Все это остатки, накопленные зимой. Это по осени они кажутся долгими, почти вечными, а сейчас… сейчас временны и случайны. Их уже можно пережить, на них уже можно не обращать внимания.

Но откуда приходит это понимание, эта уверенность, что весна уже началась? Мне кажется, сначала из запаха…
В этот день как-то по-особому пахнет воздух. Это может длиться всего одно мгновение, но оно улавливается какими-то внутренними органами и душа откликается: ага, весна. Это особый запах. В нем буйство и нетерпение, в нем азарт движения. Зима так не пахнет, так пахнет весна. Все, что было остановлено зимними холодами, вдруг очнулось от спячки. Сил еще мало. Но надоело лежать без движения и решение принято. Все, пока еще только в воздухе, пока еще невидимым эфиром готовится к росту. И эта неторопливая и основательная подготовка высыпает в воздух какие-то невероятные ферменты, погружающие душу в детство.

Четко и ясно в эти мгновения я вспоминаю все те детские ощущения, которые приносила с собой весна. Это было чувство приближающейся легкости, скорого вылупления из надоевшей, сковывающей движение зимней одежды и какой-то массовой, водопадом падающей с небес, новизны.
Ручьи… снеговые ручьи такие бурные были только в детстве. Или я их просто сейчас не замечаю? Как они бурлили, как стремительно несли лодочки-щепки вдоль крутых снеговых берегов, вынося на бесснежные отмели.
Снег исчезал. Все легче становилась одежда, все меньше ее количество. И вот однажды тополиная аллея, ведущая к детскому саду, окажется укрытой бледно-зеленым облаком. Лопнули почки и маленькие любопытные листочки выглянули наружу.
Еще будут заморозки и холодные ветра, и холодные дожди, но стремительность внутреннего потока уже неостановима. Он раздвигает створки почек, стенки семян и толкает к росту листья и травы.

Весна ближе всего по моим ощущениям к душе. В ней можно отыскать приметы всех времен года. Морозы, снег, метели очень часты ранней весной. А серые ненастные дни, когда снег стаял, а почки еще не лопнули, неотличимы от поздней осени. И каким щедрым летним теплом окатывает иногда уже в начале мая. Но все это, все, связано единой целью, единой нитью, единым смыслом: расти, … расти из небытия к бытию, снизу вверх, из тьмы к солнцу. И весна проверяет силу этого стремления и преданность ему. Что-то нежное и слабое, обманутое теплом и поверившее солнцу, может быть убито заморозками и ледяным дождем. Что-то ленивое, глубоко спрятавшееся и разбуженное к концу весны, окажется вне конкуренции среди шустрой молодой поросли, рискнувшей вылезти и выигравшей место под солнцем. Оно будет хилым и вряд ли успеет дать плоды к концу лета.

Вот и в душе все происходит также. Что-то вылезает до срока и бывает убито или надолго заморожено. Что-то таится и прячется и в результате, время упущено и сил для развития и роста остается мало.
А может быть душа – это всегда весна? И тогда семена чувств будут учиться искать подходящее время и условия для своего проклевывания к солнцу, к свету, к бытию. Ведь их, потенциальных семян чувств, там, в нашей душе, огромная масса. И они должны расцвести прекрасным цветом и дать плоды, которые будут питать нашу личность.

Помнить бы об этом всегда. Никогда не забывать этого особого запаха весны, в котором живет энергия пробуждения.

Вложение:
DSC06390.JPG
Вложение:
DSC06389.JPG


У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 08 апр 2015, 00:35 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Трудно быть бабочкой.

Небольшой зал детской хореографической студии залит холодным зимним светом. Одна стена ее почти сплошь стеклянная. Низкие подоконники и огромные окна, отделенные друг от друга узкими простенками. Напротив них глухая стена со стационарным хореографическим станком, который на самом деле всего лишь двухуровневые деревянные перила. Около него стоит полтора десятка девочек в возрасте от 10 до 12 лет. Перед нами зеркальная стена, а сзади пианино, за которым студентка из музучилища Наташа помогает вести занятие нашему педагогу Галине Николаевне.
– Тянем ножку. Одновременно рука и нога вверх… в сторону… Держим спину. Спина прямая. Ира, держи голову. Поворачиваем голову вслед за рукой. Следите за кистью. Она должна быть расслаблена. Нет, как тряпка она тоже не должна болтаться. Тянем носок,… нога прямая,… не сгибайте в коленях… Ира, держи спину…
Я совсем измучилась. Нога, рука, шея, спина,… Как мне это все удержать в голове? Только внимание сосредоточится на том, куда его посылает строгий голос учительницы, как сразу же выходят из-под контроля другие части моего тела и начинают произвольную жизнь.
– Откинули назад плечи. Не сутулимся. Поднимаемся на носочек. Ира, не наклоняй голову.
Я почти теряю равновесие. Ну как я должна стоять на цыпочках одной ноги с отведенной в сторону другой ногой, с поднятой рукой, прямой спиной и не наклоненной головой? Мышцы начинали дрожать от напряжения.
– Перерыв 10 минут.
Я сажусь на низкий подоконник. За окнами запорошенный снегом сквер. Белая земля светлее низкого зимнего неба. День заканчивается. Серые сумерки густеют и уплотняются. Смотрю на настенные часы. До окончания занятий еще полчаса. Хорошо бы сейчас мы танец новый стали разучивать. Очень мне надоели занятия у станка.
– Девочки, подойдите ко мне.
Галина Николаевна собирает нас вокруг себя.
– Вот смотрите, какие у вас лица, когда вы делаете упражнения.
Она плотно стискивает губы, напрягает скулы. Взгляд застывший. Лицо – неподвижная маска. Мы смеемся.
– Да. Это смешно. Так же смешны все ваши движения. О чем вы думаете, когда делаете упражнения? Давайте сделаем так. Вы бабочки. Бабочка, которая сидит на цветке и складывает и раскрывает крылья, готовясь к полету. Поняли? Так, всё. К станку, девочки. Продолжаем занятие.
Опять. Я неохотно встаю и иду к станку.
– Начали. И раз,… два… Держим спинку.
Бабочка… Ну какая я бабочка. Куда мне девать руки? Их же у бабочки нет. А шею? Ну где у бабочки шея? Ей вот хорошо. Не надо думать, чтобы шея спина, нога были единым целым. Они же у нее и так целые. И вдруг я почувствовала гибкий прочный стержень, соединивший неслушавшиеся меня части тела, от макушки до пальцев правой ноги, в единую структуру.
– Разворачиваем крыло бабочки, складываем его. Вперед, в сторону.
Я почувствовала, как между рукой и ногой затрепетало живое пространство. Оно было все в складках, сморщенное, но тонкое и могло порваться. Я осторожно двигала рукой и ногой, пытаясь развернуть это пространство и не порвать его.
– Кисть. Девочки, не напрягаем кисть руки, но и не забываем о них.
“И где же у бабочек кисти рук?” – мелькнуло в голове. И вдруг вспомнились фотографии, недавно увиденные в журнале большие фотографии тропических бабочек. У некоторых из них верхние или нижние концы крылышек были вытянуты, что очень напоминало кисти рук или стопы ног. “Там собраны какие-то ниточки, тоненькие ниточки, на которые натянута ткань крыла”. – подумала я и стала искать, как с их помощью развернуть и не сломать крыло бабочки.
– Все девочки. На сегодня хватит. Вы молодцы.
– У тебя сейчас все очень хорошо получилось, Ирина. – походя ко мне, сказала Галина Николаевна. – Запомни это состояние, чтобы вспоминать его в танце.
– Я была бабочкой.
– Что? – Галина Николаевна с интересом заглянула мне в глаза.
– Вы знаете, бабочка раскрывает и складывает крылья, чтобы их расправить. Они там немного смятые у нее и, чтобы взлететь, она должна их расправить. Я расправляла крыло бабочки.
– Молодец. У тебя это получилось. Подумай до следующего занятия, как могут танцевать цветы.
– Цветы?... танцевать?... Но у них даже крыльев нет. Их же только ветер может качать.
– Так. Я не правильно тебе сказала. Не надо думать, чем и как цветы могут танцевать. Почувствуй, как смогут танцевать цветы. Почувствуй это так, как у тебя получилось с бабочкой.
Я ехала домой в полнейшем недоумении. “Бабочку можно почувствовать, а цветок нельзя”. – убеждала я себя. Трамвай стучал на стыках и чуть качал меня своим движением. Гибкий тонкий стержень объединял шею, позвоночник, ноги в единое целое. Легкий ветерок нежно качал тонкий стебель цветка. И нежный запах выплескивался из краев раскачивающейся цветочной чашечки и свободно плавал вокруг цветочного куста. “А может ли танцевать цветочный запах и как он танцует?” – подумала я.
Вечером, свернувшись под одеялом, вдруг почувствовала, как же устало мое тело. Мышцы сладко и томительно ныли, предвкушая блаженство ночного покоя.
“Трудно быть бабочкой”. – последнее, что мелькнуло в моем сознании. И ночь окончательно укрыла меня своим темным одеялом.

Изображение Изображение
Изображение Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 21 апр 2015, 00:03 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Пастель.
Натюрморт.

Однажды, измучавшись с капризной акварелью, я решила попробовать пастель. Пошла в магазин. Купила большую коробку цветных палочек и … убрала их в тумбочку. То было некогда, то не было настроения, но коробка какое-то время пролежала нераскрытая на полке рядом с альбомами, красками и кисточками. И вот однажды…

… бывают такие серые ненастные дни, даже неважно когда: летом, осенью, весной, когда медленный, ленивый, но какой-то бесконечный дождь вымачивает буквально все вокруг,… землю, деревья, дома, воздух… Все вокруг кажется озябшем, мечтающем о солнышке и ни о чем ином не думающем.
Зябко. Зябко на улице, зябко в комнате, зябко в душе. Согреваюсь пледом и чашкой кофе, но зябкость в душе остается. Хочется и там отогреть хоть маленький кусочек. Но как?... но чем? И тут вспоминаю про пастель. Достаю коробку, раскрываю…

Цветные палочки лежат двумя ровными рядами, такие чинные, гордые, выставляя напоказ каждая свой цвет. Цветов много, их больше чем семь и каждый самодостаточен и самоценен.
Что же нарисовать? Беру синий, провожу по бумаге. Толстая неровная крошащаяся линия. А если ребром? Тонкий след, как от хорошо заточенного карандаша. Но в отличие от карандаша, где цветной графит спрятан в деревянную оболочку, здесь весь цвет наружу, весь цвет в моей руке. И я кладу палочку боком и провожу по листу. Широкий бархатистый след. Он немного растерял интенсивность своего цвета. Бумага просвечивает сквозь синеву.
Фактура бумаги и фактура цвета затевают между собой только им известную игру. Мне остается только внимательно за ней следить. Здесь можно еще провести пастелью, плотня цветом небесный свод, а здесь оставлю след от бело-серых облаков. Беру голубой, желтый, серый, розовый, оставляю ими на бумаге широкие следы, втираю пальцем пастельный порошок в бумагу, перемешиваю цвета, добавляю еще. В общем не заметила как пролетел час. Закатное небо получилось не очень. Но зато как много невероятных ощущений по ходу его сотворения я получила.
Цвета подчинялись мне. Они никуда не расползались. Они покорно лежали на белом или цветном листе и ждали моего вмешательства. Но при этом и у них была своя их собственная жизнь на бумаге, которую я не могла им продиктовать или изменить, я только могла как-то использовать ее в своих целях.

Пастель оказалась легче акварели и интересней карандаша. Но и в ней без навыков и знаний немного чего можно было достичь. И я купила книгу “Пастель для начинающих” и решила шаг за шагом ее пройти.
Первые упражнения были хоть и не очень интересны, но просты и я с ними справилась быстро. Дальше пошли натюрморты. И вот здесь я заскучала, все убрала и снова долго не прикасалась к пастели.

Я не люблю натюрморты, особенно в простых несложных композициях. Фрукты, овощи, цветы, чашки, тарелки, вазы, битые звери и птицы,… на них интересно взглянуть, но рассматривать не тянет. За очень редким исключением. Там все в статике. Там все успокоенное и смирное. Там негде гулять. Туда не хочется войти, остаться. Так, поверхностный взгляд наблюдателя,… композиция, форма, цвета, техника,… есть что-то интересное? Нет? можно идти дальше.
Впрочем, иногда натюрморты привлекают внимание какими-то необычными предметами, затесавшимися в привычный круг, или непривычным расположением, или еще каким-нибудь неожиданным эффектом. И тогда вспоминаешь о символическом и аллегорическом назначении натюрмортов. И пытаешься понять: что задело в данной символике?

И тем не менее тратить время на их рисование мне не хотелось. Несколько раз перелистывала книгу, пытаясь перескочить от простеньких натюрмортов к пейзажам, но пейзажи пугали обилием деталей и я возвращалась к натюрмортам. Однажды сдалась и, положив перед собой яблоко и грушу, принялась рисовать натюрморт.
Простая композиция, простая форма предметов, но как изобразить объем?
И вот начинается эксперимент с цветом. Темный, светлый, еще светлее, а если несколько штрихов совсем иного цвета?... растушевать, снова усилить цвет, обозначить контур или наоборот убрать его, оставив только цвет фона и цвет предмета.

Я рисовала и рисовала, увлекаясь, не замечая времени, наслаждаясь самим процессом. Рассматривая, что получилось, иногда любовалась, иногда раздраженно убирала подальше. Часто устав биться над каким-нибудь предметом, обнаруживая, что время же далеко за полночь, все бросала, мыла перепачканные в пастели руки и шла спать. А утром неожиданно обнаруживала на столе среди разбросанных мелков, тряпок, предметов прекрасный рисунок. Для меня прекрасный. Вечером уцепившись за какую-нибудь деталь, я уже не замечала, что в общем на данный момент я выжила всё из своего мастерства и способностей и дальше пойдет только ухудшение, как это часто случалось с моими акварелями. Только позднее время и усталость спасали рисунок. Впрочем только ли они? Пастель более благосклонна и терпелива к начинающим. Она готова терпеть мое неумение, сносить мои ошибки. Она не спешит сразу все испортить, она предлагает варианты исправления.

Вложение:
DSC06396.JPG

Рисовать натюрморты оказалось невероятно увлекательно. Они погружали меня в сам предмет. Они приоткрывали его тайну.
Как нарисовать стекло, его прозрачность и цвет? Над этой бутылкой я билась долго. Она была или плоская, или непрозрачная. Я несколько раз уходила от рисунка, боясь окончательно его испортить, затем подходила и наносила иногда всего несколько штрихов и снова отходила.
Пастель позволяет делать перерывы. Она позволяет не торопиться, присматриваться и к работе, и к натуре. Она тихо и покорно соглашается с твоими неуверенными шагами. Не возмущается, не скандалит. Ее излишек можно убрать тряпкой, ластиком, пальцем. Она позволит удалить излишки одного цвета и нанести другой. А впрочем терпение ее не безгранично. И об этом тоже нельзя забывать в своем художественном азарте.

Вложение:
DSC06397.JPG

В общем, пастель покорила меня своей покорностью и снисходительностью и я приступила к пейзажам.


У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 18 май 2015, 19:32 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Пастель.
Пейзаж.

Пейзаж… Этот вид живописи мне особенно близок.
Пейзаж – это всегда пространство, причем открытое. И этой своей открытостью он тебя принимает, практически всегда. Что бы на них не изображалось: горы, долины, леса, луга, речные поймы, озера, берега, дороги, степи, пустыни, камни,… все это принимает твой взгляд и твою душу. Принимает с готовностью одарить эмоциями или освободить от них.

В пейзажах пространство всегда структурировано. Есть передний план и задний план. Конечно передний и задний план есть у любой картины, но в пейзаже это деление условно относительно замысла картины. В портретах и натюрмортах задний план это фон, оттеняющий передний, в жанровых сюжетных картинах – это рамка задуманного сюжета. А в пейзажах он естественное продолжение плана переднего. И это так же естественно позволяет не замыкать свои эмоции на такой-то одной фазе, а разворачивать их, варьировать интенсивность, накапливая их или наоборот растрачивая.

Вложение:
DSC06400.JPG


Картины с пейзажами, фрески с пейзажами всегда увеличивали внутреннее пространство жилья или храма, а возможно просто раскрывали его, делали открытым для души и при этом закрытым для непогоды и нежеланных посетителей.
Если долго рассматривать такой пейзаж в интерьере какого-нибудь дворца или замка, где колонны, портики, скамьи стилизуют комнату под открытую галерею, то через какое-то время внутри что-то меняется и возникает реальное ощущение открытого пространства, здесь внутри комнаты, а там, за ее пределами, пространство закрыто. Возвращение к привычному восприятию происходит через какое-то выворачивание наизнанку того, что в данный момент существует в тебе.
Это все не совсем привычно. Нельзя сказать приятно это или нет, хорошо или плохо, настолько оно необычно. Но такие моменты вытряхивают из души ненужный хлам и мусор и словно промывают глаза.

Рассматривание картин в картинной галерее может дать подобные эффекты. Ну а с репродукциями такое у меня почти не случалось. Зато с помощью них очень часто удается справиться с внутренней эмоциональной сумятицей.

Пастельные пейзажи всегда более земные, более многоцветные. И фактура бумаги, и штриховые возможности пастельных мелков все служит пейзажной выразительности.

В пейзаж всегда можно уйти, в его цвета, в его штрихи, в его размытую дымку. Какие-то его элементы первоначально более задерживают на себе твой взгляд. Но целостность рисунка все равно медленно начнет перемещать его по полотну. И яркие цвета смягчатся нежными оттенками, резкие контуры сменятся плавными незаметными переходами, размытость компенсируется четкими деталями.
Как часто все это перекликается с внутренними состояниями. Расслабляются напряженные участки души, собирается к единой точке то, что было размазано по поверхности, проясняется то, что было прикрыто неуверенностью или сомнениями, а под тем, что было жестко детерминировано или однозначно определено вдруг вновь оказывается легкий покров тайны.

Вложение:
DSC06395.JPG


Мои пастельные пейзажи достаточно просты. Пока не хватает мастерства для сложных и детально проработанных рисунков. Однако удовольствие от рисования их получаю невероятно огромное. Не особо задумывалась над тем, что выбираю для рисунка, но если вспомнить, что иногда хочется рисовать лес, иногда море, иногда горы, иногда небо, то окажется, что все это не просто так. Значит, есть потребность прорисовать именно такую внутреннюю дорогу во внутреннем пространстве.

Когда слов, чтобы выразить себя не хватает, в ход идут звуки и краски. Процесс рисования та же музыка, выражающая душу. Только музыка выражает все последовательно, нота за нотой. А цвет создает параллельный слепок души. Музыка статику переводит в динамику. Цвет динамику преобразует в статику. Происходит рождение космоса. Некая организация того, что было хаотично и непонятно. Вместе с рисунком рождается устойчивый кусочек души.
Это и притягивает мою душу к этим разноцветным мелкам.


У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 09 июл 2015, 00:06 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Лето.

Лето в разгаре. Привычная фраза. Впрочем, так можно сказать о любом сезоне года, но к лету это особенно подходит.
Лето почти буквально разгорается из небольших тлеющих угольков тепла, которые падают на вымороженную землю погожими весенними днями. Уже поздняя весна может подарить нам не только тепло, но и почти летнюю жару. И все-таки весенняя жара еще не такая. Она еще не летняя. В ней еще есть прохлада не до конца прогретой земли и домов. В ней еще изумрудно-зелена листва. В ней еще нет высохшей запыленной травы и отцветших цветов. Она еще вся полна звонко-щебечущим оживленным движением. Такой жарой закончилась нынешняя весна и началось лето.

Лето – это прежде всего так долго ожидаемое всеми нами тепло. Даже летние холода – это вовсе не холод, это прохлада. Просто все относительно. И ощущение тепла-холода тоже.
Тепло – это даже не температура. Не зря ведь и отношений с людьми мы ищем именно теплых. Это взыскуемое состояние гармонии, согласия, сопричастности, когда между тобой и внешним миром или внутренним миром другого человека становятся не нужны дополнительные защитные барьеры в виде одежды или социальных условностей.
Тепло – это зона комфорта. Не надо тратить силы на создание или преодоление заградительных барьеров. Можно просто распахнуть дверь, окно, душу и просто выйти в мир или впустить его в себя. Такое комфортное тепло именно летними днями мы и находим чаще всего.

Но вот незаметно, совсем-совсем незаметно, тепло, накапливаясь, перерастает в жару или разгорается до жары, до жара. Сначала она не сильно утомляет. Сначала радуешься жаре как очень большому теплу. Но вот выравнивается температура между улицей и квартирой, если в ней нет кондиционера. Короткая ночь не успевает ни на чуть остудить разгоряченный город. И жара становится маленьким локальным адом.
Все сохнет, иссушается. Испаряется вода и начинаешь понимать, что тепло – это не просто определенный температурный коридор. Это такой температурный коридор, который сохраняет и регулирует движение влаги в локальном месте твоего мира.

Вложение:
DSC06888.JPG

Почти двухнедельная жара, висевшая над нашим городом, два дня назад достигла своего пика и разразилась грозой.
Заволоченное серыми тучами небо хмурится, грозится молниями и громом и выливает на землю желанную влагу. Сначала дожди сильны и коротки. И солнце быстро успевает испарять живительную влагу. Но к концу второго дня грозы становятся менее ожесточенные, а дожди более неторопливые и продолжительные. Земля пропитывается водой, жара спадает. И снова все начинает расти.

Не может земля зеленеть и цвести без влаги и солнца. Одинаково важны и нужны они для жизни и роста. Недостаток влаги рождает пустыню. Избыток – болото. Только в неуловимой точке равновесного соединения солнечного тепла и живительной влаги происходит рост, цветение и плодоношение. То же самое и с душой нашей.

Почему-то чаще всего мы предпочитаем что-то одно. Либо до такой степени уповаем на свет разума, что под его лучами испаряются, высыхают, хиреют наши чувства. Либо желаем доверяться исключительно чувствам и только им. И вот они бурными и мелкими потоками затопляют все, превращая внутренне пространство в непроходимую топь и гиблое болото.

Как часто наш разум останавливается на прагматичности, рассудочности, здравом смысле, выстраивая на их основе разного рода рациональные построения, объясняющие полученный чувственный опыт. И эти построения пленяют нас своей кажущейся простотой и понятностью. Однако живая жизнь души сложнее, многообразнее и динамичнее всех наших схем и объяснений. На то она и живая. Она поток. И как в любой поток в нее нельзя войти дважды. И как любой поток ее можно описать только многоплановыми иногда очень сложными метафорами и сравнениями. Учитывая при этом, что это всего лишь приблизительный набросок внутренней реальности.
Такие наброски и создают вдохновляющие душу ливни. Они не столько объясняют, сколько предвосхищают понимание. Но это понимание никогда не окончательное, оно ситуативное, присутственное. Ты не просто чувствуешь ситуацию, но и понимаешь ее в тот же самый миг, в миг чувствования. И свою реакцию понимаешь, и реакцию тех (того), кем ты вовлечена в ситуацию или кого вовлекла в нее. Понимание это, как бы сложно и многопланово оно не было, никогда не окончательное. Оно всегда эскиз, набросок, цветовой или музыкальный, метафоричный или образный. Вот тогда свет разума и дает живительное тепло темным иррациональным глубинам.

Если же доверять исключительно чувствам, не задумываться о них, не пытаться понять, то попадаешь в эмоциональную и чувственную привычку. Это тоже упрощение. Упрощение душевной жизни, упрощение собственных иррациональных реакций.
Привычка – это запруда, перекрывающая путь полноводному потоку. И если она, эта запруда, под напором аффективных желаний и страстей не будет время от времени прорываться, то огороженный привычками участок грозит превратиться в скучное болото.
Однако поток, прорвавший внутренние заграждения, очистивший гниль и затхлость и освеживший внутреннее пространство, одновременно с этим ломает и сносит все те хилые рациональные построения, которые удалось построить на ненадежной топи. И эмоциональная стихия становится таким же бедствием, как стихия природная. И после недолгого облегчения всё вновь начинает строиться вокруг привычных эмоциональных реакций, других всё равно нет. И снова всё по кругу.

Вместо того, чтобы жить настоящим, мы живем прошлым, не замечая этого. Живем когда-то накопленным опытом реакций и взаимодействий, считая их своей единственной внутренней правдой, не замечая, как подгнивают, очерченные привычками эмоции и чувства, как уходят краски и спускается сумрак, а мир становится зыбкой болотной тенью. Именно лето и дарит нам эмоциональный и чувственный отдых от этого зябкого и зыбкого сумрака. Если и не удается уехать к морю, то реки и озера, а то и просто городские фонтаны возвращают в наши души тепло, спасая и от испепеляющего жара рациональных жестких концептов, и от сырого сумрака привычных эмоциональных реакций.

Вложение:
DSC06887.JPG

Оно же и напоминает нам, что душевное тепло очень похоже на тепло лета. В нем щедрый солнечный свет перемежается с журчанием шустрого ручья, солидным шумом морского прибоя, настойчивым стуком легкого дождика. В него вплетают свои простые и сложные струи городские фонтаны.
Все это лето. Где-то недолгое, где-то подольше. Оно не только масса ярких воспоминаний. Оно еще и повод поискать в нем несложные ассоциации с душевными процессами. И возможно однажды нудным осеннем вечером или холодным зимнем днем эти ассоциации помогут не только вспомнить о тепле лета, но и восстановить тепло души.


У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 02 авг 2015, 00:26 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Перебирала свои старые записи и наткнулась на рассказ. Когда стала его перечитывать, не могла вспомнить, что вдохновило на его написание. И только добравшись до конца, вспомнила.
Это оказалось всего лишь начало рассказа, а возможно и серии рассказов по мотивам … тренинга Волшебный город.

В общем-то, да. Литературные попытки обработать мой психологический опыт, полученный в тренингах, я предпринимала уже с самого начала прослушивания радиопередач. И каждый раз откладывала, почти не начав. Как и с этим рассказом. Просто не верила, никогда не верила, до последнего времени не верила, что удастся достаточно долго поддерживать связь с литературными персонажами, которые появлялись часто спонтанно, случайно и достаточно быстро бросали меня. Не верилось, что смогут приходить какие-то более-менее интересные сюжеты, в которых можно было бы обыграть тренинговый опыт. Не верилось, что хватит не только визуального, но и языкового воображения, чтобы все это описать. Во многое не верилось и я бросала. Правда осталась форма дневниковых записей, записей размышлений над проделанными упражнениями. И самый целостный и законченный – это Дневники по Божественной Комедии, прослушанной в повторе. Но … почему-то время от времени в моем воображении появлялись какие-то сказочные, фантастические или просто литературные персонажи. Рассказывали свою историю и исчезали.

Сдалась я на Волшебном Острове. Герои этого тренинга оказались более настойчивыми и я стала записывать глава за главой Сказки Волшебного Острова, боясь, что однажды его герои уйдут и не вернутся. Однако сказка, плохо ли хорошо, но обрастает сюжетами, какими-то дополнительными деталями, эпизодическими героями и кончаться в моей душе не собирается… пока. Она упорно вбирает в себя тренинговые идеи и согласна пройти тренинговый цикл до конца. Это я уже поняла. И все чаще и чаще задумываюсь: а что же дальше? Может быть еще какой-нибудь тренинговый опыт оформить в литературную форму? И Волшебный город уже не раз всплывал в сознании.

Город – это что-то особое в моей душе. Я люблю города. Всякие, разные… Они живут только вместе с нами. И умирают, когда человек из них уходит. Но при этом долго сопротивляются этому умиранию, словно надеются, что о них вспомнят, в них вернутся, вольют новую живую кровь, дадут новую жизнь.
Тот тренинг по Волшебному городу был первым. И опыт его прослушивания дал много, невероятно много. Но обо всем этом я уже писала. Вот оно то давнишнее эссе, написанное тоже по следам повтора.
Волшебный город
27 июня, 2012г.
Волшебный город
(повтор давнишнего-давнишнего тренинга)

Недели три, наверное, назад начался повтор тренинга, с которого я стала слушать программу СН.

Лето. Лунные тихие вечера плавно переходили в ночь. И когда ночь, набирая обороты, двигалась к своей половине, к полночи, начиналась внутренняя сказка. Странные чувства охватывали душу:… ну разве можно всерьез относиться к сказке? Да нет, конечно. Ее можно послушать, расслабившись, выкинув тревожащие душу мысли, забыв суету прошедшего дня и отодвинув нависающие проблемы дня будущего. Сидеть и слушать, рисуя в воображении прекрасные картинки нездешнего мира.
Я все пыталась и пыталась вот с таким отношением слушать “Волшебный город”. Пыталась, но ничего не получалось. Недоумение, скептицизм, раздражение вспыхивали и гасли. Чудесная музыка, спокойный, вселяющий уверенность голос, почти простой, еще без сложных философских размышлений, текст повествования. Привычные внутренние пейзажи,… город – один из моих любимых сюжетов и снов, и фантазий,… тогда откуда временами выплывало недовольство и раздражение?
Днем, размышляя об очередном прошедшем тренинговом вечере, я все больше и больше убеждалась: это не чья-нибудь сказка – это сказка моя. Было непривычно то, что ее не только можно смотреть, как во снах, участвовать, как в фантазиях,… ее еще оказывается можно было творить. Это я поняла не сразу. Но тогда, вначале, именно творчеству сопротивлялась ленивая душа.

Фантазия у меня всегда была активная. Я не задумывалась, куда и почему она меня выводит. Я просто устраивала себе отдых в виде мечтательных перерывов. Выпадала из действительности на несколько минут, а потом силком, пинками вытряхивала себя из мечтательной иллюзии назад в реальность. Два пласта жизни, оба очень активные, почти не пересекались.
Мир реальный,… реальные чувства, реальные отношения, обязанности, обязательства, планы, вполне земные без излишеств и иллюзий, боль, тревоги, переживания, всплески радости и счастья и вновь суета, суматоха, серое липкое повседневное однообразие, очередные разочарования, робкие всплески надежды. Все это составляло привычную обыденную сторону моего мышления. Все это и только это я считала реальностью. В отличие от другого, от мира идеальной фантазии, прекрасной нереальной воздушной мечты, светлой сказки… Сказки, потому что… “так не бывает”, - твердила я себе.
Детство кончилось, давно. И с ним ушла прекрасная сказочная иллюзия. Нет, не ушла. Вернее не ушла совсем. Она осталась, как… идеальная мечта. Идеальная – значит недостижимая. Ведь ничего из того, о чем мечталось, так и не сбылось. Мечта – это всегда запредельное, иначе это не мечта, а всего лишь обычные повседневные планы. Так привычно думала я в те вечера. И я привыкла, что мечты не сбываются, но не мечтать не могла. Это был отдых, это было бегство из реального в идеальное. Два непересекающихся мира шли рядом рука об руку. Помогая жить, но не влияя друг на друга.
И вдруг мне предложили их пересечь…

“Да нет, это несерьезно,…” - думала я, с легкой иронией внутри выполняя упражнения Волшебный поляны. “Да нет, Александр Геннадиевич, не может это все пересечься с действительностью”, - скептически возражала я, делая упражнения Волшебного города.
Приходилось делать усилия. Как ни странно очень сложные. Нет, не по созданию воображаемых картинок. Это было легко и привычно. Сложность оказалась в том, что туда в воображаемую реальность надо было перенести вполне реальные чувства,… именно реальные. И мои первоначальные ирония и сарказм очень помогли мне в этом. Мой параллельный мир мечтаний оказался своеобразным наркотиком. Он был спонтанным потоком, лишенным творческих преобразующих усилий. Он, этот мир, подчинялся внутренним нереализованным желаниям. Он презентовал эти желания… Но я не стремилась осознать и познать их, и тем более реализовать, преобразовав в реальную, осуществимую форму.
Скептично-ироничное отношение к тренинговым упражнениям выбивало из мозгов как пыль иллюзорный идеализм пустых мечтаний. Временами было больно и жалко этот призрачный мир. Однако он был мыльным пузырем. Я это знала всегда. Всего лишь радужная оболочка, радующая глаз, но скрывающая внутри бессмысленную пустоту. И эту пустоту внутренних радужных картинок надо было научиться заполнять смыслом. Надо было научиться их удерживать, надо было научиться ими управлять. Всему этому я научусь еще не скоро. Впрочем, и сейчас у меня еще не все получается. Однако внутренняя нереальность становилась вполне себе реальной действительностью. Она становилась творческой лабораторией, она заполнялась смыслом и чувством. Призрачный город обретал реальные черты.

Было невероятно интересно. Это был первый тренинг, где я училась детализировать визуальные планы. Обычно я просто шла за потоком своих мечтаний. Не рассматривая детали и не задумываясь о них. Город вдруг стал сопротивляться этому потоку. Следуя за голосом Ведущего, разворачивающего внутреннюю панораму, я вдруг обнаруживала, что первоначально возникшие картинки не мои. Они не вписываются во внутреннюю реальность, они всего лишь выскользнули из памяти как подходящая к данному описанию книжная иллюстрация. Мой же реальный город совсем иной. Зачастую он с трудом пробивался через мусор подобных картинок. Но все-таки пробивался. Он был более отчетливым и стабильным. Он был моим. Он оживал, он откликался на мои творческие намерения. Правда не сразу и не всегда. Но это еще больше вызывало доверие к той нереальности, которая становилась все реальнее и реальнее. Именно затраченные усилия делали внутренний мир достоверным. Именно затраченные усилия создавали точки соприкосновения внутреннего и внешнего мира. Именно они учили со временем отличать мыльные пузыри иллюзорного потока от слабо проступающего внутреннего пейзажа.
Золотая дорожка от света свечи, огромное сердце с дверью, розовый сад, отмытый вечноидущим там дождем. Дождь всегда заканчивался за несколько минут до моего появления там. Но я всегда знала, что он там был. Доктору можно было мне об этом не напоминать. Этот дождь обязательно должен был омыть душу, смыть пыль, усталость, тревоги, заботы… смыть суету. Этот дождь походил на внутренние слезы, только был счастливым. Это был детский восторг летнего танца под теплым дождем. Успеть промокнуть до нитки, пока мама не загнала домой. Но иногда веселое детство вселялось и в нее и она, смеясь, смотрела из-под навеса крыльца как я ловлю огромные дождевые капли руками и лицом, как кружусь босиком в теплых лужах. Поверхность луж бурлила под дождевым натиском как газировка в только что открытой бутылке. И я сама была как та самая газировка и внутри, и снаружи. Пузырчики радости лопались внутри и, щекоча, разливались по всей коже. Эти теплые летние дожди кончались быстро. Однажды они закончились совсем. Я выросла. Зонт, плащ, навесы, взгляд на дождь из окна комнаты,… и мне казалось, я совсем забыла про то детское счастье. Оказалось, нет. Все помнилось, все вспоминалось в том розовом саду, умытом дождем.
Там в розовом цветке был ключ от Города. Странный ключ,… маленький, когда я на него глядела, и большой и тяжелый, когда брала в руку. Часть крепостной стены, огромные каменные ворота. Они легко открывались, практически без усилий с моей стороны. Самое удивительное, что пейзаж за воротами менялся кардинально. Крепостная стена исчезала, ворота оставались за спиной и я на них больше не оглядывалась. Впереди была бесконечность, Город простирался до горизонта, плавно теряясь вдали за серебристо-голубоватой дымкой.
Дальше вслед за Ведущим я отыскивала нужное мне здание. Они отыскивались не всегда сразу. “Вот оно”, - думалось мне. Но голос Дока описывал нечто совсем другое и я в недоумении застревала перед входной дверью, не решаясь войти, злясь на себя и на Ведущего. “Ну нет у меня таких куполов. Ну и что”, - сердилась я, продолжая, однако скитаться по внутренним улицам, ведомая уже не Голосом, а Музыкой. И здание находилось. Нет, оно опять было не совсем похоже на то описание, которое предлагал Ведущий. Но это было именно оно. Я уже была уверена в этом. Почему и откуда возникала тогда эта уверенность?... я задумывалась об этом уже тогда, но ответ пришел только сейчас.
Пропуском в здание был не его узнанный внешний вид, а узнанное чувство, относительно которого или с которым нужно было проводить визуальное упражнение, точно также как пропуском в сад с розовыми кустами, было детское ощущение летнего дождя. Тогда паттернами Города запоминались и осознавались важные и значимые чувства и внутренние состояния. Это было начало. Впереди еще будут и Библейские тренинги, и Божественная комедия, и карты Таро, и много много всего важного и интересного. Но тот первый тренинг не забуду никогда. Он действительно открыл дверь во внутреннее пространство, туда, где я активно жила в детстве и куда однажды закрыла вход прозрачным стеклом. Когда и почему это случилось, я уже тоже догадываюсь. Впрочем, через это состояние стеклянной отстраненности видимо тоже надо было мне пройти.
Параллельные прямые двух внутренних пространств вдруг оказались сходящимися и стали все чаще и чаще пересекаться, образуя неожиданные узоры и сочетания. Мир стал целостнее и бесконечнее.

Волшебный Город… иногда я потом туда возвращалась, иногда надолго забывала его. Впрочем это только казалось, что забывала. Он мне по-прежнему снился в разных, совершенно неожиданных вариантах. Он угадывался мной в знакомых домах и улицах родного города. Он совершенно неожиданно узнавалась в неизвестных мне доселе площадях и набережных чужих городов. Он усложнял свою структуру, но при этом становился все роднее и понятнее.
Волшебный город души,… невероятное путешествие внутрь себя.

Спасибо, Александр Геннадиевич!
Свернуть

Изображение
А внутренний город… он мне по-прежнему часто снится. Такой же разный и … странный, иногда очень странный, иногда невероятно странный… Захочет ли он воплотиться в литературную форму? Не знаю. Не знаю. Но сегодня вдруг обнаружила начало этого рассказа и поняла, что все-таки попытаюсь это сделать, когда закончу Сказки Волшебного Острова. А пока размещаю то начало, которое отыскалось…


Без названия.

Она сидела на холодной скамейке. Прозрачный осенний день подходил к концу. Прохладное солнце дирижировало осенними листьями. Они, подчиняясь его движению, легко отрывались от веток и, медленно кружа, тихо падали на землю. Это тихое падение гулкой канонадой отдавалось в ее голове. Железное кольцо боли все крепче сжимало черепную коробку. Она старалась не слушать шорох падающих листьев, а только смотреть на них. Но это давалось все труднее и труднее.
Эта боль приходила часто, оставалась недолго и уходила, оставив после себя пустоту и холод. Но сегодня… сегодня она уходить не собиралась. Сегодня боль решила ее убить. Кира чувствовала, как она усмехается, сжимая обруч. Шорох листьев разрывал барабанные перепонки. Надо было встать и выйти из парка, но двинуться было уже невозможно. Всякое движение разорвало бы ее на куски. Ужасно хотелось закрыть глаза. Но и это нельзя было сделать. Буро-оранжевый ворох листвы держал сознание своим чуть тепловатым рыжим цветом. Если она отключит цвет, звук убьет ее.
Белка прыгнула с ветки на ветку и запоздалое осеннее яблоко сорвалось и стало падать.
“Все… Это последний звук”, – подумала Кира, пытаясь взглядом замедлить движение яблока.

На ее голову легла тяжелая и уверенная рука и разомкнула обруч. И все стихло. Сразу. Окончательно. Но ни звенящей пустоты, ни холода. Кира рассматривала яблоко, которое наконец упало и покатилось по дорожке к ее ногам. Он было ярко-красное с желтыми солнечными боками и темно-коричневыми прожилками. Очень захотелось его съесть. Только сейчас она почувствовала голод. Надо было наклониться и поднять его, но двигаться по-прежнему не хотелось. Только теперь она боялась, что любое ее движение лишит ее этой руки, спокойно лежащей на голове. Пальцы ласкали волосы и осторожно касались висков. Он провел рукой по ее лбу, щеке. Запахи и звука ласковой гармонией осенней прохлады вновь ворвались в сознание.
Он наклонился и поднял яблоко.
– На. Съешь.
Она взяла яблоко и подняла глаза. Серый взгляд сразу приковал ее внимание. Черные волосы… это все, что она успела отметить. его спокойный уверенный взгляд не отпускал, завораживал… и настораживал.
– Ты кто? – Кира с трудом перевела взгляд на яблоко, которое держала в руке.
– Какая разница? Разве это важно? – он улыбнулся. И она почувствовала тепло улыбки на своей щеке. Кира быстро подняла глаза и улыбнулась в ответ. Впервые за несколько месяцев она улыбалась. Настороженность и неуверенность пропали. Доверие разлилось и заполнило всю душу.
– Ну ладно. Пока. Меня ждут.
– Мы еще встретимся?
– Конечно, – он улыбнулся на прощанье и зашагал прочь.
Кира постояла и медленно пошла в противоположную сторону. Почему? Ведь ей же с ним было по пути. Но сейчас она никак не могла решиться пойти вслед этому человеку.

Кира вышла из парка. Перешла улицу и повернула в сторону дома. Листья шуршали под ногами, но теперь этот шорох успокаивал. Кира не заметила, как шорох прекратился и шаги гулким эхом стали отражаться от стрельчатых сводов. Она очнулась от своих мыслей и с изумлением оглянулась.
Тонкие изящные колонны подпирали крытую галерею какого-то величественного здания. Но она его здесь раньше никогда не видела. Она огляделась. На противоположном углу улицы виднелся знакомый продовольственный магазин, рядом аптека. Значит здесь, где она стояла, должен быть сквер и автобусная остановка. Но это здание, оно-то откуда взялось? Огромные стрельчатые окна, массивная дверь, почти никаких украшений. Только виноградные кисти украшали мраморные колонны.
Надо было стряхнуть оцепенение, перейти улицу, оглядеться внимательно и отдохнуть, вспоминая и осмысливая произошедшее. Но… дверь была приоткрыта и Кира вошла.
Огромный пустынный и сумеречный зал. Никого и ничего. Легкие потоки света сквозь витражные окна создавали разноцветный узор на светлом мраморном полу. В центре зала был прозрачный купол и сквозь него тоже лился свет. Противоположный конец зала скрывался в прозрачной полутьме.
– Что ты здесь делаешь?
Кира от неожиданности вздрогнула. Перед ней стоял очень маленький человек, почти подросток, в темной накидке с капюшоном.
– Ты не должна приходить сюда одна, – он поднял голову.
Капюшон упал с головы на плечи. Это был старик. Седые волосы, сухая морщинистая кожа и очень пронзительный взгляд черных глаз. В полутьме разлившая чернота зрачков пугала своей бесконечной бездной.
… … …
(продолжение … возможно … последует)


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 08 сен 2015, 00:25 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Плёс прославил Левитана –
Левитан прославил Плёс



Быстро пролетели несколько дней нашей недолгой поездки по Золотому кольцу древних русских городов. Огромная огромная масса впечатлений. Настолько огромная, что имена, названия, даты наползают друг на друга, спутываются, переплетаются, цепляют к себе иные фрагменты и события и надо долго и осторожно распутывать все это. Но есть пласт впечатлений, которые не перемешиваются. Это визуальные образы тех мест, в которых мы побывали.
Фотографии, картины, видео никогда не дадут того объемного богатства невидимых внутренних переживаний, которые мы формируем зрением. А впрочем, это случается, когда мы не просто смотрим, а видим.

Смотреть и видеть,… часто это всего лишь глаголы, обозначающие получение зрительной информации. Но как же сильно они различаются в своем внутреннем глубинном значении. Смотрим мы на что-то, а видим что-то. Мы можем смотреть на одно и то же, а видеть каждый свое. Как часто это свое видение хочется передать другим.
“Посмотри как красиво, грустно, тревожно, печально, надежно, тоскливо…” Чаще всего именно так односложно, обще и малоубедительно мы пытаемся передать свое видение. Зачем, для чего и почему возникает такое желание?

Однажды где-то там, глубоко в душе вдруг возникает сомнение, еще неосознаваемое, еще неясное, еще слабое и плохо различимое, сомнение в том, что, смотря на одно и тоже, мы можем видеть что-то разное. Оно возникает из множества мелких недоумений, которые сначала кажутся недоразумениями, но накапливаясь, сбиваясь в кучу, они становятся невнятной тревогой: а вдруг в своем видении ты одинок, одинока. Сначала эту тревогу ты пытаешься игнорировать, но однажды она прорывается вот этим желанием: “посмотри как…” И вот тут зачастую и оказывается: нет, не так… Действительно, смотря на одно и тоже, видим мы разное.
Из первых проблесков этого понимания возникают нарциссически-эгоистические депрессии. Меня не понимают, я не такая, как все. В этой первой скорбной печали больше скрытой гордости и гордыни. И некая тайная сладость: ну где же вам меня понять, вон я какая. Но очень скоро это проходит, потому что отчетливо, очень отчетливо понимается жесткая и даже жестокая истина: это не твоя какая-то особенность, это человеческая обреченность на одиночество. И чтобы его прорвать, из него выбраться, надо искать близкие тебе взгляды, чтобы через эту близость научиться смотреть на мир не только своими, но и чужими глазами.
И вот тут ясно и отчетливо начинаешь осознавать, что картины, книги, музыка – это никогда не фотография реальности, это никогда не действительность, это в самом ее подлинном и предельном значении всегда взгляд не просто смотрящий на что-то, это взгляд что-то видящий. И чем глубже это видение, тем точнее и понятнее его художественное выражение. Так долго и настойчиво искал глубину собственного видения Исаак Левитан. И нашел. В Плёсе.

После первой неудачной поездки по Волге, когда не повезло с погодой, и после неудачной поездки по Оке, когда не повезло с местными жителями, Левитан со спутниками вновь оказался на пароходе, плывшем вверх по Волге. Долго ничто не привлекало его внимания. Но вот показался Плес. “Можно здесь сойти?” – попросил Левитан капитана. Капитан повернул пароход к берегу.
Здесь, в этом маленьком волжском городке Левитан провел три лета. Здесь он часами бродил, пропитываясь тихой прелестью русской природы.
Талант Левитана-живописца был несомненен, но долгое время он ничем не выделялся среди множества других пейзажистов. И вот именно в Плесе из рядового художника (рядового в смысле одного из ряда талантливых) рождается большой Художник.

Вот как писал о Левитане Александр Николаевич Бенуа.
“Самым замечательным и драгоценным среди русских художников, внесших в черствый реализм живительный дух поэзии, является безвременно умерший Левитан. В первый раз Левитан обратил на себя внимание на Передвижной выставке 1891 года. Он выставлялся и раньше, и даже несколько лет, но тогда не отличался от других наших пейзажистов, от их общей, серой и вялой массы. Появление «Тихой обители» произвело, наоборот, удивительно яркое впечатление. Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазных сапог”.
Об этой же самой “Тихой обители”, с которой началась слава Левитана, Чехов писал сестре Марии Павловне: "Левитан празднует именины своей великолепной музы. Его картина производит фурор. Успех у Левитана не из обыкновенных".

Изображение

Что случилось с Левитаном в Плесе? Почему именно здесь в этом тихом волжском городке на берегу огромной реки его талант обретает мистическую силу? Он становится способным не только передавать красоту места, но и то, что стоит за ней.
Я в Плесе всего лишь второй раз. И конечно за столь малое время не отгадать этой тайны. Но прикоснуться к ней можно.

Плес – это маленький город. Можно было бы назвать его и большой деревней. Но что-то мешает. И приглядевшись, понимаешь что именно.
Это в прошлом серьезный купеческо-ремесленный город. Здесь не крестьянские дома с приусадебными хозяйствами. Здесь купеческо-посадские особняки с дворовыми постройками. Конечно за время своего упадка, когда железная дорога увела из города торговлю, а вслед и ремесленную промышленность, город изменился, притих, стал дачным, потом туристическим, но городом он остается и поныне. Маленьким, уютным, каким-то невероятно живописно-творческим, по-видимому благодаря Левитану, но именно городом. Городом, уже ушедшим от крестьянского труда, уже не связывающим погоду с видами на урожай, уже переставшим поклоняться природе, а пытавшимся добыть из нее выгоду.
Когда рядом, в 50 км от Плеса, в Кинешме прошла железная дорога и торгово-купеческие пути стали миновать Плес, активно суетящийся город начал затихать. Плесские торговцы перебираются в Кинешму, а за ними и все те, кто обслуживал торговую отрасль. И Плес словно замирает во времени. В конце 19-го века его вдруг облюбовывают состоятельные дачники из Москвы. И город, сам еще недавно бывший суетливым и деловым, стал давать приют тем, кто желал сбежать от суеты и отдохнуть от дел.
Но Левитан искал не место для отдыха, он искал место для работы. Место не просто богатое разнообразием видов, но скорее место соразмерное его душе. Место, где можно было бы одновременно смотреть и во вне, и внутрь. Место, где можно было бы попытаться перенести на холст не просто чудесный или печальный пейзаж, роскошный или убогий вид, но то состояние души, которому этот пейзаж и этот вид соответствуют. И он нашел. Внутреннее и внешнее встретилось в этой тихой и невероятно красивой точке мира. И талант Левитана раскрылся очень глубоко и заблистал многогранно и ярко.

В этот раз свое знакомство с Плесом мы начинаем с Соборной горы. Вид на Заречный район Плеса, на Волгу, на противоположный берег здесь открытый, широкий. Он позволяет окинуть взглядом и дома в узкой долине реки Шохонки, которая течет между двумя холмами и впадает в Волгу, и противоположный берег Волги, уводящий взгляд к горизонту и за него, и противоположный холм с древней деревянной церквушкой, которая перенаправляет твой взгляд к потрясающему летнему небу. Это почти та самая церковь, что изображена на его картине “Над вечным покоем”. Почти … , потому что та, которую писал Левитан, сгорела. И нашли в какой-то деревне похожую, и перевезли сюда, чтобы сохранилась не столько внешняя, сколько внутренне ощущаемая достоверность тех времен.
Вложение:
DSCN0718.JPG

Волга в этом месте прямая, холмы невысокие. Это и сделало древнее поселение сначала важным стратегическим оборонным пунктом, затем значимым торговым центром и, наконец, желанным местом созерцательного отдыха и творческой активности.
Вложение:
DSCN0729.JPG

Вложение:
DSCN0741.JPG

Здесь действительно хочется остановиться. Здесь действительно хочется гулять, долго и настойчиво отыскивая такую точку, в которой активность созерцательная плавно перетекает в активность созидательную и кисть или карандаш начнет пытаться зафиксировать не только внешние образы, но и внутреннее состояние, чтобы рассказать о нем.
Левитан нашел свой художественный язык, свои живописные приемы для такого рассказа. Его картины уводят взгляд за холст, в душу. И мастерству этому он научился здесь, в Плесе.

Мы спускаемся с холма на площадь, которая когда-то была центром торговли. Сейчас здесь масса маленьких сувенирных киосков…
Вложение:
DSCN0750.JPG

… и по аллее, обсаженной березами, идем к дому, где три лета прожил Левитан. Сейчас там музей.
Вложение:
DSCN0762.JPG

Вложение:
DSCN0781.JPG

Дом на берегу двух рек Шохонки и Волги.
Вложение:
DSCN0782.JPG

Вложение:
DSCN0783.JPG


Так много воды и так много неба.
Вложение:
DSCN0792.JPG


Окрестный мир щедро отражается в водной глади, не сетуя на искажения. Таким же зеркалом уже давно стала для меня живопись Исаака Левитана. Что отражает она? … мои чувства? … его ощущения? … скорее всего и то, и другое искажено. И все же, все же … в зыбко дрожащих очертаниях угадывается что-то близкое, знакомое, твое и не только твое… общая глубина чувств и переживаний.

Мы уезжали из Плеса наполненные его очарованием и свежестью. Мне очень хочется подольше сохранить его щедрую вдохновляющую красоту. А впрочем, пейзажи Левитана всегда помогут ее вспомнить. Они с большей достоверностью, чем фотографии, передают чувства, переживаемые при соприкосновении с ней.


У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 14 окт 2015, 22:08 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Осень.

Вторую неделю стоят теплые теплые почти летние дни. Но только почти, потому что за окнами осень. И, несмотря на дневную жару, теплые вечера, безветрие и покой, с летом ее не спутаешь. Еще деревья все в листьях и доцветают поздние осенние цветы, но с каждым днем зелень все больше и больше уступает место желтым, рыжим, красным, коричневым цветам и оттенкам.

Унылая пора! очей очарованье!

Красиво и пока еще вовсе не уныло. Но только пока. Где-то совсем уже близко холодное зябкое ненастье с серым небом, голыми деревьями, нудным моросящим дождем и быстро убывающим днем. Это тоже осень. И от этой сегодняшней осени ее отделяет небольшой шажок времени. И про него, про этот шаг, сегодня думать не хочется. Сегодня еще такая тихая и потрясающая красота, что хочется вместить и запомнить ее всю, каждый миг, каждый цвет, каждый вздох.

Осеннее тепло и осенняя красота бархатистая и глубокая. В красках весны есть нежность, яркость и гладкость шелка. В красках лета броскость и доступная ситцевая простота. В красках осени красота дорогого бархата. Она приглушена, она не блестит, не сверкает, не переливается, она очаровывает своими тонкими переходами из цвета в цвет, разнообразными цветовыми нюансами и многочисленными оттенками. Она нежно и мягко прикасается к твоей душе. И сохранить ее тепло хочется надолго и подольше, потому что уж очень коротка она и трагична.
Красота весны сменяется красотой лета. За красотой лета без перерыва следует красота осени. И только чарующая красота осени иногда почти сразу в течении двух-трех резких ветреных ненастных осенних дней сменяется унылой серой порой безвременья, порой между красотой осени и снежной холодной красотой зимы. Возможно предчувствие этой поры и делает последние всполохи осенней красоты дорогими сердцу. Она последняя красота жизни, последняя этого года. За ней смерть или сон почти всего живого. Конечно опыт подсказывает, что через неживую красоту замерзшего, замершего мира жизнь вновь возродится с первым приходом тепла. Но это будет немного другая жизнь и немного другая красота. А вот этой, той, что родилась этой весной, жила, цвела и развивалась, приходит конец. Таков закон жизни. Из года в год разворачивается он перед нашим взором. Кажется давно пора привыкнуть к этому. Но не привыкается.
В осенней красоте больше элегической грусти, чем радостной надежды или буйного восхищения.

Вложение:
ci2tqyBrp5w.jpg


* * *

Ну вот и закончилась бархатная пора осени. Закончилось тепло, бездонно прозрачная голубизна неба, тихое безветрие, красочная пестрота. Все. Это больше не повторится. Конечно, возможно еще и будут тихие и теплые дни. Однако все это будет желанным на фоне теперешних ненастных дождливых серых дней. А относительно ушедшего бабьего лета скупое куцее тепло будет глядеться хилой тенью, жалкой пародией.

Дождь идет вперемешку с мокрым снегом. Он падает и не тает. Многие деревья еще не сбросили листвы. Темно-зеленые листья вместе с буро-коричными покрывают холодные снежные хлопья. Мокро и холодно. Точно так в наших душах встречается холодная правильность рационального понимания и уходящая, но еще живая часть нас самих, та часть, которой следует умереть, потому что время ее вышло, но она все еще живая, все еще тянет на себя живительное тепло чувств, не желая так просто сдаваться под натиском рациональных аргументов.

* * *

Снег растаял, пролежав три дня. Снова солнце согревает выжившие остатки зелени. Только это солнечное тепло всего лишь сродни слабому утешению, пытающемуся обласкать то, что должно уйти, чтобы скрасить боль расставания.
Радуешься последнему теплу словно первому. Еще будет тепло (хочется, чтобы оно было). Еще надеешься на него. Но надежды эти пустые. И ты знаешь об этом и цепляешься за них как за соломинку.
Вложение:
DSC08574.jpg

Всего уходящего жаль. Всегда. Впрочем нет, не всего, а только теплого и красивого, всего того, что создает тебе, твоей жизни милые комфортные условия. Вот она по чему жалость-то, по комфорту. И чем чаще ты с этим сталкиваешь, чем больше ты это понимаешь, тем тоскливее расставание с осенью, с последним теплом и последней красотой этого года.
Было время, когда ноябрь был для меня почти неживым месяцем. Неживым в смысле эмоций и чувств. “Депрессия”, – так определяли мозги. И … продолжали жить одни. Что-то делали, что-то думали, что-то планировали и решали. Но все холодно, сухо и зябко, по обязанности, по долгу, по обязательствам. Уныло. Вот где для меня наступала подлинная унылая пора. И ее надо было пережить.

День все короче и все серей. Снег в это время редко когда выпадает. А если и выпадает, то чаще всего успевает растаять под чуть-чуть плюсовым теплом. Темно утром, серо днем, темно вечером. Электрический свет делает улицы города еще более хмурыми и неприветливыми. И хочется совсем не выходить из дома. Укрыться одеялом, уснуть и проснуться ближе к Новому Году, когда мир будет завален снегом, украшен елками и праздничной иллюминацией, когда везде будет нервная торопливая и какая-то бесшабашная суета, … предпраздничная, предновогодняя, предвкушающая… Предвкушающая новая и непременно лучшее (кто же мечтает о худшем). Тогда и забывается тоска по осени. А пока, … сейчас, … сегодня…

… очередной теплый и солнечный день. Красиво небо, красивы деревья с остатками осеннего убранства, красива земля, щедро укрытая рыже-золотым ковром. Люблю гулять такими тихими прозрачными днями. Остывающий воздух становится упругим, но еще не плотным, каким он бывает в морозные дни.

Унылая пора! очей очарованье!

Вот он осенний перегиб от очарования к унынью. Надо вдохнуть глубоко глубоко всю эту потрясающую красоту. Вдохнуть и задержать в душе. А потом выдыхать скупыми порциями, когда унынье будет наступать и требовать своего права на существование. Это свое право оно все-таки выцарапает себе. Но только чуть-чуть в уголке души. Останется оно легким чувством грусти по прошедшей весне, ушедшему лету и закончившейся осени.

Задержись еще чуть-чуть очаровательная пора. Я люблю тебя.

Вложение:
PA040357.jpg

Вложение:
PA040360.jpg


У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 30 ноя 2015, 00:09 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Снег.

Падал снег. Большие мягкие холодные хлопья сыпались откуда-то из темно-серой темноты, словно таинственный десант сказочных существ. Снег падал тихо и торжественно. Он глушил звуки. На шум машин, трамваев, людских шагов накидывалась полупрозрачная снежная завеса, пытаясь их скрыть. До конца ей это не удавалось. Но вечерний город словно проникался этой белой торжественно падающей тишиной и сам немного притихал.

Я люблю гулять в такие снежные вечера. Город меняется. Он становится волшебным. Ничто не делает его таким пронзительно таинственным, как тихо падающий снег.
Знакомые привычные очертания улиц и скверов теряются и появляются незнакомые и непривычные. Снег лепит новый облик домов, деревьев, кустарников, преображая голый, сиротливый, иззябший под стылыми ноябрьскими ветрами город то ли в декорацию сна, то ли в декорацию сказки.
Медленно падающий на город снег возвращает меня в детство. Самый запомнившийся новогодний костюм – это костюм снежинки. Каждый год к новогоднему утреннику мы разучивали танец снежинок. И я непременно пропадала в этот хоровод. Мы неуклюже кружились вокруг елки, старательно выполняя все положенные па. И белое легкое платьице все в блестках и какой-то новогодней мишуре казалось мне верхом совершенства. В этом детском танце с нами танцевал весь мир. И мир же этим танцем творился. Снег, легко и беззаботно кружащий над городом, и возвращает меня в эту точку первоначального творения.

Однажды, не очень давно или может быть давно, мне приснился сон.
Я шла через поле. Был поздний вечер. Он быстро заканчивался. Наступала ночь и я торопилась. Очень торопилась куда-то. Вперед меня гнал какой-то страх. Непонятный, неопределенный, неявный. Он притаился сзади. Далеко или близко от меня, я не знала. Я боялась остановиться и посмотреть назад. Я шла очень быстро, но не бежала. Вдали показались дома, свет фонарей. Я знала эти места. Это был район моего детства. Добраться бы до этого переулка, пересечь улицу и там мой дом. Там уже ничего не страшно.
Но подходя ближе, я вдруг стала понимать, что этот переулок завален снегом. Там была зима, а здесь где я шла – лето. Я была в летнем платье и босиком. “Я там замерзну”, - крутилось в сонном мозгу. Но останавливаться нельзя и возвращаться назад тоже нельзя. И я шла вперед, и снег все приближался и приближался, и я ступила босыми ногами на него.
Это был снег, настоящий, холодный, мягкий, только что выпавший. Я ощущала ногами его холодность и как он приминался подо мной, но при этом ноги не замерзали. Не замерзала и я сама, хотя и ощущала вокруг холодный слегка морозный воздух. И все это меня вдруг совершенно успокоило и неимоверно обрадовало. Я шла по снежной улице, залитой электрическим светом, разглядывала сонные дома. В редких окнах горел свет.
Я дошла до дороги, за ней совсем недалеко до моего дома. И только тут я вспомнила о страхе, который таился за спиной. Я встала, обернуться решилась не сразу. Я стояла и думала, вернее чувствовала, что же там за моей спиной. Но там была только сонная улица. Я обернулась. Да, все так как я и думала. Спящая улица, мои следы на снегу. Вдалеке черный островок темноты, откуда я вышла и больше никого.
Я проснулась с чувством легкости и какого-то детского ожидания. В этом сне соединилось невозможное: белоснежная чистота и красота, холодная сама по себе, и тепло детства.

Идеальное и реальное… Два разных полюса нашего восприятия мира. Чем больше опыт, чем глубже знания, тем дальше мы их разносим друг от друга. Пока окончательно не разорвем эту связку, поместив идеальное в область ментальных абстракций, а реальное в область чувственных переживаний. И в результате,… в результате реальное утрачивает глубину идеального, а идеальное лишается чувственного подтверждения. И там, в глубине души, от этого разрыва появляется и растет неясное смутное беспокойство, плохо различимая неосознаваемая тревога, в разных образах приходящая в наши сны. Мой сон нашел выход, дав мне возможность пережить эту разорванность ментального и чувственного, соединив их в одном переживании.

Я люблю гулять по городу, когда с неба тихо тихо сыплются мягкие холодные белоснежные хлопья. Эти прогулки возвращают душу в детство, когда идеальное чувствовалось, а реальное идеализировалось, создавая устойчивые иллюзии, которые позднее оплачивались разочарованием, отчаянием, депрессией. И от этого целостность бытия трескалось, ломалась, раскалывалась. И приходилось, и приходится искать способы возвращения ее. И медленный безветренный снегопад один из моих волшебных способов возвращения умиротворения в душу.
Чистый белый снег в сумеречном вечернем городе возвращает тебя в начало творения. Белое поле воображения с черным контуром прежнего опыта. Можно вновь начинать творить. И он творится, черным по белому, белым по черному. Душа вновь вспоминает свой внутренний город. И он очень похож вот на этот…


Изображение

Спасибо, Молли. Твой “Зимний Ленинград” отозвался в мой душе вот таким небольшим этюдом.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 07 фев 2016, 18:58 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
О близости
(разговор Души и Эго)

Изображение

– Близость, душевная близость… хм, сколько об этом ни думаю, все никак не могу подобрать слова, чтобы рассказать об этом чувстве. Хотя близость это ведь всегда то, что близко. Ну кажется, вот оно близкое, смотри, рассматривай, говори, описывай. Но нет, не дается понятие близости так просто описать. Почему-то не дается. Почему? может дело не в близости, а в душе? Чтобы описать, что есть душевная близость, надо сначала описать, что есть душа. Только вот, а есть ли она?
– Ну, если ты до сих пор сомневаешься в моем существовании, то ты никогда не поймешь, что она такое – душевная близость.
– Ты кто?
– Душа.
– Ну и что же ты такое есть?
– Я то, что чувствует душевную близость.
– Ну начинается. Так нечестно. Зачем ты мне?... если ты – непонятное понятие, пытаешься определить себя через другое непонятное понятие.
– Затем, что я тебе о нем, о том непонятном понятии, которое ты пытаешься понять, могу рассказать.
– Хорошо. Давай рассказывай.
– Смотри. За окном зима. Помнишь, несколько дней назад невероятной красоты стояли деревья и кустарники, покрытые сплошь белым инеем, искрящимся и переливающим на солнце.
– Помню. А как же. Чудесная, невероятная была красота. Завораживающее зрелище. Только вот когда я вышла на улицу, в эту самую красоту, когда приблизилась к ней, то там оказался сильнейший мороз и почти сразу же стали замерзать руки и щеки. Мне стало не до красоты.
– Да, ты забралась в пуховые варежки, засунулась поглубже в шубку и заспешила по делам. Даже смотреть на эту красоту тебе уже не хотелось. Это я все время притормаживала тебя и хотела насмотреться, налюбоваться, запомнить все это.
– Не, ну я и без тебя знаю, что близость понятие относительное. Глаза долго могут любоваться ветками заснеженного дерева, тянущимися к окну. А вот голой рукой трогать этот снег не получится. Или рука замерзнет, или снег растает. А как же ты, душа, определяешь это расстояние, где ты должна остановиться, чтобы не замерзнуть или не сгореть?
– Ну, замерзаю-то я как раз тогда, когда неспособна приблизиться и почувствовать близость. Ну а огонь,… если я сама войду в него, то непременно воскресну, как феникс.
– Т.е. расстояние для тебя неважно. Я правильно поняла?
– Да. Мне важно другое.
– Что же?
– Давай еще вспомним один случай. Помнишь, мы с тобой были в Кельне. Это ведь ты хотела увидеть Кельнский собор.
– Ну еще бы. Отлично помню. Я помню как видела фильм про Кельнский собор и, планируя поездку в Германию, конечно же мечтала его увидеть. Правда сначала…
– Ну что замялась? Сначала ты была оглушена и шокирована. И заметалась глазами и чувствами по площади, по собору, по окружающим площадь зданиям. Все не то, все не так, … то ли чересчур маленькое, то ли чересчур большое. Именно расстояние тебе и мешало почувствовать и понять все то, что ты видела и чувствовала. Издалека терялось величие, вблизи бесконечное множество деталей заслоняло суть.
– Ну ладно не кори. Согласна. Растерялась я тогда. Но потом-то,… потом-то очухалась…
– Да, очухалась. Но если бы я тогда не настроилась на этот гигантский орган, ты бы до сих пор не очухалась и так и оставалась бы в своих впечатлениях от фильма, поломанных действительностью.
– Так. А вот здесь поподробнее. Это о каком таком органе ты говоришь? Там ведь нам не удалось услышать орган.
– Я хочу тебе сказать, что близость – это мелодия. И к ней надо приготовиться, и на нее надо настроиться. И тогда во мне начинают звучать и заиндевелые деревья в морозный день, и Кельнский собор, и горная долина, на которую ты смотришь с горной вершины. Ты все это узнаешь по восхищению и изумлению. И ощущаешь близость с природой, с миром, с творениями рук человеческих.
– Мелодия … хм, все это конечно так неточно, и так недостоверно, но возможно ты и права… права в отношении того, что я в мире и в искусстве чувствую для себя как близкое. Но как же быть с людьми? Их тоже надо слышать как мелодию.
– Несомненно и обязательно. Только этого мало. Нужно не просто слышать. Нужно уметь эту мелодию петь или играть.
– Петь под чужую дудку? Ну уж нет. Какая же это близость.
– Ну во-первых под чужую дудку пляшут. А во-вторых,… дуэт – это всегда два равноправных партнера, каждый со своим инструментом, со своим голосом, умеющих чутко слушать друг друга и встраивать свое звучание в общую мелодию.
Близость душевная – это общая мелодия человеческих душ. Можно говорить о чем-то важном или незначительном, можно молчать, можно делать вместе какие-то дела, внутри близких душ всегда будет звучать одна мелодия, которую каждый будет проигрывать или пропевать своим голосом. Близость душ она ведь не в словах, не в делах, не в идеях, она за ними. Если ты паузы между словами чувствуешь как живые, если молчание наполнено вниманием, добротой и нежностью, если однажды в своем одиноком мире, еще никого не видя, ты почувствуешь своей спиной тепло другой спины – это и есть близость.
– Ага, тепло спины – это уже теплее. Т.е. близость – это самая наименьшая из возможных дистанций между людьми.
– Ты опять о дистанциях и расстояниях. Ну хорошо, пусть так. Ищи близость в расстояниях, внешних или внутренних, фактических или символических. Я понимаю, так тебе удобнее. Ты – Эго, ты – форма, ты – почти что тело, пусть внутреннее, но все равно тело. А я… я – твоя свобода, я – твоя бездна и бесконечность, я то, что выталкивает тебя из твоей формы. Вот тогда ты и ощущаешь близость, слыша неслышимую мелодию и танцуя невидимый танец. Помнишь ли ты эти состояния?
– Помню. Да, конечно же помню. Иначе и не пыталась бы говорить о близости. Только мне хочется ее все время определить, а ты меня убеждаешь, что ее можно только пропеть, а словами о ней не рассказать.
– Ну нет, почему же… попробуй словами. Я тебе только хочу сказать, что словами о душевной близости можно говорить только как о мелодии, а не как о расстоянии. Вот и все. А теперь подыщи такие слова.
– Ну спасибо тебе. Думаешь это просто?... говорить о музыке словами.
– Не просто. Знаю. Но ты все равно попробуй.
– Хорошо. Пошла пробовать.



Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 29 фев 2016, 13:27 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Умберто Эко.

Изображение


Умер Умберто Эко. Больно сжалось сердце, когда наткнулась в интернете на сообщение о его смерти. Словно еще один родной и близкий человек покинул меня. Сердце сжалось, но какой-то прагматичной части меня это показалось странным. Ведь я почти не знаю его творчества. Несколько случайно прочитанных эссе, три неслучайно прочитанных романа и две читаемые и перечитываемые работы, которые написаны им в соавторстве и под его редакцией: “История красоты” и “История уродства”. И все. Это малая капля в творческом наследии известного философа, культуролога, писателя, эссеиста. И дело даже не в том, что все прочитать, а тем более изучить и понять, я бы не смогла. Не смогла бы по вполне банальной причине: на все нужно время. А оно, то свободное, что отдается чтению, и так занято под завязку. Список того, что запланировала прочесть, всегда больше этого времени. Да и тот все время корректируется какими-то спонтанными желаниями или вынужденными причинами. Так вот Умберто Эко в этот список никогда не входил. Дело в том, что я никогда и не планировала его читать. Не стремилась больше знать о его творчестве, не разыскивала его работ. Он мне просто попадался. И задевал душу, и овладевал вниманием надолго. И оставался в душе навсегда.

Первая встреча с ним случилась давно, в 90-ые, в доэлектронную эру, когда еще выписывались и читались литературные газеты и журналы.
Воскресное утро, чашка кофе, “Литературная газета”. Я выбираю, что полегче, … стихи, рассказы, репортажи с выставок и просмотров. Критику, публицистику, философию пропускаю. Это на вечер. А сейчас так лень грузить свои мозги умными и сложными вещами.
Глаза натыкаются на абзац, описывающий сценку в кафе. Читаю с середины, потом с конца. Смотрю автора и начинаю читать с начала.
Имя автора тогда мне не сказало ничего, абсолютно. А впрочем,… в те времена я для себя постоянно находила в “Литературке” новые имена. Находила и … забывала. Потом натыкалась снова, иногда что-то вспоминая, иногда открывая заново. Имя Умберто Эко не то, что запомнилось, оно запало в душу в виде какого-то сложного акварельного эскиза. А в виде буквенного написания все время выпадало. Нужно было сначала выудить из памяти предварительный цветовой набросок и только потом сначала смутно, потом все отчетливей появлялись буквенные сочетания. Я их сопоставляла и проверяла на соответствие цветовому звучанию и наконец имя проявлялось полностью.
О чем в целом была та, первая прочитанная мной, его статья практически не помню. Запомнилась только описанная сценка в кафе, на которую и наткнулся мой взгляд, и одна фраза, которая выбила меня из вялой утренней воскресной расслабленности и загрузила мыслями не только этот день, но и многие последующие.
Я не помню точно и дословно эту фразу. И так как я в последующие месяцы и годы время от времени вспоминала ее и возвращалась в своих размышлениях к ней, то сейчас это, скорее всего, уже некоторая моя собственная интерпретация того чувства, того изумления, той неожиданной безмолвной остановки, которую мне необходимо было осмыслить.

“Красота – это та часть безобразного, которую мы в состоянии вместить”.
Хм,… набор слов. Я перечитываю еще раз, еще, еще… Откидываю газету. Беру чашку. За окном голубое небо, бездонное, бесконечное. Чистейшая белизна облаков. Они так высоко, что никакая серая тень не может достать их легкие крылья. Нежная зелень начинающих распускаться листьев. Весна своими нежными красками стремится прикрыть безобразные ржавые гаражи, невзрачные стены стандартных домов с облупившейся краской, унылый железобетонный забор, отгораживающий территорию складов с серыми длинными скучными ангарами. Красивое и безобразное разграничено. Оно сразу же попадает в разную категорию чувств,… прежде всего чувств и только потом в эстетические и эстетские понятия. Ну и как же их совместить прикажите?
Я негодую и возмущаюсь. Мысленно, конечно же мысленно… Сладкая безмятежность воскресного утра нарушена. Я опять натыкаюсь глазами на имя автора. Умберто Эко. Это имя наполнено чистыми акварельными красками, светлыми и прозрачными. Оно многоцветно. Но это многоцветие гармонично. В его гармонии удачное сочетание нескольких, совсем немногих цветов, тонко распыленных на множество оттенков. Изящная акварельная мягкость этого имени смирила меня с переходом от созерцательности к активным размышлениям.
Мысль стала кружить вокруг этой фразы, расчленяя ее, рассматривая разные варианты частей, вновь соединяя. Вновь рассматривая и не удовлетворяясь увиденным, вновь вглядывается в части… Впрочем это тема другого эссе, которое я пишу давно и так и не могу закончить.

А дальше были три его романа: “Имя розы”, “Маятник Фуко”, “Остров накануне”.
Чтение это всегда было хождением по лабиринтам, подобным лабиринтам библиотеки аббатства. Детективные сюжеты оказывались всего лишь канвой, на которую накладывался очень мелкий изящный узор мысли. Узор невероятно красивый и сложный. Детективный или приключенческий сюжет позволял припрятывать его концы, уводить за сюжет. И когда они неожиданно выныривали, то оказывались вплетены в другой пласт размышлений.

Homo sapiens – человек разумный. Человек есть мысль. Мысль есть человек. Она запутана, ветвиста, причудлива. Она строга и дерзка, возвышена и убога. В ней смелость, смех, пренебрежение. В ней скупость, страх, отчаяние. Она творит мир романа. А мир романа творит ее. Возможно, именно тогда с этих романов я, привыкшая к бесстрастной математической мысли, вдруг поняла, что мысль – это страсть. Страсть догматических битв. Страсть оккультных тайн. Страсть безумного одиночества. Страсть цепляется за мысль и наделяет ее энергией. Мысль придает страсти форму и указывает направление.
Почему и как она запутывает нашу жизнь, почему и как создает лабиринты, почему и как ведет к преступлению? Это и исследует Умберто Эко в своих романах. Исследует как подлинный исследователь СЛОВА. И заряжает читателя своим исследовательским азартом. И исследование это освобождает СЛОВО.

“В тот день я осознал, что свобода слова означает и свободу от риторики”.
Вечный фашизм (Пять эссе на темы этики)

Свобода слова – вещь невероятно сложная. Сложная и ответственная. В этой свободе ты остаешься один на один со словом. И понимаешь, что слово как знак и слово как суть – это вещи разные. И отличать буквализм от сути тебе придется самому.
Его лабиринты всегда ведут от буквы к сути. И не всегда туда приводят. Как и у всех лабиринтов в них есть тупики, петли, круги, обманные пути, уводящие от цели. И как во всех лабиринтах, только пройдя их все, можно найти подлинный выход или добраться до нужной цели. Только путь отбраковывает и отмечает ненужное. И пройден он тогда, когда исчерпывает себя, когда его можно отбросить, отбросить без сожаления и не цепляться больше ни за что из того, что казалось ценным и важным на этом пути. А это сложно. Ведь вела-то по этому пути страсть мысли. Она наполняла интеллект силой и увлеченностью. Она позволяла пережить минуты азарта и восхищения. И проще вернуться в эти состояния на уже знакомом пути, бесконечно разнообразя материал и не замечая холостого бесплодного блуждания. Так появляется в душе слепой монах Хорхе. Бывший библиотекарь он становится слепым узником своей страсти к истине.

“Хорхе боялся второй книги Аристотеля потому, что она, вероятно, учила преображать любую истину, дабы не становиться рабами собственных убеждений. Должно быть, обязанность всякого, кто любит людей, – учить смеяться над истиной, учить смеяться саму истину, так как единственная твердая истина – что надо освобождаться от нездоровой страсти к истине”.
Имя розы.

Учить смеяться саму истину, наверное, это главное, чему меня научил Умберто Эко.
Спасибо Вам. Я Вас не забуду.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 06 мар 2016, 11:11 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Нежность.

Изображение

Хочешь, я расскажу тебе, что такое нежность?
Тебя уже нет, поэтому я могу рассказать. Потому что когда ты был, рассказать об этом было невозможно. Ведь ее не расскажешь. Она действие.

Нежность это такая сила… или нет – это такая сущность, которая вселялась в меня, когда ты был рядом. Она сдерживала мои порывы, она убирала все резкое и колющееся из взгляда и голоса. Радость бушевала во мне, когда я видела тебя. Она толкала меня на безумство. Хотелось обнять тебя всего, целиком. Сжать в объятьях крепко крепко, сильно сильно. Нежность останавливала меня. Она касалась твоей руки, касалась легко, касалась чуть-чуть, касалась неслышно. И под пальцами начинал звенеть и петь твой мир, твоя радость и боль, твоя сила и усталость, твоя тишина и невероятный поток твоих мыслей.
Моя нежность была сильнее буйства и безумства. Она сила. Ты знаешь, она великая сила.
А впрочем, конечно, ты знаешь. Возможно именно за ней ты ко мне и приходил.

Нежность сжимает дыхание и делает его тихим и глубоким. Я должна как можно больше вдохнуть тебя. Успеть за один вдох наполниться миром вокруг тебя. Это на потом. Чтобы потом, когда тебя не будет, выдыхать тебя маленькими порциями и вновь чувствовать твое присутствие рядом. Моя нежность знала, что однажды тебя не будет рядом и поэтому требовала от меня не торопиться. Ты думаешь, это нелогично и противоречиво. Нет. Я это сейчас очень хорошо поняла.

Именно нежность позволила узнать тебя за наши недолгие встречи больше, чем буйная радость. Она огромная сила, которая отодвигала меня во мне и освобождала место для тебя. Сначала тебе досталось немножко, совсем немножко. Я была слишком увлечена собой, своею радостью, своим восторгом, силой своей страсти. Но нежность была мудра и настойчива. Она отодвигала меня осторожно и незаметно для меня самой. И вот среди собственного буйного танца я увидела тебя. Ты был во мне. Нет, не тело твое во мне, а ты, ты сам. И я остановилась пораженная и замерла на несколько мгновений. Я такого тебя не знала. Это нежность моя привела тебя такого.

Ты был застенчив и неуклюж от своей огромной силы, которой хотел и не решался прикоснуться ко мне. Только сейчас я увидела, что твоя эмоциональная сдержанность от твоей огромной силы. Ты боялся нечаянно сделать мне больно. Только сейчас я увидела, что ты этого боишься. А раньше… раньше я считала, что больно ты мне делаешь из-за своего невнимания ко мне. И только теперь, когда нежность привела тебя ко мне, я поняла, что твоя сдержанность и твоя страстность, конфликтуя, и создают нечаянные ситуации, от которых мне становится больно. Но этот твой конфликт создает твоя нежность. Как же я это раньше не замечала.

Нежность сделала меня внимательной. Она не давала торопиться. Она останавливала мой восторг, радость, изумление… А впрочем нет, не останавливала. Она их задерживала, чтобы этими чувствами очень медленно пройтись вдоль твоей души. Это нежность открыла мне в тебе то, что я до этого не замечала. В тебе, таком большом и сильном, мне долго не было видно то, что ты так умело скрывал или не успевал показать. И только нежность, снизив темпы моего восхищения, позволила увидеть более реальной твою душу. И там оказалось все не так розово и изящно как казалось сначала. Там оказались рубцы и раны, зажившие, но некоторые немного кровоточили. Там было что-то начатое и недостроенное. Там были уютные гроты и таинственные пещеры. Все это делало тебя еще ближе и дороже.
Нежность подсказывала мне слова и взгляды, которые помогли бы тебе унять свою боль (хоть немножечко, хоть чуть-чуть) и испросили бы у тебя разрешение пройти еще немного в твои таинственные глубины. И только тогда ты позволял это, позволял осторожно и понемножку. Ведь и я тебе тоже делала больно, не замечая этого.

Ты удивляешься, что я все время называю нежность силой. Но это так. И ты сам об этом знаешь. Просто ты никогда не обращал на это внимание. Но вспомни, как налету ты останавливал свой голос, готовый разгромить мой упертый идеализм и непоследовательность, и снисходительно улыбаясь, замолкал. Это твоя нежность останавливала силу твоего азарта и уверенности в собственной правоте. Сила нежности оказывалась сильнее силы убежденности. Вспомни, как резко сжимались твои глаза и губы, когда я несправедливо упрекая тебя, выплескивала на тебя свои обиды и усталость. Это твоя нежность останавливала взрыв твоих эмоций в ответ на мои. Сила твоей нежности оказывалась больше силы твоей справедливой раздражительности.

Теперь ты вспомнил, какая это сила? Просто ты не замечал ее … и я тоже. Когда я слишком погружена в себя и увлечена своими чувствами и мыслями, во мне нет нежности. Возможно есть изнеженность. Но немного, согласись, совсем немного, чуть-чуть. Я все-таки слабая. И изнеженность – это моя слабость. Она мне часто мешает, потому что именно ее мне приходится ломать, когда я остаюсь одна. А впрочем, наверное, поэтому я и остаюсь одна. Мне надо преодолеть этот мой недостаток, заставляющий думать только о себе. Мне надо оставить место только для нежности, которая умеет приводить ко мне других. Мне надо научиться еще больше доверять этой удивительной силе или сущности, которую зовут НЕЖНОСТЬ.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Непрочитанное сообщениеДобавлено: 30 окт 2016, 15:33 
Не в сети
народный корреспондент
народный корреспондент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 фев 2010, 20:07
Сообщения: 3756
Откуда: Ульяновск
Дикая кошка.
(белая сказка)

Изображение

Жила была на свете девочка. Это была самая обычная девочка. Самая обычная, но и не совсем. Она не знала, сколько ей лет. Шли годы и девочка росла. Она надевала одежду девушки, потом взрослой женщины. И ей это нравилось, но она продолжала оставаться девочкой. У нее были золотистые волосы, серо-зеленые глаза, приветливая улыбка и грациозные кошачьи движения. Девочка нравилась всем, кого встречала на своем пути. И все с радостью вступали с ней в разговор. И девочка, приветливо улыбаясь, им отвечала.
– Ах, какая чудесная девочка, – говорили все вокруг.
… и не замечали того, что знала о себе девочка. В ней жила кошка. И кошка эта была не домашняя, а дикая. Девочка все это сталась скрыть. И чем сильнее она пыталась спрятать эту кошку, тем злее и беспощадней становилась она, когда вырывалась наружу. Во время общения, иногда самого милого и приятного, кошка вдруг выпускала острые и тонкие когти и вырывала целые куски из руки, плеча, щеки собеседника, отовсюду, куда доставала ее гибкая кошачья лапа. Лилась кровь, но никто этого сразу не замечал, потому что все происходило настолько молниеносно, что не было заметно простому глазу. И только девочка все это видела и довольно улыбалась.
Дикая кошка знала свое дело. Она не просто так выпускала свои когти. Она пускала их в ход только тогда, когда что-то в словах, жестах, поведении собеседника пачкало белоснежное, изумительно красивое платье девочки.

А надо сказать, что девочка всегда ходила в этом платье. Оно было тонкое, изящное, с кружевными воланами, с изящной вышивкой и такое белоснежное, что любая пылинка была на нем видна. Поэтому девочка с удовольствием и надевала взрослое платье, чтобы грязь и пыль, дождь и снег не попадали на ее прекрасный наряд. Но она ничего не могла поделать со словами, взглядами и жестами других людей. Они оставляли на белоснежном платье разные пятна. Девочка никак не могла с этим мириться. Ей приходилось долго долго плакать над ними, чтобы слезами смыть следы этих пятен. И однажды во время этих слез она и увидела рядом эту кошку.
– Я помогу тебе, – сказала кошка. – Я буду наносить удар до того, как кто-нибудь попытается бросить в тебя серую липкую грязь. Он этого не заметит, но боль заставит его забыть о том, что пачкает твое прекрасное платье, а кровь будет пачкать его собственную одежду. Но для этого ты должна пустить меня в свое сердце.
Девочка посмотрела на серую кошку с черными полосами и увидела ее тонкие длинные изящно загнутые когти. Дикая кошка выпускала и убирала их, гордо демонстрируя ей свое оружие. Девочке стало страшно.
– Ну что ж. Как хочешь, – равнодушно сказала кошка. – Я не собираюсь долго ждать твоего решения. Кошки – народ свободный и гуляют сами по себе. Не хочешь открывать калитку своего сердца, не надо. Я найду другие двери. А ты продолжай стирать свое платье своими слезами. Только учти, озеро слез у тебя конечно. И чем больше ты будешь их тратить на удаление грязных пятен, тем мельче оно будет становиться и тем горше и солонее будут твои слезы. Они будут разъедать сначала твои глаза, а потом и платье, потому что вся горечь, делающая ваши слезы солеными, находится на дне этого озера.
И тогда девочка решилась. – Хорошо. – И открыла калитку своего сердца.

Дикая кошка выполнила свое обещание. С тех пор ничто не могло испачкать белоснежное платье девочки. Кошка умело упреждала возможные нападки и первая наносила удар. И девочка радовалась, видя, что пачкаются не ее, а другие одежды. И пачкаются не просто грязью, а кровью. Кровь слезами не смоешь. Она этого еще не знала, но предчувствовала.

Шли годы. Девочка так привыкла к дикой кошке, что почти не замечала ее в себе. Но самое главное, она не задумывалась о том, почему в какие-то моменты ее дикая кошка наносит окружающим ее людям болезненные удары и что чувствуют при этом эти люди.
Однажды стоя на автобусной остановке, она увидела неприятную старуху. Та была в какой-то неопрятной потрепанной одежде. Седые космы выбивались из-под серой видавшей виды беретки. Мутным равнодушным взглядом она смотрела на все вокруг.
“Какая противная”. Мысль мелькнула одновременно с кошачьей лапой, которая оставила глубокие царапины на иссохшей старческой руке. И в тот же миг девочка похолодела от холодного пронзительного взгляда черных глаз глянувших на нее из-под седых бровей. То, что она увидела дальше, испугало ее еще больше. Кровь, которая стала стекать вниз из оставленных дикой кошкой ран, стала медленно возвращаться назад, в раны. И раны вновь затянулись, не оставив и следа.
Подошел автобус и старуха заковыляла к нему. Девочка вздохнула с облегчением. Это был не ее номер. Но какая-то сила потянула ее в этот автобус и она вошла. Она понимала, что едет не в ту сторону. Она порывалась сойти на каждой остановке. Но что-то удерживало ее. И хотя она и не смотрела на заднее сиденье, куда села старуха, она знала, спиной знала, каким-то внутренним страхом знала, что старуха тоже все еще едет в этом автобусе.
На последней остановке старуха вышла и девочка тоже вышла. Это была малознакомая окраина города. Прямо за шоссе начинался лес. Старуха постояла и медленно поковыляла в его сторону. Девочка вздохнула с облегчением и хотела было сесть в автобус, чтобы ехать в обратную сторону, как старуха оглянулась и властно качнула головой, приглашая следовать за собой. “Нет. Не хочу. Не пойду”. – возмущалась девочка и следовала за старухой.
Наконец старуха встала и оглянулась.
– Хватит ныть, – сказала она. – Ты – Дикая Кошка. А я – Королева Диких Кошек. И сегодня я посвящу тебя в свои фрейлины. Пошли.
И она пошла вглубь леса.
– Но я не хочу! – в отчаянии крикнула девочка.
Однако старуха больше не оглядывалась. Шла она довольно быстро. Девочка едва поспевала за ней.

Лес давно кончился. Они поднимались по горной тропе. – Откуда здесь гора? – На ее вершине находился мрачный замок.
Девочка всю дорогу смотрела по сторонам или под ноги и почти не смотрела на старуху, стараясь только не упускать ее из виду, и когда под гулкими сводами замковой галереи она вновь обратила внимание на маячившую перед ней спину, изумлению ее не было предела. Вместо неприглядных лохмотьев перед ней развивался черный шелковый плащ, по краям расшитый серебром, вместо потрепанного берета серебряная диадема, вместо седых косм черные блестяще волосы.
Они прошли галерею и вошли в огромный тронный зал с колоннами и скульптурами кошек, разных: черных, белых, полосатых, готовых к прыжку и мирно дремлющих. В центре зала на высоком постаменте находился трон. Королева Диких Кошек взошла на него, села. И только теперь девочка смогла рассмотреть ее лицо. Оно было божественно красиво и столь же божественно надменно и холодно.
– Ты молодец, – сказала Королева. – Ты выдержала заключительный экзамен, там, на остановке. И сейчас я тебя посвящу в свои фрейлины. Ты станешь одной из нас. Ты станешь Дикой Кошкой.
– Но я не хочу, – сказала девочка. – Я хочу остаться девочкой.
– Это уже невозможно. Ты впустила дикую кошку в свое сердце. А они всегда гуляют там, где хотят. И ты ее уже не приучишь. Сейчас проще стать ею. Ты рождена быть Дикой Кошкой. И потом. В твоей жизни ведь ничего не поменяется. Ты будешь жить среди людей и разбивать им сердца. Всем, кто тебе встретится. Это очень почетно и очень приятно. Согласись. Ведь тебе же нравилось наносить им раны и видеть, как они истекают кровью и мучаются от боли.
– Но… это не я,… не я наносила им раны.
– Но радовалась-то ты.
– И все равно я не хочу становиться Дикой Кошкой.
Королева Диких Кошек долго молчала.
– Ну что ж. Я не могу тебя заставить. Дикие Кошки свободны. По принуждению ею нельзя стать. Однако хочу тебя предупредить. Дикая Кошка, которую ты впустила в свое сердце, больше не будет защищать тебя. Твое белое платье окончательно запачкается и все от тебя отвернутся. Ведь твоя красота – это твое прекрасное платье. Ты останешься в одиночестве.
– Хорошо, – сказала девочка.
Она повернулась и пошла к выходу.
– Да. Последнее предупреждение. Однажды дикая кошка вернется и потребует от тебя сердце друга или … разорвет твое.
Девочка остановилась. – “А у меня не будет больше друзей. Зачем они”, – мелькнула мысль.
– Хорошо, – весело сказала она и вышла из тронной залы.

Все случилось так, как сказала Королева Диких Кошек. Платье девочки быстро запачкалось, потому что дикая кошка больше не защищала ее от пачкающих ее наряд слов и взглядов, а слез становилось все меньше и меньше. Красота девочки исчезла. Она стала никому не интересна и оказалась в одиночестве.
Она могла долго гулять одна по городу и однажды набрела на удивительное место. Это был белый сад. В нем все было белое. Все, все. Деревья, трава, цветы, листья, скамейки, скульптуры. Девочка любила здесь гулять. Это место напоминало ей красоту ее девичьего платья, только было еще прекрасней. Однако здесь никого и никогда не было. Совсем никого и совсем никогда. Это огорчало девочку, потому что ей хотелось, чтобы эту красоту однажды кто-нибудь увидел и оценил.

Как-то раз, когда девочка направлялась в свой любимый сад, на городском бульваре она встретила мальчика с собакой.
– Привет, – сказал он. – Я тебя видел здесь не раз. Ты все время одна. Хочешь гулять с нами.
Девочка сначала хотела отказаться. – “Че, я не видела на этом бульваре. Меня же ждет мой белый сад”. – Но неожиданно для себя согласилась. Они гуляли весь вечер и мальчик рассказывал ей о легендах этого места, о деревьях, о звездах. Потом они встретились еще и еще. И девочке все интересней и интересней становился и этот бульвар, и сквер в начале него, и парк недалеко отсюда. И однажды она решила показать мальчику свой белый сад. – Он ему понравится. Конечно же понравится. Там так красиво, что мы всегда будем там гулять вдвоем.

Они прошли бульвар, свернули в переулок. Вот и калитка.
– Заходите, – девочка распахнула калитку. И мальчик с собакой зашли в белый сад.
– Как здесь холодно, – поежился мальчик. Он огляделся. – Здесь везде снег. Здесь все замерзло. Как ты можешь здесь гулять?
Собака стала носиться и лаять, сминая траву и ломая хрупкие замершие цветы. Мальчик, чтобы согреться стал бегать вместе с ней. От их голосов и шумных движений с веток стал осыпаться иней, трава и цветы стали ломаться и медленно стали рушиться прекрасные снежные узоры.
И девочка с ужасом поняла, что вернулась дикая кошка.
Нет. – Она сжала сердце рукой. Она с трудом сдерживала калитку, в которую отчаянно билась дикая кошка.
– Отдай мне его сердце и я восстановлю для тебя твой сад.
– Нет, – слабея от боли, прошептала девочка. Кошка начинала драть и царапать ее сердце.
Девочка собрала последние силы.
– Уходи! – крикнула девочка мальчику. – Уходите отсюда сейчас же! Немедленно! Вон!
Мальчик и собака остановились и недоуменно взглянули на нее.
– Что с тобой?
– Уходи! Я не хочу тебя видеть.
Мальчик с собакой ушел. Девочка села на холодную белую скамью. Отняла руку от груди. Она была вся в крови. И на ее давно уже не белом, а каком-то сереньком платье стали появляться красные капли крови.
Дикая кошка опять куда-то делась. Боль утихла. Девочка посмотрела на разрушенный сад на грязное платье в кровавых пятнах. Слез уже не было. И потом, она уже знала, что эти пятна она не отстирает. Ей стало холодно. Она почувствовала, что замерзает. Ничего не осталось, что смогла бы ее согреть.

Ей на плечи легла теплая шуба. Она подняла глаза. Перед ней стоял мальчик с собакой и улыбался.
– Я принес горячий кофе.
Он открыл термос и подал ей обжигающий напиток. Силы возвращались в окоченевшее тело.
– Какая ты красивая, – вдруг сказал мальчик.
– Я? – девочка с изумлением взглянула на него. О ее красоте уже давно никто не вспоминал. – Но ведь… – она взглянула на свое платье.
На ней было новое платье. Сотканное из невероятных цветов и невозможных оттенков оно было волшебно красиво. Еще красивее, чем ее прежнее платье.
Девочка огляделась. Парк стряхивал остатки инея и снега. Из под снега пробивалась трава и первоцветы.
– Ты не переживай. Я здесь наведу порядок и снова сделаю красиво. Ну может быть не так красиво, как было, но все равно постараюсь, – виновато сказал мальчик.
Девочка осторожно протянула руку. Дикая кошка вернулась. Девочка замерла и прислушалась. Кошка потерлась о калитку сердца и тихо мурлыкнула. Грациозно протянула лапку и погладила девочку по щеке. Внутри сердца разлилась нежность.
Девочка протянула руку и погладила мальчика по руке.
– Спасибо. Мы сделаем это вместе.


Вернуться к началу
 Профиль  
Ответить с цитатой  
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 51 ]  Пред.  1, 2, 3, 4  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
POWERED_BY
Русская поддержка phpBB
[ Time : 0.147s | 18 Queries | GZIP : On ]