Глава пятнадцатая
Когда первый раз читала “О дивный новый мир”, все время ждала, когда же Дикарь начнет организовывать революцию в дивном мире. Ведь не зря же он туда закинут, такой сильный, такой порывистый, такой романтично-возвышенный. И вот он, страстный призыв к свободе…
— Неужели вам любо быть рабами? — услышали они голос Дикаря, войдя в вестибюль умиральницы. Дикарь раскраснелся, глаза горели страстью и негодованием, — любо быть младенцами? Вы — сосунки, могущие лишь вякать и мараться, — бросил он дельтам в лицо, выведенный из себя животной тупостью тех, кого пришел освободить. Но оскорбления отскакивали от толстого панциря; в непонимающих взглядах была лишь тупая и хмурая неприязнь. — Да, сосунки! — еще громче крикнул он. Скорбь и раскаяние, сострадание и долг — теперь все было позабыто, все поглотила густая волна ненависти к этим недочеловекам. — Неужели не хотите быть свободными, быть людьми? Или вы даже не понимаете, что такое свобода и что значит быть людьми? — Гнев придал ему красноречия, слова лились легко. — Не понимаете? — повторил он и опять не получил ответа. — Что ж, хорошо, — произнес он сурово. — Я научу вас, освобожу вас наперекор вам самим. — И, растворив толчком окно, выходящее во внутренний двор, он стал горстями швырять туда коробочки с таблетками сомы. При виде такого святотатства одетая в хаки толпа окаменела от изумления и ужаса.
Только что у Джона умерла мать. Умерла от сомы. Джон знал, что сома ее разрушает. Не скрывал это и доктор, который за ней наблюдал. В том, что жизнь у жителей дивного мира не такая уж и длинная, всего около 60 лет, причем для всех без исключения, виновата тоже сома. За счастье надо платить. В данном случае оно оплачено внутренней свободой и стандартным сроком жизни.
Для Дикаря это дико. В наицивилизовеннейшей из цивилизаций свои дикости и странности. И так хочется все это убрать и быстро исправить. Дельтовики не знают и не задумываются об опасностях сомы. Для них сома – это удовольствие после нудной, тяжелой, механической работы. Джон знает. Он видел, как быстро сома прикончила его мать. Сначала он пытается уговорить дельтовиков отказаться от сомы. Но видя, что его не понимают, начинает выбрасывать коробочки с таблетками.
Бунт, ненависть – это всегда от бессилия, от непонимания ситуации. Дикарь видит и понимает, что причина их рабской зависимости в соме. Но исправить положение он бессилен, и вот этого-то он и не понимает. Выкинуть сому, как же это просто,… а что взамен?... что взамен той пугающей пустоты, что ставит человека на край собственной бездны?... Ведь именно от нее ограждает жителей дивного мира сома, заменяя подлинные, не всегда приятные, переживания набором позитивных иллюзий. Вот эти иллюзии и пытается отобрать у дельтовиков Дикарь, ничего не предлагая взамен.
А впрочем,… осталось ли что-нибудь такое чего бы они не имели?... Работа, дающая заработок. Для каждого, соответственно их касте, обеспечено жилье и отдых. Спорт, развлечения, сексуальные удовольствия, соответствующий набор позитивных иллюзий в сомоопьянении – все это доступно каждому. Проблемы самоактуализации, творчества для низших каст не существует вовсе. Они же все ОДИНАКОВЫ. Не два, не три лица одинаковых,… семьдесят, восемьдесят одинаковых лиц, в одинаковой одежде, на одинаковой работе, с внушенной гипнопедией уверенностью, что это и есть счастье. Можно ли нащупать индивидуальность в мире одинаковых возможностей и одинаковых желаний? Они безликая и мощная толпа. Дикарь словно не понимает, что играет со стихией, безликой стихией, срывая предохранительный клапан-сому, который стравливал излишнее напряжение, ослабляя психическое напряжение.
Клапан сорван. Бунт вырывается наружу. Только это не тот бунт, которого ожидал Дикарь. Это был бунт против тех изменений, которые он хотел ввести. Сила инерции в стабильном мире очень велика – это оковы привычки. Сорок лет водил Моисей свой народ по пустыне. И не потому, что не знал дороги. Он ждал, когда уйдут из жизни те, кто знал стабильное и сытое рабство, и вырастут те, кто почувствовал вкус внутренней свободы и самостоятельности. Дикарь нетерпелив. В результате пришлось вызывать полицию.
— Друзья мои, друзья мои! — воззвал Голос из самой глубины своего несуществующего сердца с таким бесконечно ласковым укором, что даже глаза полицейских за стеклами масок на миг замутились слезами. — Зачем вся эта сумятица? Зачем? Соединимся в счастье и добре. В счастье и добре, — повторил Голос. — В мире и покое. — Голос дрогнул, сникая до шепота, истаивая. — О, как хочу я, чтоб вы были счастливы, — зазвучал он опять с тоскующей сердечностью. — Как хочу я, чтобы вы были добры! Прошу вас, прошу вас, отдайтесь добру и… В две минуты Голос, при содействии паров сомы, сделал свое дело. Дельты целовались в слезах и обнимались по пять-шесть близнецов сразу. Даже Гельмгольц и Дикарь чуть не плакали. Из хозяйственной части принесли упаковки сомы; спешно организовали новую раздачу, и под задушевные, сочно-баритональные напутствия Голоса дельты разошлись восвояси, растроганно рыдая. — До свидания, милые-милые мои, храни вас Форд! До свидания, милые милые мои, храни вас Форд. До свидания, милые-милые.
Парообразная сома, устройство синтетической музыки и пистолеты с анестезирующими средствами сделали свое дело. Две минуты и бунт усмирен. Все расходятся сентиментально растроганные.
“Глубина несуществующего сердца”, “ласковый укор”, “тоскующая сердечность”, задушевные напутствия – это имитация нежной снисходительной любви матери к своему ребенку. Эта любовь успокаивает, возвращает равновесие, вселяет уверенность. Каждому хочется чувствовать именно эту защищающую от всех тягот мира безусловную материнскую любовь. Полицейские надавали тумаков, ласковых увещеваний, раздали сому и успокоенные дельты разошлись. Усмирили малыми силами словно расшалившихся детей.
Инфантильность дельт только укрепляет стабильность цивилизации. И в этом большой соблазн для человеческой личности. В нестабильном мире жить небезопасно. Так не проще ли заключить негласный договор с власть имущими: вы за нас отвечаете, мы вам повинуемся, только за это придумайте какой-нибудь синтетический наркотик и выдавайте его нам ежевечернее после работы малыми порциями. И все счастливы.
|