Лев Николаевич Толстой в своих дневниках в течении десятилетий, демонстрируя полнейшее отстранение, ( внешний наблюдатель) отмечает в своем поведении и самолюбие, и смирение, порой пару раз на дню, вместе с тем повсеместно для мира, проповедуя смирение, ибо на себе видит к чему приводят самолюбивые порывы без помощи смирения, и вечный бой...
Границы между честолюбием и самолюбием, на мой взгляд, размыты и Лев Николаевич прекрасно осознавая свое величие, что выражалось в том, что к его голосу в те времена прислушивался почти весь грамотный мир, никто как Т.Манн даже полагал, что будь жив Толстой к началу первой мировой войны, то её могло бы и не быть
Не может человек быть начисто лишен самолюбия в силу того, что это, возможно, даже генетически заложено в человеке, так как тесно связано с самосохранением самого человека. Смирение же, скорее всего, позднейшее требование к человеку в силу усложнения условий социального общежития и введенного в религиозную практику, как необходимое условие самостояния человека
Смирение, как позднейший продукт духовного развития человека потому и встречает своего противника в самолюбии и честолюбии. И если взять примером наблюдения Толстого над самим собой, то это две стороны одной монеты или два борца вечно воющие между собой у тех, кто в силах отстранённо наблюдать за собой и предпочтение никому из них не отдавая, то это не выглядит невозможным и для не обладающих умом и талантом Толстого, замечая за собой попытки смирения, вслед за приступами самолюбия, это в принципе постоянный рок для человека если он, конечно, пытается анализировать всё происходящее с ним.
Можно сказать, что смирение - это скорее некое головное, то бишь, полагаемое через разум, чувство для проявления которого нужны усилия, для самолюбия никакой подпитки не надо, оно на генных батарейках, то бишь здесь схватка биологического с духовным, потому смирение получило такое значение в религиозной практике
Чтобы иметь самолюбие, не нужно никаких усилий, оно проявляется чуть ли не по инстинкту, а смирение надо призывать, культивировать, что характеризует его искусственность, культурность, не натужное смирение, не покорность, как в зверинном сообществе, а пропущенное через мозг. Смирение не как вынужденный акт, а сознательно волеизъявление, пустынники, монашество..., причем и здесь не без погрешностей, положим, самолюбивое смирение, смирение самолюбия, смирительная рубашка, то бишь расширительное толкование смирения и смирения, как добродетели
Смирение и покорность. Чем одно отличается от другого? Смирение не внутренняя ли покорность или что-то другое?. Если ты покОрен, ты ведь одновременно и смирЁн может быть даже и внутренне, но если ты будучи смирЁн внутренне может быть ты уже и не покОрен , а смирЁн, не смирный, а смирЁнный, но мы ведь разделяем покорность и смирение, а на каком основании? Они слиянны или раздельны?
Смирение- это примирение или что? Смирение с чем? С миром, ладно.... а если с собой, то бишь смирение выдает аппеляцию всему, что мы делаем, то бишь всепрощение и это культивировать в себе? В чем же тогда святость смирения и культивирование его святыми отцами, для чего оно? Смирить страсти и смирение перед чем? Перед страстями? Смирение как что?
_________________ "Незнание о незнании неизменно сопутствует познанию" С.Лем
|