Сергей, очень замечательные Сумерки Волка.
Вот ведь не обратила внимания, что Волк и Собака стоят по разные стороны Лунной реки. А ведь, правда и точно, Док же об этом. Они зовут друг друга, они друг без друга не могут. Остаться в одиночестве Волка или Собаки – клиническое безумие. Бросится вплавь по лунному правому безумию, значит слиться воедино и уничтожить друг друга. Так вот почему они у меня воют Лунную песню.
Ну ладно. Пусть пока поют. Рак отковырял в переплавленном высокими температурами хитиновом панцире небольшой кусочек еще пластичной субстанции и стал разглядывать ее. Было непонятно одно, что же все-таки осталось после светлой недели лунного безумства. А ведь что-то осталось. Что-то живое откликнулось на зов ангельской трубы Воскресения.
Выйти из повторяющегося круга объектов и стать единственным, что может быть в мире неделимым и целостным, уникальным субъектом восприятия и действия. Как-то так откликнулись живые несварившиеся еще хитиновые остатки разума на вчерашнюю программу.
Суд – это объективация мира. Поиск закономерностей и повторяемостей. Рассуждение - поиск уникальностей и непохожестей. Надежда на воскресение только в этом. Воскреснет только целостная уникальность, которая будет помнить себя, т.е. свой собственный уникальный неповторимый способ видения мира. Все остальное растворится в повторяющихся закономерностях, в тех самых объективных закономерностях, о которых он, Рак, судит, т.е. оценивает законом.
“Не судите, да не судимы будете”.
Это же об этом. Не оставаться в состоянии суда, не находиться между Волком и Собакой, критикой и долгом, выходить за рамки башен тезисов и антитез, в подлунный мир правого безумия, где уникально и неповторимо все. Поиск неповторимости мира – это поиск собственного уникального восприятия, что, по сути, и есть я сама, та чудом сохранившаяся часть в сваренном хитиновом панцире рака.
Еще вчера после программы всплыло в памяти стихотворение А.Тарковского, одно из моих любимых в его творчестве.
Мне бы только теперь до конца не раскрыться,
Не раздать бы всего, что напела мне птица,
Белый день наболтал, наморгала звезда,
Намигала вода, накислила кислица,
На прожиток оставить себе навсегда
Крепкий шарик в крови, полный света и чуда,
А уж если дороги не будет назад,
Так втянуться в него, и не выйти оттуда,
И - в аорту, неведомо чью, наугад.
Птица поет, вода шепчет, звезда светит всем и каждому, но каждому свое, отдельное. Услышать и увидеть не объективно-закономерное, а уникально-неповторимое, мое, только мне пропетое и нашепченное, и вот это вот запомнить, навсегда оставить себе, как себя самое, “крепкий шарик в крови, полный света и чуда ”.
Рак с изумлением смотрел на то, что осталось живым. Так вот оно,… Чудо и Тайна. Оно есть,… вне закона, без закона, но есть. Неподсудное, да просто потому, что судить не по чему. И тайное, потому что цельное и нерасторжимое, и значит непознаваемое, а только чувствуемое и передаваемое через кровь, как кровь. Вино причастия. Частью становишься, но не растворяешься.
Александр Геннадиевич, спасибо за программу. Еще буду переслушивать и перечитывать текст. И с нетерпением ожидать четвергового продолжения. Правое безумие предыдущей недели дало силы удержать Рака на краю водоема и не спрятаться в спасающих глубинах привычной воды.
Музыка,…
ничего не могу сказать о такой музыке, просто потому, что это и есть та самая уникальная цельность, которая не делится на составляющие элементы, о которых можно сказать, что это вот то, а это вот такое, она передается с кровью, это сокровенное. Я в ней просто жила