Метафизика 13. Исихазм и обычная жизнь

…В некотором смысле это очень важно, потому что я наверно не ошибусь и поэтому немножко побаиваюсь, в общем, откровенно говоря, говорить об исихазме, по той простой причине, что по сути своей — в некотором смысле — исихазм это и есть православие. То есть это то, что мы хотим вложить в смысл этого слова, но не вкладываем. Более того — ну я такой вовсе не один, и я, мягко выражаясь, никак не могу считать себя авторитетом, поскольку сейчас существуют авторитеты в исследовании исихазма — но мне кажется, что сам по себе этот феномен важен. И на этих лекциях мне именно поэтому хочется о нём поговорить, поскольку мне кажется, что именно он, этот феномен и определил, то, что мы называем русским сознанием, или даже русским мессианством.

Не православие как догмат, а исихазм как практика этой религии. То есть всё то, что мы более всего уважаем в православии, — да? — то есть старцы русского православного возрождения 18-19 века, Оптиной Пустони, Дивеева монастыря были исихастами конечно. И вообще всё то святое, что связано с русской мыслью, — Сергий Радонежский, например — это, вне всякого сомнения, именно исихастские практики, прежде всего. Поскольку это есть по сути практики святости. А у нас даже сейчас, я не хочу эти два слова смешивать, но вот если вы обратите внимание, сейчас в большой моде такое понятие «культовый». В некотором определённом смысле культовый фильм это фильм священный для какой-то субкультуры, она может вокруг этого фильма образоваться или нет. Так вот, подлинно священная суть православия, в общем, в строгом смысле этого слова называется исихазмом.

С другой стороны понятно, что исихия это вовсе не всё православие. Но, тем не менее, всё, что мы знаем о подвигах святости в нашей религии так или иначе связано именно с этими духовными практиками.
Более того, есть крупные учёные, такие вот, например, как Гелиан Прохоров. Вообще, впервые эта идея принадлежит о. Иоанну Мейендорфу, о котором я рассказывал на прошлой лекции, и который был представителем зарубежной Православной церкви, — который, на самом деле, сделал как-бы самое главное в изучении исихазма.
Так вот, с точки зрения о. Иоанна, который целый ряд современных учёных развивает, вот таких как Гелиан Прохоров, Сергей Сергеевич Хоружий, целый ряд других — они говорят ополитическом исихазме, то есть о том, что русские исихасты, такие как Стефан Пермский, Сергий Радонежский создавали политическую идеологию формирования русского человека.

То, что происходило на Руси до 16 века, многие считают ну как-бы русским средневековьем. А некоторые учёные считают наоборот, русской эпохой возрождения, возрождения русского духа, и эпоху эту тоже связывают с возрождением в первую очередь исихазма на Руси. Более того, вообще всё то, что обсуждается в исихазме и обсуждается там мало собственно практики, поскольку она практика, но обсуждение исихазма в действительности сегодня необходимо. И для того, чтобы понять вот ту загадку, которой является «русский национальный характер» (мы очень сложно об этом говорим всегда и не очень понимаем, что происходит) например, я считаю, что психологам и психиатрам сегодня невозможно не понимать, что такое исихазм. По той простой причине, что в 14 веке Святой Григорий Палама, создавший богословие исихастское впервые — дело было в Византии — и он тоже понимал это богословие как политическое учение в первую очередь, и это было последним византийским возрождением, как-бы попыткой собрать разрушающуюся Византию.

Он, собственно, создал богословие, которое сегодня называют богословием энергий. И в некотором смысле, мы с вами — вот на этой схеме — буквально именно так это и понимали же, правда? Как энергию, исходящую из некоторого метафизического центра или метафизического целого.
И главный спор психологии 20 века — он заключается именно в этом: в источнике психической энергии. И, к сожалению величайшему, — вот если мы, как-бы, как только вопрос о функционировании души с точки зрения энергии, а это на самом деле центральный вопрос функционирования души вообще, — то возможны только два варианта. Мы либо создаём теорию о том, что эта энергия основана на влечениях, то есть фрейдову-теорию фактически в основе своей — поскольку ведь главное, что постулировал Фрейд это происхождение психической энергии. Он сказал: душой ведёт половое влечение. В некотором смысле единственной альтернативой этому является представление о Божественной энергии в антропологии — т.е. учение о человеке Григория Паламы и паламитов — его продолжателей и последователей. Не хочу погружать вас в достаточно непростые богословские споры, но в сущности, как мне кажется, это главный и мучительный водораздел сегодняшней культуры. Он заключается в том, что: либо человеком движет пол, — и тогда все чувственные практики, приносящие удовольствия, и являются смыслом человеческой жизни; или человеком движет Божественная энергия.

Паламу обвиняли и сейчас обвиняют в том, что он, как-бы, отделил понятие Божественной энергии от Божественной Сущности. Это давний схоластический спор. И если Фома Аквинский утверждал, что Сущность Бога, Его Энергия суть одно и то же, то Палама сказал — нет, человек не может почувствовать Сущность Бога, но он может почувствовать Его Энергию, поскольку он создание этой энергии. И это на самом деле центральный вопрос, потому что это вопрос о началах. О том, что запускает работу человеческой души. В чём причина человеческого бытия — вот ведь что такое вопрос об энергиях на самом деле.

Зал: [??]Есть и третий — долг.

А.Г.: Сложная история, потому что слово долг — ну как минимум из уважения к этому слову требует отдельной лекции. Но если хотите, чтобы я ответил на это коротко, то наверно я отвечу, потому что долг это, вне всякого сомнения, проявление Божественной энергии. Божественной, потому что как вам сказать, всё же очень просто. И Родина — тоже проявление Божественной энергии. И причина этому очень проста. Даже если Родина не требует, — Родина как политическое образование, государственное, экономическое — не требует от человека выполнения своего долга, он его чувствует как долг. И Родина, и долг это понятия метафизические, а не физические. Поэтому, между прочим, вопрос об исихии это вопрос политический. Он именно так и понимается. Вот мы живём в мире, в котором Родина говорит: самое главное — не получайте никакого образования, растите идиотами и потребляйте товары. Ну, это же не значит, что человек воспримет долг перед Родиной именно так, как она говорит. Он воспримет как-то по-своему, иногда прямо противоположным тому образом, чего от него требует Родина, понимаете? А уж если вы используете слово Родина-мать, то в отечественных архетипах это настолько неразрывно связано с Богоматерью, что попробуй оторви, в общем. Так что это не такая простая история.

Я не знаю, с какого конца к этому огромному массиву исихазма подойти. Давайте продолжим то, о чём я начал говорить на предыдущей лекции, я попробую объяснить.
Итак, где-то на грани 5-го века нашей эры образовались несколько форм монашества. Это монашество было в первую очередь киновийское, или киновийное — то есть общественное монашество. Киновия это общественная жизнь, — да? Ну, мы собираемся в монастыре в общину, и в этой общине мы вместе молимся, вместе выполняем общественные работы, общежительное монашество. И монашество анахоретское, отшельническое, пустынножительское. Чуть позднее в конце 5-го в начале 6-го века к ним присоединился такой вид монашества, который получил название идиоритмическое монашество, в смысле некого ритма мысленной жизни. Это скитское монашество.
Мы все знаем, что такое скит. Но на самом деле скит это уединённые кельи, в которых монах оказывается в одиночестве большую часть дня, но в определённые часы выходит молиться вместе с братией, или выходит участвовать в каких-то общественных делах, создавая тем самым вот такой непрерывный ритм молитвы, общественной молитвы и уединения. Вот так появились скиты, — да? В частности старческие, о существовании которых все знаете. Житие раздельное, а богослужение общее.

Почему? Собственно, для проведения исихиастских практик и понадобились скиты в общежительных киновийных монастырях. По той простой причине, что для собственно духовной практики требовалось уединение. Она была и есть невозможна во время общей молитвы. Ну как-бы, с первым этапом этого духовного делания — мы с вами о нём довольно подробно поговорили, — да? — на прошлой лекции. Я решил, что самый простой вариант, это есть такая замечательная книжка, авторство которой спорно, которая называется «Откровенные рассказы страннику духовному своему отцу». Она появилась в середине 19 века, и стала самым популярным руководством по исихиазму. Это очень коротенькая книжечка, она состоит из вопросов и ответов, а в качестве приложения к ней всегда с самого начала публиковались некоторые самые важные для исихастов, для исихии, для умного делания тексты. И поэтому я вот из этого приложения, которое называется «Три ключа ко внутренней молитвенной сокровищнице и святоотеческое наставление о молитве», я вам прочту чего-нибудь. Вот есть такое, между прочим, одно из самых знаменитых — Наставление Никифора монаха. Никто не знает кто это Никифор монах, но этот текст вошёл в добротолюбие, о котором я рассказывал в прошлый раз.

«Вы, которые желаете восприять огнь небесный сердечно в чувстве, и опытно познать, что есть царствие небесное, внутрь вас сущее, приидите я поведаю вам науку небесного жития, или лучше искусство, которое без труда и пота вводит делателя своего в пристанище бесстрастия. Чрез падение мы вышли во вне; возвратимся же к себе, отвращаясь от внешнего. С Богом примирение и сроднение невозможно для нас, если мы наперед не возвратимся к себе и не войдем внутрь от вне. Только внутренняя жизнь есть истинно-христианская жизнь. О сем свидетельствуют все отцы.
Так брат спросил Авву Агафона: что важнее, телесный труд, или хранение сердца? Старец ответил: человек подобен древу; труд телесный — листья, а хранение сердца плод…
Св. Лествичник говорит: заключай дверь келии для тела, дверь уст для языка, и внутреннюю дверь для лукавых духов. Сидя на высоте (т. е. утвердив внимание над сердцем), наблюдай, если ты искусен, какие и в каком числе подходят тати, чтобы войти в виноградник сердца твоего и покрасть грозды. Утрудившись, надзиратель (т. е. внимающий сердцу), встав помолится, потом опять садится и мужественно берётся за то же дело (т. е. внимание сердцу и молитве)».

«Известно, что дыхание, которым дышим, чрез легкие проводит воздух до сердца. Итак, сядь и собрав ум свой вводи его сим путем дыхания внутрь, понудь его вместе с сим вдыхаемым воздухом низойти в самое сердце и держи его там, не давая ему свободы выйти, как бы ему хотелось. Держа же его там, не оставляй его праздным, но дай ему следующие священные слова: Господи, Иисусе, Христе, Сыне Божий, помилуй мя! И пусть он повторяет их день и ночь. Попекись навыкнуть сему внутрь пребыванию с означенною молитвою и блюди, чтоб ум твой нескоро выходил оттуда, ибо в начале он будет очень унывать от такого стеснительного заключения внутрь. Зато, когда навыкнет, ему там будет весело и радостно пребывать, и он сам захочет остаться там. Как человек, возвратившийся с чужой стороны в свой дом, сам себя не помнит от радости, увидев опять жену и детей: так ум, когда соединится с сердцем, исполняется неизреченной радости и веселия.

Если ты успеешь войти в сердце тем путем, который я тебе показал, воздай благодарение Богу, и держись этого делания всегда: оно научит тебя тому, о чем ты и не думал. Если же, и много потрудившись, ты не возможешь войти в страны сердца тем способом, который я тебе показал, то делай, что я тебе ещё скажу, и с Божией помощью найдёшь искомое. Известно, что словесность человека (внутреннее слово, слово, каким беседует с собою) есть в персях: ибо там, внутрь персей, когда молчат уста, говорим мы с собою и совещаемся, там молитвы творим (когда на память мысленно читаем их), и псалмопение там ведём и всякую другую беседу с собою. Этой то словесности, отняв от неё всякий помысел, и дай говорить непрестанно: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, и понудь себя, вместо всякой иной речи, это одно вопить внутри. Продержись терпеливо в этом делании несколько времени, и тебе откроется чрез это вход в сердце без всякого сомнения…
Вместе с таковым многожелательным и радостным внитием в сердце и стражем его — вниманием, и приидет к тебе весь лик добродетелей: любовь, радость, мир, долготерпение, кротость и всё прочее».

Собственно, это всё.

Это очень красивый, краткий, поэтический вариант изложения главной практики исихазма. Правда, для того, чтобы заниматься этой практикой надо получить благословение своего духовника — было и есть. И в общем, борьба с помыслами — как мы это с вами видели в прошлый раз — есть штука в высшей степени трудная, и здесь очень часто человек нуждается в советах, того же душеводителя или духовника. Поэтому всё не так просто как это здесь звучит.

Вот я могу какой-нибудь ещё вариант почитать. Вот святой Симеон новый богослов. Интересно:
«Три вещи надлежит тебе соблюсти прежде всего другого: беспопечение о всем, даже благословном, а не только не благословном и суетном, или иначе умертвие всему, совесть чистую во всем, так чтобы она ни в чем не обличала тебя, и совершенное беспристрастие, чтоб помысл твой не клонился ни к какой вещи. Потом сядь в каком-либо особенном и безмолвном месте уединенно, затвори двери, отвлеки ум свой от всякой временной и суетной вещи, склонись к груди головою своею, и таким образом стой вниманием внутри себя самого (не в голове, а в сердце), возвращая туда и ум свой и чувственные очи свои и приудерживая несколько дыхание своё. Там имея ум свой, стараясь всячески обрести его, где сердце, чтобы обретши его, там уже всецело пребывал ум твой. Вначале найдёшь ты там внутри тьму некую, и жёсткость; но после, если будешь продолжать это дело внимания непрестанно день и ночь, обретёшь некую непрестанную радость. Ум, подвизаясь в сем внимании, улучит место сердца, и тогда тотчас увидит там внутри такие вещи, каких никогда не видывал и не знал. С сего момента, с какой бы стороны ни возник и не показался какой-либо помысл, прежде чем войдёт он внутрь и помыслится, или вообразится, ум тотчас прогонит его оттуда и уничтожит именем Иисусовым, т. е. Господи, Иисусе Христе, помилуй мя; с сего также времени, ум начнёт иметь гнев на демонов, гнать их и поражать. Прочее же, что обыкновенно последует за сим деланием, с Божиею помощью, сам из опыта узнаешь, храня внимание и держа Иисуса, т. е. молитву Его: Господи Иисусе Христе, помилуй мя!». Ещё один вариант описания, ещё раз повторяю. Это почти всё.
Опираются цитаты на фразы из псалмов «В сердце моём скрых словеса Твоя».

Во-первых, обратите внимание, в исихии нет сомнений, что демоны это внутренняя сила. Тут практически напрямую описываются демоны как страсти, как прилоги, как собственно род помыслов человеческих, которые пытаются охватить душу. А во-вторых, что во всей этой истории, почему я считаю, что понимание, по крайней мере, роли исихазма в том, что мы называем православием, чрезвычайно важно.
Понимаете, какая вещь, Сергий Радонежский, Стефан Пермский, собственно говоря, учили, что в сердце человеческом скрывается дорога к Богу. Они учили, что путь к ней, вот если вы слышали то, что я читал, в общем, не так сложен. Он требует определённого рода усилий, несомненно. А дальше я всё время вспоминаю наше недавнее политическое прошлое, и например лозунг «Выбирай сердцем», который действовал, между прочим, просто как магический заговор. И вообще, если вы задумаетесь о колоссальном значении метафоры сердечной в русском языке и культуре, то вы поймёте, что это одна из ключевых метафор великой русской литературы, — да? Вот это самое — «а ты почувствуй сердцем», «а что тебе сердце подсказывает?», «а что в сердце твоём?».

Я хочу, я пытаюсь сказать, что результатом именно исихазма как политики явилось, на мой взгляд, то, что русский человек «заболел» исихией без Бога. То есть, огромное количество парадоксов русской души не сложной, мистической, ни её прорыва к Фаворскому свету, на мой взгляд, связана с этим чувством, что Бог живёт где-то у меня в сердце, и это недалеко. И если рационалистическое мышление свойственное — давайте скажем так — европейской цивилизации (хотя вы же понимаете, что я говорю кратко, и потому условно; надо разбираться в том, что такое европейская цивилизация, Балканы это тоже Европа в общепринятом смысле этого слова) основано на рационализме, то, на мой взгляд, русское мышление основано на некоем полу-осознаваемом, или плохо осознаваемом чувстве того, что Бог где-то рядом.

Можно поговорить о причинах, но это будет сложновато, поскольку это тоже отдельная тема. Если для католика величайшей ценностью являются расчёты, и вообще логически обоснованная правильная жизнь, то для нашего человека главной ценностью являются спонтанные и иррациональные поступки. Самые гадкие из них и самые страшные совершаются с такой нечеловеческой иррациональной злостью, что даже за ними можно усмотреть в глубине некоторую страшненькую форму искренности. Такую эсхатологию — последнее испытание, — а есть ли Бог во мне? Это ведь недаром, в общем, банальное убийство Раскольникова вырастает в Достоевском в такую колоссальную апокалиптическую проблему, — и она ведь действительно такова.

У нас, например, скажем, современные художники (я о них как-то уже разглагольствовал), я понимаю, что с ними происходит. Вот что такое человек, который ищет в себе гениальность? Он на самом деле ищет в себе некоторую спонтанность. Что значит эта спонтанность, импульсивность, непосредственность искусства, о которой так много говорят? Да, в общем, это значит буквально следующее, ну моими же устами, или же моим сердцем, вот если я сердце своё раскрою, и спонтанно выплесну, то это значит — моими устами говорит Бог. И тогда меня надо нести толи на эшафот — эшафот годится — толи на пьедестал, ну, в общем, куда-то нести. А мой текст кто-то умный расшифрует. Я ж Бог. Ну, Бог же сказал притчи — их до сих пор расшифровывают. Но только меня будут расшифровывать, ну я не знаю, искусствоведы, критики.

Это такая я думаю вообще тенденция современного мира, потому что постмодернизм с его философией настолько всё запутал, скажем так, настолько не оставил никаких оснований для мышления — просто оттолкнуться не от чего, что везде и всюду стала цениться спонтанность. Только не надо забывать, что это в высшей степени узнаваемая, вообще говоря, вещь, тоже имеющая непосредственное отношение к исихазму, поскольку величайший — как мы говорили — подвиг исихии полностью соответствующий словам апостола Павла «Хочешь быть мудрым в мире сем — стань безумным». Это юродство. Юродство — это полное и тотальное следование открытие себя богу, отказ от мира при сохранении себя в мире. Абсолютное и тотальное следование тому, что ты улавливаешь в глубине сердца своего. И это очень сложный феномен и говорить о нём в целом практически невозможно. Потому что тогда были, например, в середине 19 века в Москве братья Корейши — ну, в общем, они, как и другие юродивые, не стану перечислять, то было давно и, в общем, сейчас как-то редко вспоминаются — они были слабоумными от рождения. Представляете себе, сколько таких слабоумных в середине 19 века было в Москве? Я думаю, что несколько тысяч так точно. Хотя и народу было меньше, но всё равно. Условно. Конечно, никто этого сейчас посчитать не может. Кто выбрал из них двух братьев, объявив их святыми?

Зал: Люди.

А.Г.: Я думаю, что не люди, — не все. Я думаю, что были — то есть точно — были авторитетные батюшки, которые сказали — вот они, — да. Вот их устами как младенцем глаголит Бог. И, в общем, собирали песок, на который писали братья Корейши, его ели, натирались, ну, в общем, с ними было связано целое безумие. Целые толпы пытались интерпретировать в их лепете какие-то предсказания. Вот если вы задумаетесь, вы поймёте, что то же самое сегодня происходит с художниками, только на коммерческой основе. Я вот почему об этом заговорил. Вот очень легко увидеть, что я имею в виду под исихазмом без исихазма.

Я не буду называть фамилию, разговаривали мы сегодня об одном современном театральном драматурге, режиссёре. И молодой человек, который мне о нём говорил, говорит: «Я наверно, Александр Геннадиевич, тупой. Я читаю пьесу, то такие сладкая сентиментальность, то отборный мат, потом опять сладкая сентиментальность, потом опять отборный мат, — и всё. Я наверно чего-то не понимаю. Нет, что-то такое наверно, в этом есть. Потом лезу в интернет, открываю критическую статью по той же пьесе — там написано: эта пьеса представляет собой метафору разговора с Богом. Все трепещут». Что пытается сообщить критик? Он пытается сообщить — это настоящий юродивый. Просто всё это, весь духовный пласт — он существует там внизу забытый, потому что вот этой самой практикой умного делания — именно так она называется в «Откровенных рассказах странника своему отцу» — никто и не думает заниматься. Но все себя считают народом богоносцем, забывая о том, что народ богоносец это политическая идея — в нашем современном понимании этого слова, — имеющая в виду народ исихаст. Народ, творящий умное делание и поэтому имеющий возможность действительно сначала почувствовать в сердце Бога, а потом с помощью этого чувства отличать добро от зла, праведность от неправедности. Конечно же, именно Божественная близость — не где-то далеко, а в моём сердце — была наиболее соблазнительна для самолюбия человеческого — народ-богоносец, Третий Рим.

Зал:[??] Последний оплот..

А.Г.: Только забыли маленькую составную часть уравнения, что вообще-то создатели этой идеологии имели в виду монастырь в миру — сейчас есть такое общественное движение, — уже давно есть. То есть каждый творит умное делание и это формирует, создаёт цивилизацию. Я думаю, что правы те люди, которые считают, что собственно призыв Сергия Радонежского и тот молитвенный опыт, который помог победить в великих битвах, он в определённом смысле создал оригинальную русскую культуру. Ну например, ведь многие удивляются, и до сих пор удивляются, каким образом столько лет — ну хорошо, Лев Гумилёв считал, что это было не совсем иго — столько лет татаро-монгольского ига, — я хочу сказать — в общем, не произвело на культуру существенного влияния.

Испания была под владычеством арабов. После эпохи завоеваний, главный культурный стиль Испании это стиль мудехар — это сочетание арабского и христианского стилей, арабской архитектуры и готики, необыкновенно. Это даёт совершенно необыкновенное ощущение, но это именно сочетание двух культур, да? Это не смотря на то, что арабов ненавидели, их уничтожали, это было 100 лет войны, но, тем не менее, — на культуре это оставило свой единый отпечаток. А вот русская культура, — ну разве что вот говорят, о том, что обилие золота… Но обилие золота — отвечают исихасты — это Фаворский свет, это попытка передать то самое ощущение огня, вот этого нетварного Света, которое вспыхивает в сердце исихаста, при сохранении внимания, очень важно, — это очень важно: сохранение внимания, именно. Это на самом деле очень активная практика. Она не на секунду не пассивна. Это постоянное сохранение внимания. Потому что, помните, мы говорили об этом. Собственно, ты призываешь Бога, — а Он отвечает. Но так как Он оставляет тебя свободным, Он делает это очень незаметно, и ты должен научиться слышать это, понимать, чувствовать.

По-моему, у Иоанна нового Богослова были замечательные…
Вот. Смотрите как Святой Исихий — это 5 век нашей эры:
«Воздух сердечный радости и тишины исполняется от крайнего внимания, которое «так необходимо для молитвы, как светильня для лампадного света»».
Вот Григорий Синаит: «Если будешь устно произносить Иисусову молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного; иногда же сокращённо, Господи Иисусе Христе, помилуй мя», Григорий Синаит присовокупляет, что «сокращённое призывание удобнее для новоначального, впрочем, не отрицает и того и другого, советуя только не часто переменять молитвенные глаголы, дабы удобнее приобыкнуть к призыванию. А чтобы и ещё более возбуждаться к беспрестанному творению молитвы, учащийся полагает себе в правило, смотря по времени, известное количество раз призывать, т. е. столько-то сотен или тысяч молитв по чёткам проговаривать в день и ночь, не спешно, а изречисто (А.Г.: люблю я русские слова), напрягая язык и уста. По некотором времени уста и язык упражняющегося получают таковое навыкновение и как бы самодвижность, что уже без особого усилия далее сами собою будут двигаться с изречением имени Божия, даже и без гласа. Далее к сему движению языка станет прислушиваться ум и постепенно очищается от рассеяния и приходит во внимание к молитве. Наконец, может последовать и чудо снисшествия ума в сердце, как выражаются отцы, т. е. ум, возвратясь в сердце (А.Г.: внезапно), согреет оное теплотою божественной любви, и уже само сердце будет без понуждения, свободно, с неизреченною сладостию призывать имя Иисуса Христа и изливаться с умиленем пред Богом беспрерывно, по реченному: «аз сплю, а сердце моё бдит» (Песн. песн. 5, 2)».

Вот это на самом деле основа всего того, что можно считать православной культурой. Нет этой практики — в общем, остаётся одна гордыня и спонтанность. Уверенность в этой Божественной близости, твоём сродстве, а это, собственно, Сергия Радонежского слово, только просто его редко вспоминают. Твоё сердце — говорил он — сродственно Богу. Но, как вы понимаете, в этом есть одна радикальная ошибка. Мы с вами знаем сейчас, что сердце это орган кровообращения, то есть оно гонит кровь по сосудам. А предки наши считали его центром дыхания и поэтому дыхательные упражнения опускали внимание в сердце, учили творить сердечную молитву. Это не так. Так какое же сердце имеется ввиду? Что это такое?

Зал: Интуиция, может быть?

А.Г.: Душа? Интуиция? Интуиция это совсем 18-я в данном случае. О чём речь то идёт? Я совсем ничего сложного не имею в виду. Я хочу сказать, что речь идёт о некоем внутреннем образе сердца. Гораздо точнее можно выразиться — речь идёт о внутренней клети, которую строит себе человек и называет это сердцем. Вот эта внутренняя клеть веры, где хранится огонь — Божественный Свет, Божественное Слово, которое невозможно запачкать. Вот когда оно создано, в некотором смысле это позволяет человеку делать всё что угодно. И конечно, ну я вообще это не затрагивал почему-то, но, конечно исихазм считал и считает, что вместе с преображением сердца происходит преображение плоти. То есть здесь, вот эти самые перси неразрывно связаны. Дух снисходит в сердце в прямом смысле этого слова в исихазме, — то есть он нисходит в плоть, и человек пытается превратить своё тело в сосуд, в котором обитает Бог, в прямом смысле этого слова.

В чём главная проблема, смотрите.
Сейчас я найду цитату, поскольку она крутится у меня в груди. Вот, например. Это уже 19 век. Святой Феофан Затворник считает, что «молитва Иисусова непременно обязательно для мирян, которые считают себя православными».
Понимаете, в чём проблема. Проблема в том, что человек, приходящий в монастырь и в духовную практику исихазма, у него была одна самая, на мой взгляд, сложно выполнимая задача, о которой Он в свою очередь тоже очень часто забывал, и, в общем, Его можно понять. Дело в том, что — это, по-моему, Палама сам — что он должен был отказаться от мира, преисполненный любви к миру. То есть вот это сугубо внутреннее отшельническое умное делание в самой основе своей должно было иметь парадоксальным образом ту самую любовь к миру. И это та фраза святоотеческая, та деталька, которая, в общем, как-то всё время упускается. И в некотором смысле если брать всё того же современного художника скажем, или современного человека вообще, — этакого неосознанного псевдо-исихаста, отказавшегося, то есть не знающего, что такое исихазм, — то он будет обязательно вам хаять окружающий мир, хотя он вовсе не церковник. Он будет утверждать: вокруг нас живёт бес, реальность порочна, она заражена демоном, демонами. В этом мире правит князь мира сего, и его любить нельзя. А любить можно то, что есть внутри у меня, мою спонтанность, моё самовыражение, мою юродивость.

Я про что хочу сказать, что вот если этот парадокс, про который я вам в таком количестве лекций всё время рассказываю про дву-природность человека, — до тех пор, пока человек как-то не научится чувствовать, на самом деле, вот свершение этих подвигов невозможно.
Отсюда появились идиоритмические монастыри, — да? Вот отсюда, потому что нужна и общественная жизнь, и слияние с этой общественной жизнью. И скит, где ты можешь жить в полном уединении. Слишком многие за эти более чем полторы тысячи лет там в скиту и умирали блаженно, не оставляя людям ничего. Свято умирали, никаких, в общем, претензий к ним нет.

..
Вопрос был примерно такой. Самый традиционный вопрос русский между прочим, постоянный. Он меня спросил — Александр Геннадиевич, а Бог есть? Он это спросил, правда, по-другому. Сказал, Александр Геннадиевич, вы же врач. Как вы можете считать, что помимо мозга могут быть какие-то мысли?
Сам же Константин говорит, что я должен придерживаться некоторой логики, и само это — у умного человека — сама эта фраза «я должен придерживаться некоторой логики» — она означает, что где-то в глубине души он, как русский человек чувствует, что есть некая абсолютная логика. Ну, то есть, понятно, что он придерживается своей логики, я имею право придерживаться другой логики, но он говорит — нет, так нельзя, так не может быть. Существует некая абсолютная логика, вот её вы и должны придерживаться. Он это чувствует, но вот эту абсолютную логику Богом ни в коем случае называть не хочет.

То, о чём мы с вами говорим в некотором смысле христианский православный исихиастстский мистический,.. потому что вовсе далеко не только православию это было свойственно. Я не говорю уже о великих католических мистиках, например:
О Бенедиктинском ордене (который весь в целом);
О тех же траппистах, которые молчальники, и которые занимаются исключительно практиками духовного возрастания;
И, в общем, я не говорю о бесконечном количестве великих мистиков западных — вот в перерыве Валентина вспомнила Иоанна Скота Эриугену, который считал себя учеником и продолжателем дела Оригена, в свою очередь.
И в общем, несть им числа. Один Майстер Экхарт чего стоит.
И, кстати говоря, все эти люди читались, почитались, переводились и обсуждались в России. И это тоже такая забытая практика, поскольку я называю имена, и, в общем, наверно только один человек в зале их помнит.

Я хочу сказать, что в действительности, вот этот прорыв к причине бытия, и к логике, которая лежит за пределами логики — это бесконечно древняя практика. Практика эта во всех культурах мира существует. И в общем, если очень сильно обобщать, она всегда связана с одним и тем же, или с двумя вещами, о которых так категорически настаивает, в том числе и исихазм:
Первое — это принцип бесконечного упорного стереотипного повторения. Самый древний вариант упорного стереотипного повторения это священные танцы — ритуальные танцы, языческие танцы, под ритм барабанов, те самые танцы, которые, в общем, не осознавая этого, пытается возродить и восстановить рок-н-ролл, — вне всякого сомнения. Ну, поскольку рок-н-ролл ведёт своё происхождение от блюза, а блюз это африканская музыка ведущая происхождение от ритма там-тамов, в конечном итоге (может быть, кто-то слышал в недавней передаче). В этом никто не сомневается, да? Самый древний из записанных шаманских опытов — я писал об этом в книге «Поиск ведения», если кому-то интересно, там подробно об этом написано — ритмические танцы до измождения вели к особому состоянию сознания и переходу в мир богов, когда шаман получал возможность путешествовать в мир богов. Ритмическое пение, удары в ладоши, кружение суфиев, которые тоже возводят танцы суфиев (которые все, может быть, видели в Турции). Это практики такого же рода.
И вообще, влияние, взаимовлияние исихазма и суфизма до конца не изучено, но никто не сомневается, например, в том, что они оказывали друг на друга влияние, однозначно. И что суфистские практики в свою очередь потом влияли на русское имяславие, то есть фактически всплеск светских и монастырских исихастских практик уже в начале 20 века.

Что ещё тут очень важно понимать с точки зрения, вот.. По сути, утверждаю я, страсть к рок-н-роллу это неосознанная страсть к Богу, страсть к Богу за вычетом самого Бога, потому что это желание войти в круг постоянных повторений. Вообще говоря, это состояние любой может исследовать на себе в течение двух минут, и все вы его знаете. Это состояние связано с тем, что если вы начинаете до бесконечности как испорченная пластинка повторять одно и то же слово, ну любое (например, валенок, я почему-то очень люблю это слово) через некоторое время звучание слова словно перестаёт быть знаком, — означающее отделяется от означаемого. Вы начинаете, как будто, терять его смысл. Вместе с тем, оно, если вы себя заставите такое упражнение сделать, ну например, сосредоточить своё внимание на слове валенок и непрерывно повторять его в голове ну хотя-бы две минуты, то вы заметите, что эхо этого слова продолжает звучать гораздо дольше, а когда вы прекратили это, всё равно существует некоторый отзвук.

Зал: [??]
А.Г.: Я не такой специалист по вибрации чтобы это утверждать.
Я думаю, что это довольно сложный комплекс и он связан с тем, что там есть на самом деле достаточно .. я не буду её рассказывать, не потому что тайна какая-то, исследование особенно всевозможных шаманских состояний сознания проведено страшное количество и поэтому даже последовательность того, что происходит, того, что чувствует человек, она очень подробно описана, на самом деле. Это специальная антропологическая литература и её, в общем, не так сложно найти, если захотеть.

Я хочу обратить ваше внимание, что до некоторой степени это продолжение наших предыдущих разговоров — потому что, ну скажем, в некотором смысле усилия учёного, который изучает какую-то волнующую его тему, очень схоже с усилиями исихаста. Потому что усилия учёного, ну я имею в виду кабинетного. А, не только кабинетного учёного, — да? Это, например, повторение одной и той же мысли раз за разом: вот он её крутит в голове, крутит и крутит, ищет эту мысль в исследованиях разных авторов. Он начинает её замечать в исследованиях, которые не имели никакого отношения именно к этой конкретной теме. В конце концов, очень многим это знакомо, происходит очень странная вещь. Когда ты тратишь такое усилие — никогда нельзя сказать, сколько времени оно займёт — ты одним движением в библиотеке или дома снимаешь с полки книгу и открываешь на произвольной странице, и находишь вдруг мысль, которую ты.., которой так не хватало тебе очень. Это ведь и есть в сущности то, что я говорю — бесконечное повторение, это ведь главная неприятность и главная суть вообще всего того, что мы называем усилиями. Да? Одна и та же мысль. Одна и та же женщина. Один и тот же мужчина. Одна и та же наука. Одна и та же страна, — если уж говорить о, скажем, чувстве Родины.

Вот если мы тратим усилие на немеханическое повторение, не просто механическое повторение. Что делает шаман, когда танцует? Ну, я не знаю про всех шаманов. Африканские шаманы оставили отчётливые, точнее исследователи оставили отчётливые описания. Он ждёт знака богов. Знак богов визуально это возникновение некого вращающегося поля, которые так и называют воронкой, — в воображении конечно.

Это большая и сложная тема. Однако, смотрите, что нут важного, почему я так на этом заостряю ваше внимание — потому что это бесконечное повторение с сохранением внимания, направленного на то, чтобы услышать или неявный знак Бога, или богов или предков и почувствовать, его присутствие ощутить — это то, что не отменимо ни в одной духовной практике мира. Вот не отменимо и всё. Поэтому любая нормальная духовная практика отрицает опьянение или всё то, что сегодня называют наркотиком. Потому что наркотик или опьянение отменяет внутреннее внимание. Мы сейчас не будем обсуждать — куда оно уходит. Но огромная важность… То есть, наркотические растения использовались, естественно, шаманами, но это были не собственно религиозные практики. Это была попытка показать: как, какое состояние должно возникнуть, куда стремиться, это школа такая. По той простой причине, что знаки вот этого вот присутствия появления мира богов, предков, причин — всегда очень слабы. Всегда их очень легко перепутать с собственными иллюзиями. Всегда нужна колоссальная практика для того, чтобы отличить свои собственные иллюзии. Но главное в этом, — вот это то, что, обратите внимание, постоянно всюду и везде повторяется. Главное — это сохранение кристально ясного внимания. Когда молитва начинает повторяться круглосуточно, когда её удаётся удерживать в сердце и во сне и наяву, обычно не ранее второго года такой практики эта способность появляется. Это означает, например, что внимание должно сохраняться и во сне. Поскольку во сне молитва тоже продолжает повторяться, поскольку сон тоже надо очистить от помыслов и прилогов, от этих самых бесов или демонов, о которых мы с вами говорим.

Самая главная метафора Омара Хайяма, вообще суфиев, она самая главная метафора — это вино и опьянение. Я всегда смеюсь, когда мне пьяницы цитируют Хайяма. По той простой причине, что Хайям, простите, был мусульманином, он не мог пить вино, ну никак. И поэтому вино — главная суфистская метафора божественного присутствия. Это! — подлинное опьянение. Конечно, конечно это мусульманская практика, поэтому это знак присутствия Аллаха. Просто на самом деле вещи эти настолько очевидные, что их даже стыдно повторять. Но как-то мы их почему-то не хотим понимать. Все знают, что Хайям был арабским великим мистиком и поэтом. И все знают, что мусульманин, а уж тем более, мусульманскому поэту — пить он никак не может, ну никак.

Зал: А подпольно?

А.Г.: И даже подпольно. Поскольку, видите ли, он, в нашем понимании, он учитель, он публичный человек.

У нас прекрасные переводы. Но это метафоры, это пение о боге. Понимаете? Надо сказать, что это Ближний Восток. Поэтому метафоры, которые использует Хайям, практически в том же значении существуют и в Ветхом Завете и в Новом, практически в том же значении. С середины 20 века существуют расшифровки символов Хайяма, и существует огромное количество работ по суфизму, в которых всё это написано. Причём их столько! — в том числе и популярных, что мне даже как-то неудобно в среде культурных людей вспоминать, что есть Идрис Шах — главный проповедник суфизма на западе, написавший такое количество — правда — потрясающих книг, что — ну что их мне повторять, какой смысл. Существуют прямые комментарии к Хайяму, в больших количествах, которые описывают все эти метафоры, ещё они существуют с середины 19 века на русском языке. То есть это всё не является каким-то даже поводом для обсуждения. Однако мы упорно всё равно говорим: вот нет, может, вы знаете, Хайям пил подпольно. Я в данном случае не про обвинение, я про внутреннее ощущение. Это невозможно, потому что невозможно пить подпольно — главное условие любой такой практики — не может быть пьяного шамана, это ложь, это не шаман, не может быть пьяного шамана в ритуале, тогда это не шаман, а изделие современной культуры. Тогда это споенная культура пришельцами туда. Потому что, понимаете, в обучении и в играх с этнографами может быть всё что угодно. Но любой ритуал требует сохранения внимания. Потому что никакие боги — я это на протяжении всех лекций пытался объяснить — не являются в башку человека явно, потому что это сжигает. Помните миф о Зевсе, который я вспоминал и рассказывал? Это уничтожает, это невозможно, потому что это лишает человека свободы. Голоса звучат тихо, к ним надо прислушиваться, они — коль скоро мы говорим об отношении любви — не могут быть явными. Мне просто неудобно, потому что я повторяюсь.

Мне одна дама пыталась объяснить, что у нас есть трезвый буддизм, и есть у нас буддизм, в котором употребляются наркотики. Второй буддизм никаким буддизмом не является по одной простой причине. Там тоже требуется внимание. Когда я говорил про дзадзэн и про 20 лет сидения у стены, то у стены не просто надо сидеть, тупо в неё вперившись. Человек сидит у стены, потому что он отворачивается временно от мира и пытается сосредоточить внимание, чтобы услышать волю Бога.

Зал: Как этот голос звучит в сознании?

А.Г.: Понятия не имею. Правда, вроде бы — почему не имею понятие — потому что этому была посвящена вся предыдущая (предпоследняя) лекция, ну вся. Мы её так и назвали — Бог в повседневном мышлении.

Как он звучит в нашем сознании? — ну собственно говоря, как одна из наших мыслей, которая вызывает чувство долга. Но как одна из наших мыслей, не доминирующая, не превосходящая, не бредящая и не приказывающая. Нет внимания, направленного на эти мысли, нет практики — неважно какой, научной — никакое бесконечное повторение не поможет.

Группа высоко духовной молодёжи через ночь танцует монотонные ритмические танцы в клубе, — многие достигают просветления? Ну, в общем, нет; некоторые попадают в милицию — там иногда наступает, иногда нет. Почему? Да это же ритмическое повторение, да ещё какое — прям «монастырь» на самом деле этот клуб — одни и те же стены, одна и та же музыка, одни и те же рожи, в конце концов, одни и те же устремления. Задачи нет. Нету внутреннего внимания, внимание чисто внешнее. Ни о каком просветлении и речи идти не может, речь может идти только о привыкании. Каким образом возникает привыкание? Человек вот именно за счёт этих тысяч лет существования рода человеческого чувствует в этих состояниях что-то священное. Генрих VIII, когда отказался от власти Папы Римского и объявил себя главой англиканской церкви, огромное количество храмов было разрушено, монастыри, во всяком случае, были разрушены практически все, все украшения из храмов были изгнаны, храмом стал театр. В Англии, в Лондоне было построено невероятное для того времени количество театров, была театральная революция. Многие из этих театров и по сей день существуют, они как-бы в полуподземном состоянии находятся. Почему? Потому что театр стал храмом, — псевдо, конечно.

Сейчас у нас ночной клуб это — да? — культовое место такое. Какой там культ — абсолютно никто не задаётся этим вопросом. Культовое и всё. Что такое культовое, — чем-то напоминающее священное, что-то похожее там происходит на знакомое бессознательному — священные процедуры, без которых человек на самом деле вряд ли может существовать. Мы не можем существовать только одной рациональной логикой. Нам необходима вот та самая интуиция, или предзнание, о котором я тоже неоднократно говорил. Поскольку огромное количество ситуаций в нашей жизни нашу логику рациональную, хвалёную ставит в полный тупик, мы просто не успеваем анализировать поступающую информацию. И основываемся на той, что мы называем шестое чувство, интуиция, спонтанность.
Я на самом деле подозреваю..

«Тебя писать нельзя нам своевольно,
Ты — Лоно Дня, Заря! И, возлюбя,
из тех же чаш, где краски богомольно
мешал святой, лучи сияют больно:
берем их — в них он умолчал Тебя.

Перед Тобой мы громоздим иконы,
как в сотни стен — один иконостас.
И если сердцем видим, умиленны, —
в ладони лик Твой прячем в тот же час.
* *
Когда б хоть раз так в сердце тихо стало…
И все случайное, все, что мешало,
все приблизительное, хохот рядом,
все чувства с их неугомонным адом,
я смог бы выгнать бодрствующим взглядом.

Тогда б я мог Тобой, единым садом
тысячелистным, на краю Вселенной —
на миг улыбки мимолетной — стать,

чтоб жизни всей вернуть Тебя мгновенно,
как Благодать».
* *
А.Г.: Кто это написал?
Зал: Хайям наверно.
А.Г.: Хайям? Нет, Хайям был короче и лаконичнее.
Зал: Шекспир.
А.Г.: Шекспир? Это Рильке.
Зал: Кто?
А.Г.: Рильке.
Зал: А перевод?
А.Г.: Не знаю, не буду врать.

Это Рильке, этот цикл называется «Часослов». Он написан после того как замечательная наша загадочная Сабина Николаевна Шпильрейн-Шефтель (А.Г.: Комментарий на сайте [Лу Андреас-Саломе.. — это легендарная девушка, которая свела с ума Фрейда, была любовницей Юнга …], которая привезла юнговский психоанализ в Россию, и свой собственный тоже, и которая, видимо, натолкнула Фрейда на мысль о влечении к смерти, в общем, это была именно её первая статья. Саломе притащила Рильке в 1899 году влюблённого в него по уши в Россию, и он здесь общался с Толстым, с Репиным, с Пастернаком и в общем дальше говорил, что у меня есть только две родины. Кстати о родине, — Богемия и Россия. И так как он почувствовал этот исихазм: сердце в ладонях, иконостас — в общем, мало кто из русских поэтов 20 века так это чувствовал. Поэтому «Часослов» стоит перечитать. Я это к чему.. Его, кстати, звали Рене. А вот это имя Райнер — теософское имя — его уговорила взять Лу Андреас-Саломе, это не его подлинное имя. Так что это тоже интересная очень история начала 20 века.

А я говорю о некой известной.. то, что заражает в России. Если хотите всё как-то ужасно кривобоко, потому что всё русское, — вот то самое сердце, если оно есть, вся русская мысль всегда была направлена вот на это — на соборность, на единение, на взаимопроникновение душ. На стремление к Богу прочь от реальности, которая заражена — да? — ещё раз повторюсь, над которой владычествует князь мира сего. И поэтому мы в свой нынешний индивидуализм выпадаем как-то ужасно однобоко, не замечая и не задумываясь ни о том откуда идут его корни, и не чувствуя.. Он такой весь как недовылупившийся цыплёнок, мы всё время пытаемся вылупиться из яйца некоторого коллективизма. Да? То в большевизм, то анархизм внутри большевизма. И всё равно до конца не можем. У нас даже индивидуализм всегда был какой-то отчаянный на пределе.

Вообще, возможно, что особенности любого национального характера, они вообще изначально в корне строятся как на оси — вот на той национальной практике соединения к тому, что над корой головного мозга — соединения с причиной мысли. Мне не хочется эту практику называть ни медитацией, она сама характеризует то, что происходит потом с народом, именно поэтому она является некоторой центральной подлинно политической силой. Вот если человек задумывается об этом, помните, мы говорили о первородном грехе, об Адаме и Еве. Тайное у меня есть подозрение, не говорите никому, ведь любая упорная работа, любая упорная учёба это повторение, повторение мать-учение. Сейчас наверное не говорят этого в школах, как-то потеряло свой смысл. Это я позволю себе предположить, и предположу, что Бог хотел их научить именно этому.

Зал: Внутренний голос может быть этим голосом?

А.Г.: Внутренний голос с точки зрения того, о чём мы сегодня говорим, это прилог, соблазн, внутренний партнёр, двойник великих романтиков. Внутренний голос ковбоя Джо из старых анекдотов он явен, понимаете? Внутренний голос слишком прост, чтобы быть Богом.

Зал: Нет, я про Юнга говорил.

А.Г.: А у Юнга нет понятия внутренний голос, это понятие из русских анекдотов.

Я хочу сказать следующее. На самом деле, зачем нужна эта практика? Ну чтобы делать выбор, чтобы отличить добро от зла. Не существует конкретных способов различить эти абстрактные категории. Этого же хотели добро и зло. Этого же хотели Адам и Ева, правда? Когда согласились на соблазн змея. Они хотели яблоко познания добра и зла. Как человек может почувствовать добро и зло? Правильно(!) гласил лозунг Бориса Николаевича Ельцина на выборах : «Выбирайте сердцем». Но только для того, чтобы выбрать сердцем, нужно поместить туда голос Бога, в эту внутреннюю клеть. Нужна исихиастская практика, а она основана на упорном повторении и внимании. И отказе от мира при сохранении любви к нему. И никогда от этих условий не денешься, потому что им тысячи и тысячи лет.

Помните, я ставил вопрос, которого сложнее нет, по поводу тех же самых, например, шаманских галлюциногенных растений. Вот вы себе представьте, племя голых людей, без шерсти, без клыков. Кроманьонцы, вот такие же, точно такие, какие мы, только без одежды и пистолетов, но с дубинками, появляются среди тропического леса. Ну я думаю все по биологии проходили, что это такое тропический лес, сколько там растений. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что процентов 80 смертельно ядовито. Я уже не говорю о том, что какая-нибудь из самых известных шаманских напитков айяуаска, которая варится из лиан с определёнными добавками. Сами лианы смертельно ядовиты. Для того, чтобы сделать их неядовитыми надо найти другие растения. Растений входит туда порядка 50-ти в этот отвар. Я сейчас не обсуждаю хорошо это или плохо.

Скажите, пожалуйста, каким образом первобытное племя от нуля могло их найти в тропической сельве? Как они отличали изначально вредное от полезного? Представляете себе, с этим вот столкнулись русские .. не путешественники, а как бы их назвать помягче, — грибники, у нас в 70-х годах искали галлюциногенные грибы. Знаете сколько народу потравилось!? Даже страшно подумать! Потому что отличить галлюциногенную поганку или приготовить отвар соответствующий из мухоморов, — это ж яд. Я сейчас даже не об этом. Я про то, что представьте себе, что племя — как они вообще отличали съедобное растения от несъедобных в тропическом лесу. Вот ведь что такое отличить добро от зла. Это же не только моральные категории, они ведь сугубо физические.

Зал: А эмпирическим способом? Половина подохла, а половина выжила.

А.Г.: А эмпирическим, я не понимаю каким образом подохла половина, и каким образом вторая половина выжила. А инфекционные болезни? И так как вне всякого сомнения, миф Книги Бытия это миф о происхождении разума. (У нас же вольная такая лекция, я же не хочу, чтобы вы со мной соглашались, — я хочу, чтобы вы задумались). То познание добра и зла в этот некий миг «А» зарождения разума, об этом ведь миф Книги Бытия. Действительно не очень понятно — вот эти первичные минимальные необходимые для жизни знания они в отсутствии инстинкта они не могли по запаху отличать ядовитое от неядовитого — «нюхалка» совсем не та у нас. Это означает, что какая-то.. Вот это голое животное — это же загадка в этом происхождении его и есть.

Никак не получается эволюции: оно должно было обладать первоначальным набором знаний вот этого самого добра и зла — буквально, в прямом конкретном первобытном смысле этого слова. Это съедобно, это не съедобно. Это опасно, это не опасно. Это животное, которое можно дома держать молоко получать, а это нельзя даже близко подходить.

Зал: Коллективное бессознательное.

А.Г.: Ну вы себе представляете, сколько хищник той эпохи, первые люди когда появились, мог сожрать людей, один! Беспомощные, что они могли ему противопоставить — зубила каменные? Говорят ведь, не сразу ведь Прометей понадобился, вот ведь дело то какое.

Я хочу сказать, что всё это, все Прометеи, — это ведь миф о ком-то, кто принёс первичные знания. Знания это и есть вот этот механизм отличия добра от зла. Он никуда не изменился. Ты начинаешь познавать мир, учась с помощью непрерывных повторений — тогда в тебе что-то щёлкает. Ты этот щелчок потом как-то называешь — чувством долга, чести, достоинства, верой.

При этом ты должен всё равно быть готов к упорным повторениям и к постоянному сохранению внимания. Понимаете в чём дело, дело не в том, что.. вот когда дервиши они танцуют по кругу вот с этими юбками знаменитыми, никакого просветления не состоится, он должен не только танцевать. Он должен непрерывно сохранять внимание, направленное на это самое Слово, — или на Иисусову молитву. Или на слово Аллах.

Тогда внезапно — чувства всё те же везде и всюду — в сердце появляется огонь и тепло, очень нежное, очень трепетное и ласковое. И на самом деле, ещё вот эта ловушка — этого тепла достаточно, ничего кроме него не нужно. А человек ещё должен открыть дверь скита и принимать людей потому что он теперь правда способен отличить добро от зла. И может подсказать другому что для него добро, а что зло. Вот это значит «сохраняя любовь к миру», это отсюда старцы великие.

А мы всё надеемся, вот это.. Я думаю, что это и есть самое главное искривление, которого мы никак понимать не хотим. Когда человек ставит перед собой какую-то задачу, лучше неразрешимую, (у Стругацких в Понедельнике, который начинается в субботу Кристобаль Хунта говорил, что зачем же нужно на компьютере решать задачу, про которую заведомо известно, что она имеет решение, это зачем?), и упорно добивается её решения, и сохраняет внимание к чему-то внутри себя, — он всегда получает ответ. И этот ответ, знаете — я на одной из цитат, которую вам читал в первом часу, приписал возглас «Ах!» — я думаю, что у Архимеда это была «Эврика». А в обыденной жизни это «Ах!» Ты чего-то ищешь, ищешь упорно, повторяешь, бьёшься лбом об стену, бьёшься, потом внезапно приходит мысль и ты говоришь — ах! И так и в сердце колит и тепло становится внутри. Вот, собственно, так выглядит с моей точки зрения ощущение Бога, — правда! В обыденной жизни, такая наша повседневная исихия, я бы сказал. И ты чувствуешь, чувствуешь — «это та женщина», «это тот мужчина», «это та мысль», «это та книга», «это та краска на картине», «это добро». А иногда ты понимаешь, что вот это вот тебе выгодно, и так надо действовать и «это правильно». И тебе все говорят — «выходи за Васю. Вася образец, идеал нашего времени, что ж ты дура — он тебе предложение делает, ты одна совсем останешься», или ещё чего-нибудь. А ты чувствуешь: Вася это «не то», ну «не то», и тебя тошнит просто от Васи. Ты понимаешь: «это зло».

Зал: А если 100% ложные подсказки, кто это делает?
Зал: Это не подсказки.

А.Г.: Мы сами. Опять же, понимаете, в чём проблема. Проблема заключается в том, что, во-первых, это же вот всё — практики исихазма. Берёте и читаете. А особенно «Откровенные рассказы страннику духовному своему отцу» — может быть 100 страничек вместе с приложениями, я хочу сказать, поскольку это тексты для простых людей, не для физиков тайных, честное слово. Опять же, вот Феофан Затворник — это для мира книжка. Критерий — явная мысль, или тайная. Вообще, когда она тайная, то явно всё хорошо, всё отлично. Ну, я не знаю, «это правильный брак». И всё хорошо, всё хорошо. И мужчина тебе, в общем, нравится. И как-бы что-то в тебе явно говорит: «что же ты, дура, надо соглашаться». А что-то в глубине не хочет — не хочет и всё. И так не хочет, что просто всё дыбом встаёт. И оно, в общем, тайное — к нему прислушиваться надо, ему внимание нужно. Оно не диктует в отличие от явного. Поэтому это всегда тихие мысли, мысли, пробивающиеся сквозь мрак.

Все слышали то, о чём я рассказывал на предыдущих лекциях. Все в двух абзацах исихастских наставлений все пишут: сначала ты уткнёшься в темень, — да? — в темноту. И неким образцом является тот самый образец из Исхода, который я читал про Моисея на горе, который входит во тьму. Это всегда вспоминают в исихастских практиках всего мира. И католики тоже.
Это обязательный этап любых наших поисков, потому что ты начинаешь механически повторять и биться лбом об стену когда ты упираешься во тьму. Чего-то не понимаешь. И тебя охватывает отчаяние. Если ты этой тьмы не проходишь…

Кто-то мне рассказывал (рассказывала Вика), о том, как она с буддистами встречалась с юными, чего там было?

Валентина: [??] Она шла на выставку, там шли лекции о том, что такое буддизм, о практиках буддистских. ..Спрашивали о том, как приходит просветление…

А.Г.: Молодые люди подошли к Вике, которая какое-то время провела в монастыре в буддистском — она такая девушка активная у нас — дело в том, что проблема то в чём, вся проблема в том, что молодые люди слоняются по разным мистическим практикам в поисках всё того же яблока познания добра и зла. На самом деле, когда они просят Вику рассказать, они будто спрашивают — в каком дацане, куда поехать, чтобы «ух!» — и просветление получить. Понимаете?

Рецепт они ищут, таблетку, яблоко, чтобы сожрать чего-нибудь и мгновенно это почувствовать. И это самый страшный тупик, потому что на самом деле это упирается вот в это непрестанное повторение молитвы, мантры, танца, усилия, практики. Нету без этого выхода к сфере богов ни в одной культуре. Где-то там наркотическое растение могло, конечно, использоваться для практик. Но, во-первых, вы меня простите, там же ведь тоже огромное дерево, и искажений же было гигантское количество. Может быть, именно исихастская практика она настолько чётко прослеживается без замутнений: преемственность, что, в общем, это та аутентичная школа, на которую конечно мы можем опираться, несомненно. А что касается современных взглядов на шаманизм, насколько мне известно, серьёзные исследователи всегда писали, что древнейшие практики предполагали изнурительные танцы.

Может быть, это самое главное в наших разговорах, вот это вот ощущение — я пытаюсь контр-чудо некоторое сообщить. Я хочу сообщить, что благодать — это мы о благодати говорим — в Ветхом Завете это называется Шехиной, — та же самая Божья Благодать. Она без усилий не даётся, и не должна. А Палама писал о постоянном присутствии энергий Божественных в мире и в каждом человеке.

Записала Nika