Метафизика 15. Страшный суд, Ад и Рай / Заключительная
В католицизме и святоотеческих Писаниях существует понятие «последних четырех вопросов»: смерть, Страшный суд, Ад и Рай. О смерти мы говорили предыдущей лекции (см. «Метафизика» №14). Сегодня начнем разговор с понятия Страшного суда.
«…Однажды на Востоке взойдет Солнце. Светоч правды — Иисус Христос, несомый облаками небесными и во главе сонма Ангелов…».
Известно, что священники погребаются и отпеваются головой на Восток — в сторону, где восходит Солнце, а миряне наоборот. Поскольку священники должны воскреснуть лицом к мирянам, чтобы подняться и начать проповедь.
Правда, часть из них именно из-за этого положения немедленно застынут и превратятся в «соляные столпы», поскольку они неправильно служили. Об этом тоже не надо забывать. Здесь мало преимуществ и у той, и у другой стороны…
«От лика Всевышнего будет исходить такой жар, что суша превратится в пепел, а моря — в пар. Солнце и Луна померкнут, а звезды посыплются со свода небесного. Ангел раскроет Книгу Жизни, где записаны благие дела и грехи, зачитает имена спасшихся, и те встанут одесную (по правую руку, — прим. А.Г.) Судьи.
И тогда Господь обернется направо и скажет: «Войди в радость Господина твоего! А тем, кто слева, произнесет: «Отойдите от меня. Я никогда не знал вас!» И в тот же миг все их душевные тайны станут явными, так как, воскрешенные будут наги телом и душой, и беззащитны перед очищающим огнем, который чистым душам несет благодать, а грешникам — невыносимые муки…
К этому моменту Земля и прежние небеса уже окончательно исчезнут, и в пылающей Горней голубизне проступит очертание мистической розы — Новый Иерусалим, сходящий с неба, приготовленный как невеста и украшенная для мужа своего.
В тот же миг распахнувшаяся внизу неизмеримая бездна явит озеро огненное и серное, лишенное былой опоры, и оттуда проступят почерневшие тела тех, кто осужден на вечное проклятие. Строем они низвергнутся в пропасть и падут до самого дна, где будут во веки веков корчиться и стенать от непрестанных мук.
В вышине над смрадным дымом адского провала Михаил (Архангел Михаил, — прим. А.Г.) и его воинство схватят Люцифера с бесовской ордой и ввергнут их в преисподнюю пожирать и быть пожранными, терзать и быть терзаемыми во веки веков бесконечно…»
Это сцена Страшного суда. Как вы думаете, так оно и будет?
Здесь много парадоксов, но главный из них — психологический. Он сводится к простой вещи: «кто из вас без греха — пусть первый бросит в меня камень…». Не очень понятно, кто такие «абсолютные праведники». Поскольку от самого принципа гордыни ни один из праведников не умер со словами: «Я праведный и святой идеал, смотрите все на меня!» До конца жизни все каялись в своих грехах перед Господом.
Достижима ли сама по себе полная победа над греховными помыслами?
Зал: Нет, не достижима. Это остановка в развитии.
Александр Геннадиевич: Вы сразу подбираетесь ко второй части. В миг Страшного суда описываются Ад, куда проваливаются грешники, и Рай, куда восходят праведники (Горний Иерусалим).
Обратите внимание, что описание Рая в средневековой литературе подробно и прекрасно, а образ Ада в аллегорической поэме решился выразить, пожалуй, один Данте Алигьери.
Существует тема или зачин детских песен (вы их сами вспомните в больших количествах): «За лесами, за горами есть счастливая страна…». Как только дело касается следующего шага — как устроена эта счастливая страна? — мы начинаем кричать: «Ах, утопия!».
Социализм был прекрасной и светлой мечтой, которая рождалась еще задолго до Карла Маркса. Она имела свое происхождение именно из христианских представлений о Рае. Как модель «Город солнца» Томаса Мора — это образ земного Иерусалима, описанного в Откровении Иоанна Богослова.
Я хорошо помню гравюру Питера Брейгеля-старшего… (вы можете это заметить у большинства авторов эпохи Возрождения, которые создавали подобные сюжеты). На гравюре изображена сцена Страшного суда. Справа находятся праведники. Они похожи друг на друга, как шахматные фигурки. Слева изображены грешники в ужасных позах с тщательной художественной проработкой.
В чем дело, как вы думаете?
Зал: Потому, что пока он человек — он грешен. Пока он грешен — он человек.
А.Г.: Во-первых, смотря что мы имеем в виду под словом «грех». А во-вторых, согласитесь, что человек в определенном смысле от греха освобождаться должен. Никто из нас в этом не сомневается, правда? Вся проблема в том, что же такое блаженство?
Для средневекового человека, особенно на грани ХI -ХII веков, борьба с плотскими грехами, в частности с сексуальным грехом, не была борьбой в смысле: я смотрю на девушку, облизываюсь… и отшатываюсь — никакого греха! Средневековая Европа боролась с грехами вполне себе материально. Притчу «Кто первый бросит в меня камень…» довольно рано интерпретировали, как притчу, которая была добавлена евангелистами. Еще Блаженный Августин изволил сомневаться в ее подлинности.
Боролись с грехом «с топором в руках»: выжигали каленым железом, ловили грешниц, я уже не говорю о начавшемся чуть позже процессе ведьм…
С точки зрения психоаналитика «процессы ведьм» были садистской реализацией полового влечения инквизитора. У многих авторов позднего Средневековья, включая сюда Данте Алигьери, проскальзывали мысли о том, чем же занимаются праведники в Раю. Люди пришли к выводу, что они сидят на краю Рая, смотрят на пытки мучеников в Аду и получают от этого удовольствие: «Ага! Вот так тебе и надо!».
То есть, речь идет о развитии психологического садизма за счет вытеснения секса из культуры. Есть авторы, которые считают инквизицию результатом этого процесса. Поскольку инквизиторы были в первую очередь черными монахами и иезуитами. Конечно, никаким сексом они не занимались — они с ним боролись. Во время пыток они получали удовольствие от криков и стонов своих жертв. Это удовольствие почти неминуемо оборачивалось сексуальным.
В философии и логике есть принцип, который получил название «энантиодромия». Это принцип, по которому некое начало, достигающее своего абсолюта, автоматически приобретает противоположные свойства. Когда Бодлер в «Цветах зла» говорил: «Хочу в Ад — мне там веселее», — он по-своему выражал настроение, нараставшее к концу Средневековья.
Что такое вечное блаженство?
Зал: Скука.
А.Г.: На чем она основана?
Зал: На однообразии, отсутствии разнообразия.
А.Г.: Однообразие порождает все то, что мы называем «депрессией».
Например, если человек каждый день имеет возможность и катается на каруселях, то через неделю он начинает воспринимать это как тяжкую работу. Дальше он ищет любые способы избавиться от «карусельной тюрьмы». Единственный способ освободиться — мгновенно забывать: покатался на каруселях, вечером бах! — инсульт. Утром проснулся: «О карусели!» И опять кататься…
Если этот «дневник памяти» сохраняется, то блаженство оказывается изнанкой Ада, или Ад — изнанкой Рая. Рай и Ад окажутся в одном кругу, почти неотличимые друг от друга, поскольку бесконечные пытки перестают восприниматься точно так же, как и бесконечные радости. И то, и другое теряет свой смысл.
Эта мысль по большей части принадлежит Оригену. Ее так же развивал и святитель Григорий Нисский. Они, как и Данте, придерживались учения об апокастисисе. Вне всякого сомнения, «Божественная комедия» — это книга, посвященная возможности апокастасиса. Это неминуемое восхождение душ к блаженству, пусть даже через бесконечное количество времени. С точки зрения Григория Нисского другого пути быть не может.
Но мы опять упираемся в вопрос о вечном блаженстве. Получается, что для того, чтобы продолжалось блаженство, они все время должны падать в Ад…
Зал: Значит, они должны обладать памятью?
А.Г.: Память, фактически, — это и есть мы. Некое представление о внешнем «Я» Апостола Павла и гностиков ничем не отличается от понятия «память». «Я» — это то, что я о себе помню: моя семья, мои привычки, мой язык (который тоже результат развития памяти). Круг Ада и Рая в гностических писаниях описывался змеем, который кусает сам себя за хвост. В этот сложный символ входит и описание проблемы блаженства.
Сейчас все большая часть мыслящих людей (стало неприлично говорить «интеллигентных») говорят, что не верят ни в Христа, ни в Троицу, а верят в общую полезность веры для народа. В чем сложность христианской веры?
Зал: В противоречиях
А.Г.: Какое главное противоречие? Где Царство Небесное в христианстве?
Зал: Внутри нас.
А.Г.: Это значит, что в человеке существует два равноправных начала: «Я», которое обусловлено нашей памятью, и второе «Я», для которого нужна христианская медитация, труд и которое обусловлено нашей верой.
Этому основополагающему подлинному «Я» — «причине нашего бытия» — никакого определения дать нельзя. Оно не помещается в систему теорий, убеждений и концепций. В него можно только поверить. И навязывать оно ничего не может. Поскольку тогда оно нарушит принцип любви и станет «властвующим Я», то есть, вступит с человеком в человеческие отношения и будет отдавать приказы.
Отсюда, берется апофатический принцип. Эту веру нельзя описать позитивно. Ее можно описать только через «не»: не пытайся хватать все, что плохо лежит; не пытайся делать из человека раба; не удерживай; не цепляйся…
Все что связано со счастьем — связано со свободой: не удерживанием, не цеплянием, не привязыванием. Чем больше мы зависимы от явлений материального мира, тем более мы несчастны.
Это и есть грех — попытка определить себя через всевозможные материальные ценности . Отцепишься — становишься счастливым. Бегаешь по кругу и думаешь: «Нет денег, нет денег, нет денег…». Потом понимаешь, что на кусок черного хлеба хватает, и ладно… Как только ты себе эту мысль сказал — становится легче. Это «легче» и есть апофатика в самых разных религиях. Наступает некоторый миг, когда катофатика (Богообщение, встреча с Фаворским светом) начинает играть свою роль. Мы обсуждали его в лекции по исихазму (см. «Метафизика» №13.)
Если человеку нужно удовольствие — он его получает с помощью власти: мужчиной, женщиной, командой, большой организацией, страной… Если ему нужно счастье — он его получает, когда может отпустить на свободу. Например, говорит женщине: «Гуляй! Я люблю тебя, но лишь бы ты была счастлива!» А если он ее скрутил в «бараний рог» и приковал цепью к батарее — это садистское удовольствие, Ад.
Такой ад в виде чистых страданий существует только в христианской традиции. В этом смысле, как у Григория Нисского и Оригена, буддийстские Ады — это наши варианты Чистилищ. В тибетской Книге Мертвых приводится абсолютно апофатический принцип, который заключается в том, что человек умирает и попадает в несколько миров, населенных чудовищами. Эти чудовища норовят пожрать грешников, как бесы в Аду. Тогда умершая душа должна произнести чудовищам: «Вы всего лишь порождение моего воспаленного ума!» И они исчезнут…
Согласно этим представлениям, если вы чувствовали себя настолько виноватым, что после смерти оказались в Аду — это очень важно произнести.
В лекции о безумии (см. «Метафизика» №6) мы уже говорили, что все образы ада — это то, что может породить сам человек. Чертям, бесам, «зеленым человечкам», привидениям нужно человеческое воображение, чтобы воплотиться. Без они него невоплотимы. Это один из признаков свободы и Богоподобия человеческого.
Обратили внимание, как стараясь построить Рай на земле, он закономерно оборачивается Адом?
На этой схеме двенадцать фигурок: 12 Апостолов и 12 Врат из описания в Откровении Иоанна Небесного Иерусалима. «Двенадцать врат и улиц, ведущих к одной точке в городе. Врата каждые вырезаны из одного цельного изумруда, а улицы выстланы прозрачным золотом…» Я думаю, что «прозрачным золотом» — это свет. Такой образ «энергетического кристалла», очень похожего на мандалу. В описании Небесного Иерусалима легко увидеть внутренне «Я» к которому стремится человек.
Есть здесь еще одна тайна, о которой мы говорили на прошлой лекции (см. Метафизика №14). Неслучайно Церковь пришла к выводу (за исключением некоторых протестантских Церквей), что можно крестить младенца в детском бессознательном возрасте. Почему это возможно?
Крещение — это таинство. В таинстве и мистерии не нужно сознание, а нужен отказ от сознания. Участвуя в таинстве, мы прикасаемся к центру — то есть, к всеобщему. А это значит, что ради участия в таинстве, мы должны отказаться от памяти. Мы должны отказаться от припоминания себя и на миг слиться со всеми или с этой изначальной точкой и ее энергией. Поэтому, в древнем обряде крещения Иоанн Креститель, скорее всего, не брызгал водичкой из Иордана, а кунал под воду, пока не теряли сознание. Новое рождение — есть новое рождение. Для этого сначала надо «умереть»: забыться, отключить сознательные воспоминания.
Если мы движемся от Пасхи к Пятидесятнице, то здесь есть еще одна деталь. Благодать сошла на Апостолов только после того, как Спаситель окончательно покинул этот мир. Почему Он не благословил Апостолов лично и не подарил им благодать? Потому, что его личное сознание (человеческая индивидуальность) эту благодать затмевала. Апостолы и ученики любили Учителя, а не Бога. Как сейчас приходят советоваться к священнику, а не к Богу.
Что такое «телесное Воскресение»? Зачем оно понадобилось? Христос сказал: «Все кровь моя и плоть моя. Пейте и Ядите…»; «Ядый Мою Плоть, и пияй Мою Кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем».
(Ин. 6, 56).
В чем мы участвуем, когда участвуем в евхаристии? Что это за чувство?
Дмитрий Анатольевич: Сопричастности к смерти и Воскресению Господа.
А.Г.: Что для нас означают смерть и Воскресение Господа? Что мы чувствуем в этот момент?
Д.А.: Связь с Христом
А.Г.: Но мы ведь знаем, что ни просфора, ни кагор не являются частью Христа?
Д.А.: Мистически — являются.
А.Г.: Что такое «мистически»?
Д.А.: Это таинство
А.Г.: Понимаю, но для меня «таинство» очень близко понятию «символ» Платона.
Католический святой Бонавентура (1218 — 1274гг.) первым сказал: «Бог есть круг, центр которого везде, а окружность — нигде»
Я ни в коем случае не отрицаю мистику. Но, Вы можете назвать какой-то миг, когда не происходит евхаристия? В разных церквях, в разных часовых поясах евхаристия есть всегда. Я думаю, что одно из главных посланий Христа заключается в том, что материя: хлеб, просфоры, вино, полученное из винограда, выращенного на земле — больше не греховны. Тело (плоть) больше не является греховным. Оно является границей духа. Христос ее освещает и говорит: «Я в вас, а вы во мне». Думаю, ни один христианин не будет отрицать такую формулировку, по той причине, что человеческая плоть становится священной в этот миг. Мы поглощаем просфору вовсе не святым духом, и отнюдь не святыми устами пьем кагор.
Плоть одухотворена и может стать частицей воскресшего тела. Это действительно глубоко мистическое ощущение слияния с Божеством. Как сказал Христос на Тайной Вечерии, это есть «слияние во плоти».
Когда мы пытаемся заниматься самопознанием, мы все время приближаемся к точке, которую не можем выразить словами. Вспомните надпись на храме Афины: «Познай самого себя».
В метафорическом смысле распятие и воскресение происходят с нами каждый день. Я не знаю, есть ли здесь кто-нибудь, кто каждый день не «умирает», будучи распят на каких-то своих грехах. Мы каждый день стремимся к каким-то своим желаниям, своим маленьким целям, каждый день часть из них не выполняем, и у нас что-то отмирает внутри. Мы даже произносим: «Ой, а я аж обмерла!».
Это — маленькая смерть. Чем сильнее надежда, что она произойдет, тем «маленькая смерть» больше похожа на смерть «большую». Вера как раз и заключается в том, что в нас существует нечто бесконечное и единое для всех, которое выше наших маленьких смертей: смертей наших маленьких надежд, маленьких мечтаний и желаний. Как только человек находит эту точку — происходит маленькое воскресение.
Сложно понять, что «Я» — это не только я. Слова: «Я Бог» и «Следуйте за Мной» — в некотором смысле, относятся к каждому из нас.Конечно, трудно говорить о таких вещах со светской точки зрения. Но нет иного способа. Потому, что иначе мы так и живем опутанные в своих «грехах»: желаниях, привязанностях, мечтах, страстях, сравнениях с другими. Нет иного пути, кроме Воскресения.
Для меня, светского человека, мы говорим об «энергии покоя», которая существует в человеческой душе и из которой душа происходит. Поэтому Тертуллиан сказал когда-то, что «душа человеческая по природе своей христианка»…
***
На этом я хочу закончить цикл лекций. Многие просили меня оставить время на вопросы. Давайте поговорим в свободном пространстве о том, что вас интересует. Что осталось непонятным, и о чем вы ходите поговорить?
Вопрос: Что происходит с душой после смерти тела?
А.Г.: Не знаю… Давайте фантазировать, что происходит с душой после смерти тела?
Зал: Она уходит из тела.
А.Г.: Я думаю, что по обрядовым процессам я не большой специалист. Кроме «трех, девяти, сорока дней», ничего нового вам рассказать не смогу. Поскольку именно так они описаны.
Зал: Душа остается жива
А.Г.: Вот видите, такое интуитивное знание у нас есть.
Есть у меня подозрение, что даже самые страшные материалисты тоже в это верят. Без этой веры невозможно было бы сказать: «Да, я враг народа, шпион», — на знаменитых Сталинских репрессиях. Только вера, что это еще не конец, может позволить человеку пойти на свой крест. Поскольку, если жизнь представляет из себя абсолютную и главную ценность, то абсолютное большинство подвигов было бы невозможно. Если бы человек правда считал, что главная ценность его жизни — сама биологическая жизнь, а смерть — это грань, после которой наступает абсолютная темнота, то витальный инстинкт остановил бы его. Если мы говорим: «Душой управляют одни биологические инстинкты», — то человек ни на что ради себя и ближнего своего не способен. Но ни в какие времена витальный инстинкт человека не останавливал. И всякая жертва — это форма веры в бессмертие человеческой души.
Из нашей схемы и представления о Воскресении мы можем кое-что извлечь. Чем ближе душа исходной точке, «центр которой везде, а окружность нигде», тем больше мы теряем памяти. Если мы попробуем понять грех, как «зацепленность», укорененность в одной только материальности, то человек, который считает единственной ценностью материальную жизнь, окажется где? — Каждый окажется в Аду своих страстей.
У нас есть прекрасный образчик в кругах Ада — Данте Алигьери. Страстный поклонник женских тел окажется в вихре обнаженных женщин. То есть, как во сне, его мечтание будет выполнено. И неизвестно, сможет ли он сказать себе буддистскую фразу: «Все это — порождение моего ума (моей памяти)».
Чем больше человек понимает равенство двух своих природ, чем больше в его жизни присутствовали точка, откуда он слышал свое призвание и двигался к своему счастью, умел сам быть свободным, несмотря на обстоятельства, и умел отпускать на свободу других, — тем больше шансов, что у этой души существует другая память. Шансов, что эта душа окажется в каком-то ином, более сложном мире. Некоторые средневековые авторы считали, что таких миров существуют тысячи, буддисты считали, что их существуют не менее трехсот.
Это очень примитивный взгляд на вещи, поскольку нужно говорить спокойно и долго. Мы ощущаем себя сначала не частью единого Бога, поскольку Он и в видениях Иоанна Богослова остается недоступным, даже для тех, кто приблизился к Его престолу. А мы ощущаем себя частью какой-то большей общности, иного «Я». Возможно, Сын Божий — одно из имен этого нового «Я».
Чем человеческие помыслы при жизни были ближе к этому единству, тем больше у него свободы и возможности вернуться в наш «плотный мир». Помните, Ад у Данте — это очень жесткая неподвижная структура, фактически, каменные лабиринты. Если человек «заякорен» в материальном — он так и блуждает в этих кругах. Круги построены его воображением, но тем не менее, надо найти в себе силы сказать после смерти: «Все это создано моим умом». Поскольку, если ум привык к тому, что реальность — это только то, что он видит своими глазами, то ум может создавать реальность любой степени сложности. Например, «Роза мира» Л.Андреева — это одна из возможных реальностей, созданных воображением.
Я пытался объяснить это про апокалипсис. Здесь не столько навык отрицания самой жизни, сколько ее значимости для себя и ее окончательности. Во имя этой реальности приходится отрицать другие реальности: прихоти и желания. Надо же не просто сказать: «Все это создание моего ума!», а почувствовать. Душа должна научиться отрицать возникающие реальности.
Когда ты это говоришь — начинаешь терять то, что мы называем памятью. То есть, привязанность к миру. Дальше человек создает себе ад, либо учится отделять себя от этих видений. Но тогда его привязанность к этому миру начинает улетучиваться еще быстрее.
Думаю, что человек остается в мире своих наиболее искренних и страстных желаний. В определенном смысле, это и есть Ад. Старуха из сказки А.С.Пушкина о «Золотой рыбке» станет там «владычицею морскою». Но там совсем не то, что она ожидала. Непростое это дело, быть Золотой Рыбкой и «Владычицею морскою». Быть святым, в смысле горячо любить этот мир, души, которые остались в нем, желать их спасти… Это и есть подвиг сохранения двуприродности человеческой: любви к миру, ради создания поддержания которого, мы были созданы Богом и ради любви к Источнику этой силы. Вот тогда, наверное, человек может вернуться. И возможно поэтому, не торопится возвращаться Христос в том виде, в котором я читал вначале лекции. Если Он любит этот мир, то вряд ли Ему хочется «дуть в трубу и срывать с неба звезды».
Есть в этом еще оно очень человеческое ощущение: мы по-настоящему начинаем верить в существование этого мира только во время настоящей беды. Он открывается нам во время трагедии. Почти как у Набокова в «Приглашении на казнь», когда пытка становится невыносимой и декорации распадаются,- возникает другой мир.
Недавно на нашем Форуме, в разделе «Вопросы Доктору» , был задан потрясающий вопрос. Женщина написала, как на пределе трагического чувства у нее было ощущение, будто «пошли трещины» в пыльной реальности, и в этих трещинах появился кто-то добрый и благостный.
Мы это можем чувствовать только в глубине трагедии. Когда сама жизнь заставляет ее отказаться от чего-то невероятно важного для нее, тогда в разломах мира появляется благой свет, человек обретает веру. И смерть близкого — это нередкий вариант приобщения к вере.
Пока мы живем спокойно, нам не нужно меняться, искать это начало, мы живем и живем. Поэтому, это всегда крест. Отсюда так понятно внутренне (не теоретически) воспринимается Новый Завет. Возглас: «Отче! Да минует меня чаша сия..», — мы как-то по-своему каждый день произносим, только забываем добавить: «…да будет, как Ты хочешь, а не как я».
Вопрос: Как Вы относитесь к чудесам, которые описаны в этой книге?
(Мишель де Сен-Пьер «Бернадетта и Лурд», М.: Общедоступный Православный Университет, основанный протоиереем А.Менем, 2006.- прим. ред.)
А.Г.: Очень хорошая книга. Во-первых, это последний перевод Анастасии Цветаевой, уже пожилой. Последняя работа, которую она сделала. А во-вторых, у нас почти нет материалов о Лурде, а это и по сей день самое популярное место христианского паломничества. Католическая Церковь, в отличие от нашей, имеет два исследовательских института — один в Ватикане, другой во Франции, которые занимаются исследованием чудес.
Далеко не всякое исцеление будет признано чудом. За все время было порядка 70 официально признанных исцелений. Каждое исцеление изучается. Оно должно быть задокументировано и подтверждено соответствующими медицинскими документами, что это не просто недомогание, а органическое заболевание. Очень небольшое количество случаев было сочтено истинными чудесами, но их десятки. Это очень серьезное учреждение. И слишком много желающих этому не доверять. Поэтому собрана невероятно достоверная информация.
Если будешь иметь «веры с горчичное зерно», то пожалуй, сможешь двигать горами. Когда христианин прикладывается к евхаристии, в это мистическое переживание входит одухотворение плоти. Это означает, что вера действительно способна преобразовывать плоть. Только для этого она действительно должна оказаться верой, а не истерикой и не словами, что вера — это хорошо, Бог наверное есть где-то там… Вера — это ощущение присутствия живого Бога в душе и возможность диалога с Ним.
Человек остается человеком — двуприродным существом. И поэтому, материальные атрибуты: мифы, события места — могут веру усиливать. Но для того, чтобы произошло чудо, она должна быть верой, а не страстным желанием исполнить свое желание или выпросить чего-то для себя. Все это попытка манипулировать Господом Богом. А Богом нельзя манипулировать — Бога нужно любить. Тому, что такое вера — нужно учиться. Мы с вами с разных точек зрения обсуждаем это пол года.
Почему здесь нужен целый институт, вроде того, что существует в Лурде? — Потому, что есть еще самовнушение. Но самовнушение — это чисто психологический и психотерапевтический вопрос. Даже оно иногда способно менять некоторые органические проявления. Но главным образом, чудеса, которые оно производит, связаны с теми болезнями, которые самовнушением же и вызваны.
Например, все случаи изгнания бесов, с которыми мне приходилось сталкиваться у отца Германа и вокруг отца Германа, ничем кроме истерик не являлись.
Зал: А что такое истерика?
А.Г.: Я думаю, на бытовом уровне, что такое «истерика» все знают. Если очень кратко: когда человек, вместо того, чтобы высказать свое мнение, демонстрирует его каким-нибудь телесным изменением или телесной болезнью («истерическая конверсия»). Например, свою униженность, оскорбленность, нереализованность своих желаний, вместо слов выражает через болезни. С его точки зрения все окружающие должны сбежаться и начать помогать ему избавляться от болезней. Тем самым, он становится значимым.
Лурд сталкивается и с другими феноменами. Хотя конечно, подавляющее большинство чудес, которые там происходят, имеют в первую очередь психологическую причину. Так же, как и кодирование. Мы все хотим чудес от доктора. Вы меня спросите: «А разве кодирование невозможно?» — Может ли один человек поставить в голову другому код? Если бы все это было бы возможно, то самого Довженко, который это придумал, на свете бы не было. По той простой причине, что Иосиф Виссарионович или Фюрер нас «закодировали» так бы, что мало бы не показалось!
Все это понимают. Однако, как только человек приходит к врачу, эти соображения теряются. Вдруг доктор знает больше…? Они построены на ожидании чуда.
В классическом случае кодирования нужно было ехать в Феодосию в советское время, долго, трудно на поезде; пробиться на прием, часами ожидать доктора, быть голодным (есть было нельзя), за две недели запрещалось пить спиртное… В Лурд тоже надо ехать, стоять в огромной толпе народа, найти места в гостинице, добраться до пещеры, где очень жарко, все это выдержать, а потом окунуться в ледяное озеро…
Основная масса исцелений точно такая же, как у Довженко. Их по несколько тысяч ежемесячно. Такого рода исцеления чудесами там не считаются.
Бывают ли чудеса? Да. Если вы причащаетесь, то сообщаете себе, что чудеса возможны — материя преобразуется духовно и существует, как реальность. Исследования этих двух институтов меня вполне убеждают. В наши дни эти исследования чудес стали только более глубокими и серьезными, чем в прошлом веке.
Есть разные уровни. Можно верить в доктора Довженко, но это немного не та вера, которая имеется в виду. Это — халява. В халяву мы верим больше всего, что нам дадут чего-нибудь сожрать, большое, как блин (можно противное и горькое), — и тут же все пройдет! Доктор должен обладать талантом убедительно сказать, а чаще — верить в это сам. Кашпировский точно верит, что он гений и через него действует абсолютная сила, которая спасает людей. И Довженко совершенно искренне верил, что заливая в горло человеку хлорэтил (детскую «заморозку», которая с тех времен стала стоить безумных денег и оказалась в дефиците), можно избавить пациента от зависимости.
Но он в это искренне верил и мог убедить других. Я в это не верю. Поэтому, если буду бегать сейчас с хлорэтилом — вы мне не поверите, я буду играть. Это не вера, а отсутствие критики — «первородный грех» (см. «Метафизика» №9). Люди ждут «волшебного яблочка» или «волшебной таблетки», чтобы не тратить силы. А мы несколько занятий назад говорили, что подлинная вера требует труда (см. «Метафизика» №14). Это тяжкий труд парадоксальной человеческой природы.
В книге «Бернадетта и Лурд» есть вывод, что если человек уже учился Богообщению, то чудеса случаются чаще. Конечно, Лурд — это намоленное место и вокруг него аура невероятной человеческой веры. Но все зависит от того, как человек относится к Лурду, а не как Лурд относится к человеку.
Здоровье не может быть целью. Это тоже самое, что мы сегодня говорили о райском блаженстве. Здоровье ради здоровья никому не нужно: здоровый мужик… сижу занимаюсь онанизмом, — что мне еще делать-то? Здоровье — это энергия, а энергия это средство. Сколько бы не учил батюшка: нельзя просить Бога для себя, можно просить для других, невозможно спастись одному. И даже Апостолы на Пятидесятнице получают благодать от Господа вместе. И получают они ее не для того, чтобы «покайфовать» и побалдеть, а потому, что они получают энергию, необходимую для проповеди по всему миру. Почитайте «Деяния Апостолов». Это уже более позднее время, но они все считаются исторически подтвержденными.
Вопрос: За последние сто лет было несколько явлений Пресвятой Богородицы. Первое — в Лурде, потом в Португалии, после в Меджугорье (продолжается и сейчас). При чем, все это только у католиков. Почему-то на православных канонических территориях такого не происходит. Господь и Пресвятая Дева хотят что-то сказать? Это какое-то обращение, послание к человечеству? И Вы лично верите в это?
А.Г.: Я верю в Человека.
Зал: А Вы были в Лурде?
А.Г.: В Лурде (Франции) и в Португалии был, а Меджугорье — нет. Оба места потрясающие. Я думаю, в России было некоторое время (в православной культуре), когда человек в Богородице не нуждался. В дореволюционной России было аж два руководства, описывающих о явлении Богородицы русским войскам в ХIХ веке. В веке ХХ православные территории как-то перестали обращаться к Богородице.
Я уверен, образ всегда порождает человек, а не Источник. Он воплощает те сущности, о которых грезит человечество. У буквалиста, который «привык все щупать своими руками», была большая потребность в явлении пришельцев. Поэтому на православных территориях Богородицы не было, а пришельцев было полным-полно.
Современный мир все время производит «шоу» (обстоятельства). Если у человека исчезает смысл — он начинает путаться в обстоятельствах, как в гидре: им «отрубаешь голову», и тут же вырастают семь новых. В них становится невозможно разобраться. Когда нужен кто-то, кто знает, где проходит «круговая черта по лику бездны» — тогда появляются образы Софии или Богоматери (см. Метафизика №10).
Все зависит от того, что Вы имеете в виду. У слова «промысел» есть много оттенков. В том числе, у промысла Божьего есть значение «приговор». Вы имеете в виду промысел или приговор? Если вы подразумеваете призвание, интенцию, как в католической молитве, то вы имеете в виду проявление любви. Если человек учится добиваться своего признания, то он может почувствовать себя счастливым, какой бы аскезы от него это не требовало.
Мы не раз вспоминали русских математиков. У русской математической школы в Сталинские времена была сложная жизнь, но они чувствовали себя счастливыми.
Если ты следуешь своему призванию и собираешься трудиться, то ты ощущаешь счастье. Счастье — это единство с Божьим промыслом. А все, что касается сущностей и являющихся образов, то это символы, совместное производное Божьего промысла о человеке (или любви) и человеческого ума. Поскольку энергия, с моей точки зрения, образы создавать не может.
Воспрос: Насколько реальны сглазы и проклятия?
Детерменированы (обусловлены) ли случайности?
А.Г.: Мы об этом говорили на примере кодирования. Если человек верит в сглаз — он способен породить сущность. Только человек! Он может и заболеть, но это будет продуктом его веры в сглаз, то есть — суеверия. И для него это будет абсолютная реальность.
Зал: Хорошо, возьмите случайности, которые сыпятся на тебя, как из «ящика Пандоры»: «Пришла беда — открывай ворота»…
А.Г.: Весь русский народ говорит, что он хочет свободы и независимости, но Сталин до сих пор является самым популярным политическим лидером. На самом деле, русский народ тоскует по жесткой руке и зависимости. И мечтает о том, чтобы вернуться в социалистические времена, где было распределение студентов, у всех одинаковые зарплаты… Я не говорю, что там не было ничего хорошего. Речь о том, что сейчас это некоторая мечта большинства. А на словах все будут говорить, что они хотят свободы, уважения, достоинства…
Зал: А случайность при чем здесь?
А.Г.: Вы говорите: «Я этих случайностей не хотел!»… Не знаю: может хотел, может не хотел, а может говоришь, что не хотел. Это во-первых. Во-вторых, все зависит от очень простой вещи. Я называю это христианской медитацией (см. Метафизика №8). Если случайности не случайны — в них есть какой-то знак…
Зал: А если они ведут к пропасти, о каком знаке можно говорить?
А.Г.: Такого рода рассуждения «ва-аще» невозможны. Нужно знать, что Вы имеете в виду под словом «случайности»…
Я сегодня шел по улице, случайно споткнулся, упал, попал под автомобиль, и из-за этого произошло еще много чего…
Зал: Это одна случайность.
А.Г.: Как это, одна?! А я еще случайно оказался на этой улице, в это время, и вообще родился совершенно случайно…На самом деле все это могло произойти из-за того, что я на старости лет любовался девушками в мини-юбках и был просто рассеян. Рассеян я могу быть еще по тысячи другим причинам: могу думать о докторской диссертации, переживать от чего такой несчастный… Все случайности зависят от того, насколько мы сконцентрированы и умеем переключать зону внимания: плывешь — не открывай «клюв»; идешь на светофор — не смотри на мини-юбки.
Для того, чтобы можно было сохранять два внимания одновременно — существует понятие труда. Когда мы монотонно выполняем какое-то действие, оно для нас безопасно. Дзенский монах 20 лет вырезал удочку их дерева. Это — форма медитации. Он что-то делал, и в тоже время, медитировал. Он выполнял монотонную работу: не переходил дорогу, не бегал за девушками, а осознанно сосредотачивал свое внимание на деле. Это я и называю трудом: «Делу время, — потехе час». Мы вместо этого все время норовим где-нибудь на левом повороте в час-пик поговорить по мобильному телефону, накраситься в пробке, а потом жалуемся, что это случайность.
Чтобы человек смог понять, насколько все произошло случайно, а в какой мере по его собственной вине, — он должен сесть в «позу лотоса», расслабиться и спокойно обдумать что все произошедшее значило…
Зал: А если нет времени?
А.Г.: Тогда… у Владимира Высоцкого была такая песня:
«…И лежу я на спине
Загипсованный,-
Каждый член у мене —
Как расфасованный…»
Это песня про то, что если ты не хочешь медитировать сам, то случайности тебя заставят задуматься. Для медитации не нужно много времени. На нее нужно желание и размышления. Не я должен анализировать цепочку случайностей, а Вы. Сесть и подумать: чем в это время был занят ваш ум? О чем это может говорить? Что нужно изменить? … И все становится на свои места.
Позвольте мне на этом завершить наш цикл лекций…
Записала Афалина.